Колье для Изабеллы - Эшли Энн. Страница 5

— Вы говорите о «Белом олене», мэм?

— Э… да, о нем.

— Вы там оставили свой багаж? — спросил хозяин, ясно помня, что юная дама прибыла всего лишь с маленьким деревянным ящиком и довольно старым, потрепанным саквояжем.

— Нет, я отправила сундук с вещами раньше, — сочиняла Сара на ходу. — Я гостила у друзей всего в нескольких милях отсюда. Подумала, обойдусь тем, что оставила в саквояже, но боюсь, не предусмотрела ухудшения погоды и возможных задержек в пути.

— Не переживайте, мэм! Моя хозяйка снабдит вас… э… всеми необходимыми мелочами. И не волнуйтесь за брата. Уверен, он не станет путешествовать в такой день. Как только погода улучшится, я отвезу вас в Калн в моей старой двуколке. Несомненно, мы найдем вашего брата на почтовой станции.

Сара поблагодарила доброго хозяина. В глубине ее аквамариновых глаз мелькнуло сожаление. Как же она ненавидит ложь, а приходится лгать этим милым людям! Но разве у нее есть выбор?

Уставившись на потрескивающие поленья, Сара стала вспоминать события своей жизни, которые и привели к ее теперешнему — и, надо признаться, очень затруднительному — положению.

Ее отец, отважный человек, капитан королевского военного флота, отдал жизнь за короля и отечество во время битвы на Ниле [3]. Как ни печально, но Сара лишь смутно помнила его — ведь она была совсем маленькой, когда отца не стало. Ей было почти пятнадцать, когда судьба нанесла еще один удар — лишила ее любимой мамы.

Сдерживая слезы, девушка начала вспоминать свое безоблачное детство: прелестный отцовский дом около Плимута; счастливые времена, когда она гостила в Равенхерсте, в прекрасном особняке посреди обширных парков в графстве Оксфордшир. У нее была такая добрая крестная мать! Но вот сына ее она совершенно не помнила.

Когда они с мамой гостили в Равенхерсте, Маркус учился в Итоне, а позднее — в Оксфорде. У нее осталось лишь смутное воспоминание о том дне, когда он появился в Плимуте — вскоре после смерти ее матери. Тогда она побоялась даже поднять глаза на высокого незнакомца, в руках которого оказалось ее будущее благополучие, и не отрывала взгляда от его до блеска начищенных высоких сапог.

Идея о монастырской школе в Бате не показалась ей отвратительной, ничего страшного не видела она и в опеке его кузины, оказавшейся доброй душой, хотя и несколько странной и подверженной приступам черной меланхолии, особенно когда дела шли не так, как ей хотелось бы. Девочка сожалела лишь о том, что ее разлучили с любимой гувернанткой.

— Нет, моя дорогая, — ласково, но решительно ответила тогда Марта Трент в ответ на мольбы Сары остаться вместе. — Твой опекун прав. Тебе лучше учиться в школе и общаться с девушками твоего возраста, но мне тогда нечего будет делать в твоем новом доме. Я уверена, что кузина мистера Равенхерста прекрасно позаботится о тебе.

Сара даже нахмурилась — так отчетливо всплыли в памяти слова Марты. Да, надо отдать должное ее опекуну: он проявил некоторое благородство по отношению к ее любимой гувернантке, предоставив той возможность не спешить с выбором нового места. Все говорили, что Маркус Равенхерст очень богатый человек, однако этот богач не считал возможным посылать ей, Саре, хоть немного денег на необходимые мелочи. Конечно, платья, выбираемые для нее миссис Фэйрчайлд, были вполне приличными, но, Господи, какими же унылыми и немодными! В отличие от ровесниц Саре не разрешалось посещать городские балы, и ее редко отпускали на вечера в частных домах. Она бывала по-настоящему счастлива лишь во время ежегодных приездов миссис Стэнтон с Клариссой в Бат, когда она гостила в их доме в Девоншире. Но те блаженные летние месяцы пролетали так быстро!..

Однообразие и скука ее жизни в Бате, когда-то очень модном курорте, нарушались лишь ежедневными посещениями павильона, где миссис Фэйрчайлд пила целебные воды и сплетничала со своими пожилыми подружками, да карточными вечерами в большой гостиной дома в Аппер-Камден-Плейсе, проводимыми дважды в месяц. Только в эти вечера Сара надевала свое лучшее жемчужно-серое платье и подавала гостям миссис Фэйрчайлд вино и крошечные сладкие пирожные.

Однако настоящую несправедливость по отношению к себе Сара ощутила лишь во время неожиданного визита Марты в Бат в прошлом году. Бывшая гувернантка уверила ее, что будет счастлива, если Сара приедет к ней в Хартфордшир и погостит, сколько пожелает. Она даже оставила ей денег, чтобы нанять почтовую карету для этого путешествия.

Марта пришла в ужас от тусклых и немодных одеяний своей бывшей воспитанницы и дала понять девушке, что та не так уж и бедна, как ее заставляют считать.

Сара бросилась за разъяснениями к миссис Фэйрчайлд, но та отвечала очень туманно:

— Что касается твоего финансового положения, дорогая, я плохо его себе представляю. Мистер Равенхерст никогда не обсуждал это со мной.

— Но, мэм, неужели у меня ничего не осталось? — настаивала Сара. — Мы жили в чудесном доме около Плимута. Что сталось с ним? И семья моей мамы не была бедной. В конце концов, мой дедушка был баронетом.

— Истинная правда, Сара. Но, вероятно, ты не отдаешь себе отчета в том, что твой дедушка разорвал отношения с твоей мамой, когда она против его воли вышла замуж за капитана Пеннингтона. Твой отец был достойным человеком, но он принадлежал к другому общественному классу. А что касается вашего старого дома… Ну, я не знаю! Может, твоя мама оставила долги, и мистер Равенхерст был вынужден продать его… Я не понимаю, с чего вдруг ты стала беспокоиться о таких вещах! Ты живешь в очаровательном доме, прекрасно питаешься и, оправдывая свое содержание, выполняешь лишь самые легкие поручения. Я уверена, дорогая, что мистер Равенхерст принимает твою судьбу близко к сердцу. И тебе не подобает прогуливаться по Бату, разрядившись в пух и прах! Ты можешь создать неверное впечатление у людей. Я уверена, что твой опекун не возражал бы против действительно необходимых покупок.

— В таком случае, мэм, — возразила Сара, — может, вы будете так любезны и спросите у моего чрезвычайно богатого опекуна, не обеспечит ли он меня подобающей верховой лошадью, чтобы я могла сопровождать мою подругу Клариссу в верховых прогулках? Не думаю, что прошу уж очень многого!

Конечно, на этом Сара не остановилась, и сама написала мистеру Равенхерсту письмо, в котором просила разъяснить ее финансовое положение, но ответа не получила. Как не получила и так сильно желаемой лошади. Впрочем, это ее особенно и не удивило. В конце концов, человек, не потрудившийся ответить на те несколько писем, что она написала ему за все шесть лет, вряд ли стал бы утруждать себя покупкой подходящей верховой лошади для назойливой подопечной.

Вздохнув, Сара поднялась со скамьи и подошла к окну. Снег продолжал падать, и в быстро сгущающемся сумраке уже невозможно было отличить, где кончается дорога, и начинаются поля.

Щегольской двухколесный экипаж, медленно продвигавшийся по заснеженной дороге, привлек ее внимание. Кучер в засыпанных снегом пальто и шляпе напомнил ей большого бесформенного снеговика. Вероятно, Сара нашла бы это зрелище даже забавным, если бы не вспомнила о других путешественниках, спешащих к границе, и она помолилась о том, чтобы дорогие Кларисса и Джеймс не застряли в пути, как она сама.

Скрип распахнувшейся двери отвлек Сару от беспокойных мыслей, и она обернулась. В комнату вошла жена хозяина.

— Миссис Армстронг, только что прибыл еще один путешественник, застигнутый снегопадом. Вы не возражаете, если он поужинает с вами? Все-таки он джентльмен, и ему не пристало ужинать в общей столовой.

— Конечно, я не возражаю! Это тот джентльмен, что приехал в двуколке?

— Да, мэм. Хотя в толк не возьму, что заставило его путешествовать в открытом экипаже в феврале. Только я не решилась спрашивать: он такой грозный! Смею предположить, после приличного ужина он взбодрится и почувствует себя гораздо лучше.

Минут пятнадцать спустя дверь гостиной снова открылась. В комнату вошел высокий широкоплечий мужчина в безупречном синем фраке, узких светлых панталонах и сверкающих высоких сапогах. Где-то она слышала, что этот блеск достигается с помощью особой смеси, содержащей шампанское. Джентльмен приблизился к ней решительно, однако не без изящества, и Сара обнаружила, что не может отвести взгляд от малопривлекательного неулыбчивого лица.