Корделия - Грэхем (Грэм) Уинстон. Страница 71
— Нет, — Стивен внимательно выслушал рассказ Берча. — А я-то считал его выжившим из ума. Должно быть, это действительно вклад в современную науку. — Они еще немного потолковали о Прайди. Затем Стивен спросил: — А другой старикан — Слейни-Смит? Говорят, он покончил жизнь самоубийством?
— Да. После того злополучного сеанса в доме Фергюсонов он пристрастился к спиритизму.
— Я знаю. Судя по тому, что я слышал, все так и рвутся накинуть мне петлю на шею — как будто это я толкнул его под поезд?
Берч усмехнулся и почесал спаниеля за ухом.
— Ну, не до такой степени.
— Мне очень жаль, — сказал Стивен. — Действительно очень жаль. Но, говоря по совести, это же абсурд — уподобляться иудейскому пророку. Да если бы мы рассчитывали последствия наших слов и поступков до третьего колена, нам всем следовало бы уйти в монастырь и отказаться от всякой деятельности — и пусть мир катится в тартарары. Вы же умный человек, Берч.
— Я вас понимаю.
— Красиво — и очень глупо. Просто уму непостижимо. Прежде всего, я никогда не мог понять дружбы между Фергюсоном и Слейни-Смитом. Должно быть, старик убит горем?
— Не будем преувеличивать.
— Интересно, приходит ли ему в голову, что Слейни-Смит тоже причинил в жизни немало зла, читая лекции, направленные против религии, кощунствуя и пропагандируя свои однобокие доктрины? Скольким людям он привил атеистические взгляды, а может быть, и довел до самоубийства, если ему попался кто-то слабый, нуждавшийся в одном единственном толчке в пропасть.
— Полагаю, — возразил Берч, — трудно судить человека за то, что он открыто провозглашает свои верования или их отсутствие, — разумеется, если он искренен?
— Вы знаете, он приезжал ко мне. Я как раз только что возвратился из Штатов. Сначала я не заметил в нем ничего необычного. Когда он сообщил, что видел на эстраде Клодиуса, я понял, что игра окончена, и тотчас признался. Он же не верил в сверхъестественное — я ожидал, что он посмеется вместе со мной. Это же всего-навсего фокус, шутка! А если говорить об искренности — как он мог все два года продолжать читать лекции по атеизму, если уверовал в спиритизм? По-вашему, это говорит об искренности?
— Это говорит о тяжелейшем внутреннем конфликте, — возразил Роберт. — Доказательством послужило его самоубийство.
— Оно послужило доказательством отсутствия чувства юмора, — парировал Стивен. — Господи! Да если все начнут сигать под поезд при первом же разочаровании в своих философских взглядах — что будет с миром?
— Я его не оправдываю, а просто говорю, что все не так просто.
— О да! Они в первый же вечер показались мне такими напыщенными… кажется, вас тогда не было. Так и хотелось преподать им небольшой урок!
— И вы решили проучить их.
— Да. Более или менее.
В комнате воцарилось молчание. Оба собеседника почувствовали раздражение. Наконец Стивен спросил, пытаясь сменить тон на более дружелюбный:
— Как поживает миссис Фергюсон?
— Спасибо, хорошо.
— Брук здоров? Излечился от пневмонии?
— Вполне.
— Чем она занимается?
— Миссис Фергюсон? Должно быть, обычными делами.
— Не очень-то подходящий дом для такой женщины — вам не кажется? И вечно больной муж.
— Фергюсоны — мои добрые друзья.
Стивен нетерпеливо пыхнул сигарой.
— Я не собираюсь испытывать вашу лояльность. Просто я всегда питал слабость к миссис Фергюсон. Мне казалось, что она заслуживает более интересной жизни.
— Ну, они часто устраивают концерты. Старик весьма гостеприимен. И потом, она заботится о ребенке.
— Ребенке? — встрепенулся Стивен. — Клянусь всеми святыми, я не знал. Ничего об этом не слышал. — На его лице появилось горькое выражение. — Совсем ничего.
Они немного помолчали, потом в глазах Стивена что-то блеснуло.
— Сколько ему?
Роберт внимательно посмотрел на своего гостя и наклонился к спаниелю.
— Яну? Э… скоро два года.
Собака поднялась на все четыре лапы, встряхнулась и снова улеглась у ног хозяина.
— В таком случае, — медленно произнес Стивен, — конечно… Да, ей, разумеется, есть чем заняться. Я не представлял, что у Корделии ребенок. Она очень изменилась?
— Я бы не сказал.
— И, разумеется… Брук очень доволен собой? Как же — еще один Брук… еще одна тень старика Фергюсона!
— Не думаю, что такая особа, как миссис Фергюсон, позволит воспитать своего сына вопреки собственным принципам.
Стивен долгим взглядом посмотрел на врача.
— Думаете, она живет своим умом?
— Да.
— Может быть, вы и правы.
Они несколько минут поболтали на общие темы. Но интерес гостя явно иссяк. Он задавал вопросы, но вряд ли слушал ответы. Наконец он докурил сигару и раздраженно швырнул окурок в камин.
— Что ж, не буду больше отнимать у вас время. Должно быть, ваша жена недовольна…
— Я не женат.
Их взгляды встретились.
— Правда? Как странно.
— Почему?
— Сам не знаю. Просто подумалось, — Стивен встал.
— А вы? — спросил Роберт.
— Я — нет. Уже нет. Несколько месяцев назад я получил развод.
— Вам не повезло.
— Да… Странно все обернулось. Смешная штука жизнь, Берч!
— Вы надолго в Манчестер?
— Нет. Завтра или послезавтра уезжаю.
— И куда?
— Какое-то время поживу в Лондоне. А потом, может быть, вернусь в Штаты. Хорошая страна. Я еще не решил.
На прощанье Стивен спросил:
— Доктор, вы циник?
— Не знаю. Не думаю. Просто стараюсь видеть вещи такими, как они есть.
— Я тоже когда-то. Но как смотреть на вещи, если их нет?
Роберт помедлил с ответом.
— Не знаю. Может быть, понемногу привыкнете. Я врач, а не философ.
— Мне почему-то казалось, что вы должны знать. Ни у кого нет ответа на этот вопрос. Интересно, Слейни-Смит получил ответ?
Они с минуту помолчали. Шуршали, опадая, листья.
— В любом случае, — произнес Стивен, натягивая перчатки, — я не собираюсь следовать его примеру. По крайней мере сейчас.
Стоя на верхней ступеньке крыльца, Роберт Берч провожал Стивена взглядом, пока тот не скрылся из виду. Потом вернулся в дом и закурил трубку.
Он сам не знал, почему изменил возраст сына Корделии. Это был импульс, рожденный чудовищным подозрением, внезапно возникшим в его мозгу. Подозрением, которое исчезло, прежде чем он успел его сформулировать. Однако он чувствовал, что, если не принять меры, оно может вернуться.
КНИГА IV
Глава I
Три маленькие девочки в передничках, с разноцветными ленточками в волосах, так старательно выводили слова непритязательной песенки, словно от этого зависела их жизнь. Своими тонкими голосками они тщательно выговаривали каждое слово, не всегда попадая в такт мелодии. Кругом стояли и сидели еще одиннадцать детишек, приглашенных к Фергюсонам на Рождество, — в накрахмаленных жабо и с довольными личиками после вкусного угощения. Чуть поодаль, смущенные и немного не в своей тарелке, толпились взрослые: Эсси, миссис Блейк, тетя Тиш, миссис Торп, миссис Трэнт, миссис Слейни-Смит (спустя пятнадцать месяцев так и не снявшая траура) и жена викария миссис Шрайк в юбке с желтой отделкой и с "Манчестер Гардиан" в руках.
Корделия носилась взад-вперед, оживляя ход вечера, больше похожая на старшую сестру Вирджинии, чем на мать Яна. Эсси, бывшую всего на два года старше нее, замужество и материнство превратило в солидную матрону. Корделия же, несмотря на все пережитое, почти не изменилась. Вот уже пять лет она твердой рукой управляла домом, во много раз большим, чем у Эсси; весь последний год успешно руководила — в отсутствие мистера Фергюсона — красильнями (это вызвало удивление у ее родных и толки в городе), однако, когда это не требовалось, из властной вновь становилась, к удовольствию своей матери, такой же ласковой, непосредственной девушкой, которую несколько лет назад каким-то образом угораздило войти в эту богатую, всеми уважаемую семью.