Влюбленная в море - Картленд Барбара. Страница 35

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я соглашусь с вами, но только при одном условии. Вы оба дадите слово чести, что не станете искать уединения в каюте или в каком-либо другом месте, где вас не сможет услышать третье лицо.

Последовала короткая пауза, и тут же Лизбет, понимая, что уступка стоит Родни огромных усилий, сказала:

— Я согласна. Дон Мигуэль и я обещаем вам это, и беседовать мы будем, только если кто-нибудь окажется поблизости в пределах слышимости.

— И желательно, чтобы эти беседы были как можно короче. Вы обещаете, де Суавье?

— Даю слово чести, — ответил дон Мигуэль. Его темные глаза встретились с глазами Лизбет, и тоска, которую она в них увидела, едва не заставила ее заплакать. Сейчас Лизбет больше ничем не могла ему помочь. Она встала на его защиту и одержала победу, но чувствовала, что гнев Родни не иссяк, и боялась раздражать его дольше. Дон Мигуэль поднялся:

— Если разрешите, я хотел бы уйти в свою каюту.

— Я разрешаю вам, — холодно ответил Родни. — Часовой будет удален.

— Благодарю вас.

Дон Мигуэль натянуто поклонился Родни, потом Лизбет и покинул каюту.

— Спасибо, — тихо сказала Лизбет, обращаясь к Родни.

Он с яростью обрушил на стол свой кулак.

— Какого черта вы благодарите меня? — воскликнул он. — Если бы я мог, я повесил бы испанца на рее! Но я не допущу, чтобы кто-то еще на корабле догадался, кто вы и почему оказались здесь. И так от вас достаточно неприятностей.

Лизбет, не отвечая, встала, пересекла каюту и на миг задержалась у картины, за которой находился тайник дона Мигуэля. Она увидела, что шкатулку убрали со стола, и теперь она стоит на сундуке прямо под картиной. Заглядывал ли в нее Родни или в своем гневе пренебрег драгоценностями испанца, как и тогда, когда она в первый раз попыталась сказать ему о них? И тут она вздрогнула от неожиданности, потому что голос Родни раздался прямо у нее за спиной. Она не услышала, как он встал из-за стола.

— Лизбет, простите меня.

Сейчас его голос звучал почти робко, ярости не было и в помине. Лизбет взглянула на него и увидела, что его лицо изменилось, с него исчезло высокомерие, и теперь оно больше напоминало лицо прежнего Родни.

— Простите меня, — повторил он. — Мне не следовало вести себя так с вами… но вы довели меня до крайности.

— Забудем об этом, — проговорила Лизбет, сознавая, что никогда не сможет забыть неистовую жестокость его губ и грубое объятие.

— Значит, все в порядке, — с облегчением вздохнул Родни. Как и все мужчины, он стремился побыстрее разделаться с болезненной темой. Протянув руку, он взял шкатулку. — Вы хотели рассказать мне о ней, — напомнил он.

— Шкатулка была спрятана за этой картиной, — сказала Лизбет, стараясь говорить бесстрастно. — Дон Мигуэль достал ее и показал мне.

Родни открыл шкатулку, которую испанец оставил незапертой, и судорожно вздохнул, мгновенно прикинув стоимость украшений.

— Они стоят целое состояние! — воскликнул он и добавил: — Вы говорите, де Суавье показал их вам?

— Да, — ответила Лизбет. — Они были спрятаны за этой картиной. Там за панелью есть тайник.

— Странно, почему ему вздумалось раскрыть его вам… — начал Родни, и Лизбет в замешательстве отвела от него взгляд.

— Впрочем, ответ ясен, — резко произнес он. — Испанец собирался подарить вам их. Он же в вас влюблен, по его собственному признанию.

— Я от них отказалась, — быстро сказала Лизбет.

— Но как же он посмел? — нахмурился Родни. — Он не хуже меня знает, что все ценное на корабле является общим достоянием.

— Сомневаюсь, что вам удалось бы найти эту шкатулку, — спокойно заметила Лизбет. — Если бы он сам мне ее не показал, я ни за что не заподозрила бы, что здесь что-то спрятано. И вы тоже.

Родни перевел взгляд с лежавшего сверху изумрудного ожерелья на Лизбет:

— Он, должно быть, влюблен не на шутку. И вас не потянуло взять их?

— Разумеется, нет! — с негодованием воскликнула Лизбет.

— Хотелось бы вам верить, — сказал Родни. — Может быть, я появился в еще более неподходящий момент, чем решил вначале?

— Я нахожу ваши слова оскорбительными, — сказала Лизбет. — Я уже сказала вам, что отказалась принять драгоценности. И нет надобности обсуждать это дольше.

Сказав эти слова, Лизбет двинулась к двери, надеясь, что он окликнет ее. Но Родни промолчал, и она ушла, оставив его с любопытством разглядывать огромный квадратный изумруд.

Глава 10

Под ободряющие шутливые возгласы люгер пришвартовали к «Святой Перпетуе». На его борту находилось шесть испанцев, и, когда их подняли на корабль, Лизбет увидела, что они именно таковы, какими она воображала всех испанцев до встречи с доном Мигуэлем. У них были грубые сластолюбивые лица, вульгарные манеры, а об их жестокости свидетельствовал вид находившихся на люгере туземных рабов. У каждого вдоль спины тянулись свежие рубцы, оставленные многохвостыми плетками, которыми испанцы подгоняли своих рабов. Эти несчастные разительно отличались от тех туземцев, которых Родни нанял к себе на корабли. Забитые, сломленные духовно и физически, они, казалось, не сознавали того, что с ними происходит, и даже факт, что их корабль захвачен, не пробудил их от апатии.

Родни отозвал старика камерунца в сторону и спросил:

— Знакомы тебе эти люди?

Камерунец кивнул.

— Только они принадлежат не к моему племени, — пояснил он. — Эти люди родом с юга.

— Если они даже согласятся плыть с нами, от них немного будет проку, — вздохнул Родни. — Если я высажу их на берег, смогут они добраться до своих?

Камерунец пожал плечами:

— Раз они до сих пор живы, то наверняка отыщут дорогу домой.

— Так тому и быть!

Родни распорядился, чтобы индейцев доставили в лодках на берег, но и это не вывело их из ступора. Испанцы наблюдали за этим актом милосердия, который казался им действиями сумасшедшего, и откровенно фыркали. Их отталкивающие наглые лица заставляли Лизбет содрогаться. Она вспомнила, как Родни советовал ей лучше принять яд, чем сдаться на милость испанцев, и теперь в полной мере поняла смысл этого совета. Несомненно, умереть предпочтительнее, чем попасть в руки подобных людей.

Лизбет с облегчением услышала, как Родни приказывает отвести пленных вниз и заковать в кандалы. Содержимое трюмов люгера было перенесено на «Святую Перпетую». На этот раз добыча составила небольшое количество серебра и изрядные запасы вина, предназначавшегося губернатору одного из поселений северной части побережья. Но все это было лишь скромным дополнением к основному грузу — жемчугу, который люгер вез в Номбр-де-Диас, чтобы отправить его со следующим золотым караваном. Набитые жемчугом парусиновые мешки были спрятаны в капитанской каюте, но какую бы ценность ни представляло их содержимое в целом, Родни все же не нашел ни одного редкостного экземпляра.

Однако при более тщательном осмотре люгера под половицей каюты была обнаружена маленькая оловянная коробка. В коробке лежало всего шесть жемчужин, но их вид заставил Родни изумленно ахнуть. Он понял, что нашел подлинное сокровище. Бледно-розовые, словно утреннее небо, жемчужины переливались на солнце, такие изысканно-прекрасные, что даже самый неопытный созерцатель догадался бы об их несомненной ценности.

Родни забрал жемчужины для сохранности в свою каюту, распорядился, чтобы люгер взяли на буксир, — ему, как и полубаркасу, тоже надлежало быть разбитым в подходящем месте о скалы, — и передал на «Морской ястреб», что хочет поговорить со своим помощником.

Барлоу незамедлительно прибыл на «Святую Перпетую», вид у него был очень довольный. Он явно обрадовался, что Родни пожелал его увидеть. Сидевшая на палубе Лизбет проследила, как двое мужчин, встретившись, прошли в кают-компанию.

Она догадывалась, что они собираются обсуждать. Хотя об этом и не говорилось в открытую, Лизбет знала, что Родни собирается возвращаться домой.

Позавчера они атаковали небольшой форт, возведенный испанцами на берегу одной из многочисленных бухт естественного происхождения. Бухта была пуста, когда «Святая Перпетуя» наткнулась на нее, но камерунец сообщил, что в форте сосредоточено немало награбленного колонизаторами добра, и Родни быстро составил план действий.