Прыжок - Коул Мартина. Страница 8

И потом последовал еще один привычный обряд: Маэв притворно уверяла, будто сын ее — сплошное безобразие, с которым надо покончить. Хотя все знали, что она боготворит Джорджио, как и всех своих детей.

— Маэв… Садитесь. Мне надо поговорить с вами.

Однако Маэв со звоном поставила кружку на маленький, исцарапанный откидной столик и продолжала свою речь, словно Донна даже не раскрывала рта.

— Ты видела газету? Про это ограбление? Какой жуткий стыд! Его жена выступала в «Темз Ньюс» прошлым вечером. Она так плакала и рыдала из-за убийства мужа, эта прелестная девчушка. К чему катится мир, спрашиваю я себя? Молодой человек застрелен в расцвете лет. Из-за чего, а? Может, деньги? Вечно эти деньги! А что, эти люди никогда не слышали, что надо работать, чтобы было на что жить? Господи Иисусе, я надеюсь, они подвесят этих ублюдков за яйца, очень надеюсь. Крошечные детишки остались без отца…

Донна прикрыла веками глаза. А Маэв все продолжала изливать свое негодование. Донна в глубине души понимала, что подобные разговоры сейчас идут по всей стране. Эта смерть потрясла нацию, как в свое время смерть полицейского Блейклока из Масвелл-хилла, который был убит во время беспорядков в одном из спальных районов Лондона. Газеты тогда громогласно вещали об этом. И тот случай наверняка припомнят теперь, когда произошло нечто подобное. Это дело политическое… Закон и порядок! Смерть и разрушение! Людей толкают на то, чтобы ввести опять смертную казнь через повешение, возродить наказание розгами — в общем, все, что еще можно в этом роде придумать. Таково мнение всего общества. Включая и мать человека, который, возможно, будет вскоре обвинен в убийстве…

— Маэв! Выслушайте меня, пожалуйста!

Громкий, взволнованный голос Донны заставил Маэв остановиться на половине фразы.

— В чем дело, детка? Что случилось?

Донна опустила голову, будучи не в силах взглянуть в выцветшие голубые глаза сидевшей перед ней женщины.

— Речь пойдет о Джорджио, Маэв. Он арестован. Маэв как можно шире раскрыла глаза.

— А что он натворил на этот раз? — Она произнесла это бесстрастным тоном.

Донна испытала мгновенный приступ гнева, который, однако, тут же почти прошел. Маэв всем сердцем любила своих детей, но никогда не питала относительно них никаких иллюзий.

— Он ничего не сделал, Маэв.

Миссис Брунос отбросила пряди тонких седых волос от лица с видом побежденного, но не покоренного бойца.

— Тогда почему его арестовали?

Донна нашла в себе силы посмотреть в лицо пожилой женщине. Показала на лежавшую на столе газету и прошептала:

— Его обвиняют в том, что он стоит за всем этим.

Маэв несколько раз оторопело мигнула, потом глубоко вздохнула и тихо проговорила:

— Думаю, я пока не ухватила сути того, что ты говоришь, детка. За всем чем?

— За ограблением в Эссексе. За тем, вчерашним ограблением, во время которого убили охранника.

Маэв погрузилась глубже в кресло. Лицо побледнело разом и как бы наглухо закрылось, как молитвенник монашки.

— Он… Что?! — Рот Маэв раскрылся. Тонкая нить слюны свисала с верхней губы.

И тут в уши Донны ударил оглушительный, пронзительный вопль, который с каждой секундой становился все больше похож на вой. Донна обняла рукой плечи свекрови и прижала ее голову к своей груди. Она испытывала в душе некое подобие удовлетворения от того, что теплое тело Маэв сейчас прильнуло к ней, — рада, была что может хоть что-то делать. Вместо того чтобы просто ждать и ждать, понимая, что ничего не способна изменить в этой ситуации.

Донна услышала тяжелые шаги папаши Бруноса, поднимавшегося по лестнице, и спустя минуту передала бившуюся в истерике женщину с рук на руки ее мужу. Затем, прислонившись спиной к краю стола, Донна некоторое время неподвижно сидела и сухими глазами следила за стариками. Она больше не могла плакать. Потому что перенесенное потрясение совершенно измотало ее. Она вернулась к тому, что Джорджио называл «реальной жизнью».

Джорджио стоял на месте подсудимого в зале суда и слушал выдвигаемые против него поочередно обвинения. Их как раз теперь оглашали. Его синяк под глазом был хорошо заметен, равно как и сломанный палец и перепачканная одежда. Однако никто не удосужился обратить на это внимание. Похоже, этого даже не заметили. Он мрачно улыбнулся жене и молча помотал головой, отрицая этим жестом свою вину…

Его обвиняли в том, что он обеспечил преступников машинами, оружием и составил для них план. Обвиняли в участии в заговоре, явно вводя этим в заблуждение правосудие.

Адвокат Джорджио Генри Уоткинс встал и громко прокашлялся.

— Ваша честь, этот человек никогда раньше не нарушал закона. Он не повинен ни в каком преступлении, и я бы хотел предложить отпустить его под залог и собственное поручительство… Судья Блэтли перебил его:

— Надеюсь, вы припомните, мистер Уоткинс, что молодой человек погиб. Вашего клиента обвиняют в заговоре с целью убийства на том основании, что он якобы сказал преступникам, чтобы те стреляли на поражение. Я полагаю, вы читали эти заявления?

Генри Уоткинс кивнул и раскрыл было снова рот, чтобы что-то ответить, но его опять перебили.

— Значит, вы понимаете, что я не могу взять на себя ответственность и позволить этому человеку выйти отсюда под его собственное поручительство. Равно как и под чье-либо еще, если до этого дойдет дело. Я полагаю, вы читали о заговоре и знакомы с материалами по обвинению его в убийстве? — Блэтли какое-то время наблюдал, как лицо адвоката медленно заливается краской. А затем хладнокровно сказал: — Задержанного отвезут в тюрьму Челмсфорд. В освобождении под залог ему отказано.

— Что вы сказали?! — Джорджио вскочил со стула. Уоткинс попытался удержать его.

— Я ничего не делал! — закричал Джорджио. — Вы меня слышите?! Ничего! Это все подстроено, черт бы вас побрал! Я слышал истории получше в «Джекнори»!

Блэтли сверлил Джорджио взглядом поверх пенсне, пока двое полицейских офицеров усаживали того на место.

— Мистер Брунос, а вы не подумали, что вам и без того уже хватает проблем? Без того, чтобы обвинить вас в оскорблении суда?

Лицо Джорджио исказилось от гнева. Глядя на мужа, Донна почувствовала, как сердце ее будто бы падает вниз, к ногам.

— Да черт с вами — и с Лоутоном, и со всеми остальными! Я докажу, что я чист, вы увидите! Называете это британским правосудием, да? Трое людей видели меня на стоянке машин — три человека! Вы просто хотите взять меня под колпак. Я бизнесмен, я плачу налоги, и я дождусь, когда придет мой день! И со всеми вами разберусь! А когда вы будете платить мне компенсацию, то пожалеете, что когда-то услышали о Джорджио Бруносе…

Судья Блэтли молча прошелся по залу суда. После чего выдавил из своего перекошенного рта:

— У вас все, мистер Брунос?

Джорджио цепким взглядом обвел стоявших вокруг него людей, словно пытаясь запомнить их лица — запечатлеть, выжечь их образы у себя в мозгу…

— Да, я закончил.

Несколько мгновений судья всматривался в Джорджио, как будто он не верил собственным своим глазам, а затем безапелляционным тоном обронил:

— Уведите его.

Джимми Кросли отличался хорошим сложением и приятным, открытым лицом. Он производил именно то впечатление, которое точно соответствовало действительности; Джимми умело играл свою роль — роль мелкого злоумышленника, который мечтает о хороших деньках.

Выйдя из паба «Бык» в Хорнчерче, он вытащил из кармана ключи от своего «Рено». Шесть пинт пива, проглоченные им, тяжело давили на желудок. Джимми громко рыгнул, аккуратно прикрыв большой ладонью рот, словно был брезгливым воспитанным человеком, хотя на самом деле он таковым вовсе не являлся. Грузновато шагая к своей машине, он вдруг отметил боковым зрением смутно знакомую фигуру человека, выбиравшегося из темно-синего «Даймлера».

Кросли громко вздохнул, остановился и терпеливо подождал, пока человек подойдет к нему. А потом сказал: