Корделия - Грэхем (Грэм) Уинстон. Страница 50

— У тебя холодные руки. Они не имеют права быть холодными — в таком теплом помещении. Ты нервничаешь?

— Должно быть, шампанское нарушило мое кровообращение. Интересно, почему это происходит?

— Это бывает на промежуточной стадии. Скоро пройдет. Дай, я наполню твой бокал.

На сцену вышел Вэл Джонсон в обмундировании матроса, получившего увольнительную, — соломенная шляпа с черной шелковой лентой, рубашка в крапинку с черным развевающимся галстуком, вельветовая куртка с медными пуговицами поверх белого жилета и брюки-клеш; черные усы густо нафабрены; пенсне на ленточке и огромная сигара в зубах. Он запел:

Стивен веселился от души.

— Пожалуй, старый проныра заслуживает прибавки жалованья. И он ее получит — в следующем месяце. Но ты что-то совсем притихла. Выше нос, дорогая, завтра суббота!

Смеясь, он повернулся к сцене, и вдруг выражение его лица изменилось.

— Ага, наш старый приятель мистер Дэн Мэссингтон собственной персоной. — Стивен усмехнулся и отвесил преувеличенно вежливый поклон. — Делия, здесь мистер Дэн Мэссингтон. Видишь, вон там, в углу? Поздоровайся с ним.

— И не думаю.

— В нашем деле, — поддразнивал он, — нельзя игнорировать посетителей.

— Я давно его заметила.

— Так вот почему у моей Делии были холодные ручки. Хотел бы я знать, какого черта ему здесь нужно? Что с тобой, любимая? Он уже не может причинить нам зла. Пускай себе скалится, как зловредная старая обезьяна.

— У меня скверное предчувствие. Этот человек связан со всем, что в моей жизни было плохого. Может быть, мсье Густав смог бы это объяснить?

— Вышвырнуть его отсюда?

— Силы небесные, ни в коем случае! Может, вернемся в ложу?

— Чего ради? Но, кажется, он не собирается довольствоваться малым. Идет сюда. Держись, родная, сейчас будет потеха.

С бешено бьющимся сердцем она устремила невидящий взор на сцену. Кажется, там кто-то кривлялся; во всю мощь ухали медные трубы.

— Привет, Кроссли, — раздался сзади знакомый голос. — Ничего, если я присоединюсь к вам?

— Чем тебя не устраивает собственный столик?

— Там не так интересно. Я же не умею притягивать женщин так, как ты. Может, познакомишь меня со своей дамой?

— С удовольствием — если тебе отшибло память.

— Так это все-таки наша юная приятельница? Кошки нет — мышам раздолье? Боюсь, что этому котенку не миновать беды. Не то чтобы я осуждал…

Корделия подняла на него глаза. Он был пьян больше обычного.

— Не то чтобы я осуждал, — повторил Мэссингтон. — Помните, дорогая, я при первой же встрече предупреждал, что ваша жизнь с Бруком окажется невыносимой, если вы не пойдете на компромисс с собой. Вы явно пошли на такой компромисс. Единственное, о чем я могу сожалеть, это что вы избрали не самого лучшего учителя.

Подперев рукой подбородок, Корделия внимательно следила за тем, что происходило на сцене. Нельзя реагировать на его выпады — чтобы не осложнять ситуацию для Стивена.

Но тот уже закусил удила.

— Для джентльмена ты ведешь себя по меньшей мере странно. У меня стойкое ощущение, что язык — самая храбрая часть твоего тела.

Мэссингтон осклабился.

— Зато ты, дорогой Кроссли, ведешь себя в точности, как подобает выскочке.

— Ш-ш! Ш-ш! — послышалось со всех сторон.

Но Стивен уже не мог остановиться.

— Не сомневаюсь в том, что ты поставил своей целью быть выдворенным отсюда — и таким образом бросить пятно на репутацию этого заведения. Может быть, все-таки соблаговолишь выйти сам, и мы уладим это дело в ближайшей аллее?

— В таком тумане? А твои головорезы будут следить за соблюдением правил дуэли?

— Можешь позвать своих друзей — конечно, если таковые найдутся. А если ты опасаешься ранения, здесь наверняка найдутся боксерские перчатки.

— Не сомневаюсь, — съязвил Мэссингтон. — Уж ты сумеешь обучить меня новейшим запрещенным приемам.

— Конечно. Но главное — я научу тебя держать язык за зубами.

— Надеюсь, не навсегда? — Мэссингтон повернулся к Корделии — Вы расстроены? Или вам все равно? Неужели сей сладкоречивый Джек-Обманщик успел убедить вас, что на сей раз, в виде исключения, ведет честную игру? Во что только не поверит женщина! Мой отец говаривал: "Чем женщина красивее, тем глупее. Только дурнушкам удается сохранить ясную голову". По-моему, в этом что-то есть.

Стивен поднялся из-за стола и потянул Мэссингтона за рукав.

— Ты выйдешь отсюда без лишнего шума или предпочитаешь, чтобы тебя вынесли на руках? Могу тебя заверить, мы сумеем исполнить твое желание!

— Стивен, — пролепетала Корделия.

Мэссингтон брезгливо посмотрел на руку Стивена. Он сохранил врожденные аристократические манеры — и ни на йоту выдержки.

— Убери свою грязную руку!

— Тс-с!

— Сейчас же убери! Я останусь здесь столько, сколько захочу! Я, как всякий другой, заплатил за вход!

Стивен сделал знак двоим служителям, и те ринулись к ним, проталкиваясь между столиками.

— Выведите его на улицу и пошлите за полицией. — Стивен заколебался. — Нет, просто вышвырните его, и все. Прошу всех оставаться на местах.

За ближайшим столиком встревожились. Стивен выпустил рукав своего противника и сделал им знак соблюдать спокойствие. Один из вышибал взял Мэссингтона за локоть.

— Пройдемте, сэр. Вам нужно подышать свежим воздухом.

Тот обернулся и уставился на человека в униформе. Потом резко вырвал руку и с размаху толкнул его в грудь, так что тот повалился прямо на сидящих за соседним столиком. Увещевания Стивена не возымели действия. Люди повскакивали с мест. Кто-то усмотрел в этом развлечение, кто-то — опасность.

Второй вышибала попробовал схватить хулигана, но тот вывернулся и с удвоенной силой обрушился на него. Корделия ахнула. Вместе со служителем потерял равновесие и Стивен. Мэссингтон очутился под столом. Один служитель вцепился в него, а другой попытался отодвинуть стол. Приподнявшись, Мэссингтон опрокинул столик; тарелки, вилки, графины полетели на пол. Накрашенная девушка взвизгнула: ее прижали к бортику. Стивену удалось подняться на ноги и освободить ее. Со всех сторон неслись крики; оба служителя боролись с Мэссингтоном; в результате стол еще немного сдвинулся и мог вот-вот, протаранив балюстраду, рухнуть в зал. Стивен ухватился за него, но стол перевесил; у него в руках осталась только скатерть. Стол полетел вниз — послышались вопли и стоны; возможно, кого-то ранило или даже убило.

Служители надежно держали Мэссингтона; у него было в кровь разбито лицо; он яростно сопротивлялся. Стивен глянул в зал: представление было прервано, началась паника. Край белой скатерти угодил в висевшую на стене газовую лампу; вспыхнул огонь. Кто-то закричал: "Пожар!" Оркестр прекратил играть; все вскочили на ноги и, расталкивая друг друга, ринулись к выходу. Администратор Моррис крикнул оркестрантам, чтобы продолжали играть. Две танцовщицы застыли на сцене, Стивен размахивал руками, показывая назад. Кто-то задул остальные лампы на стенах и вдоль бортика балкона.

Сомнительный шаг. Теперь свет остался только в баре, на сцене, да еще пылала горящая скатерть; пламя перекинулось на розовые занавески. Всеми овладело одно стремление — бежать, неудержимое, как поток воды, либо крови, как пар из чайника или как химическая реакция. Этот безудержный поток нес Корделию к выходу. Напрасно Стивен кричал: "Соблюдайте спокойствие!" — его никто не слушал. Полутьма пугала людей даже больше, чем огонь. Они вскакивали на столы, переворачивались вместе с ними; оркестр неожиданно грянул "Когда я бродил…" Вэл Джонсон в одной рубашке выскочил на сцену.