Венецианская маска. Книга 1 - Лейкер Розалинда. Страница 59

Она медленно повернулась и стала обозревать спальню. Эта комната, несомненно, принадлежала Анджеле. То, что теперь в этом помещении полностью сменили обстановку для новой хозяйки, служило основанием для того, чтобы Мариэтта считала ее своей вотчиной, но как будут обстоять дела с другими помещениями дворца? Большинство элементов декора до сих пор несут отпечаток вкусов прежней владелицы. А где все портреты Анджелы? Куда они могли деться? Мариэтта знала, что не найдет покоя, пока не отыщет их. Впервые она поняла, что отныне навсегда обречена жить под одной крышей с призраком другой женщины. Нелегко придется пожелавшей утвердить свой характер и наложить отпечаток своей личности на дом, в котором муж прежде все делил с первой женой. Эта ноша окажется вдесятеро тяжелее, если принять во внимание, что прежнюю хозяйку искренне любили.

Задумчиво глядя перед собой, Мариэтта вернулась к постели, машинально поправила простыни и одеяло, взбила подушки и, усевшись на краю, потянула за шнурок звонка.

Прежде чем войти, служанка смущенно заглянула в щель двери, будто не веря, что ее могли вызвать в такую рань. Позже Мариэтте станет известно, что Анджела, следуя обычному для всех знатных венецианок распорядку дня, никогда не поднималась раньше полудня, и поэтому требование принести завтрак в этот час вызвало у прислуги такой переполох, будто разворошили осиное гнездо.

Все три служанки разом внесли ее завтрак в спальню — первая — поднос с едой, вторая — серебряный кувшин с горячим шоколадом, а руки третьей были заняты хрустальным блюдом с персиками.

Пожилая служанка по имени Анна, теперь камеристка Мариэтты, услужливо подала ей веер, на тот случай, если хозяйке покажется, что в спальне слишком душно, а затем подала ей и серебряный тазик с водой доя умывания рук перед едой. В конце концов, выполнив все церемонии, ее оставили в покое, и она могла в одиночестве наслаждаться едой.

Когда с завтраком было покончено, Анна вызвалась пригласить парикмахера, но Мариэтта, похоже, не собиралась менять привычки, оставшиеся от прежней жизни.

— Мои волосы очень легко укладывать, и я всегда сама этим занимаюсь, — запротестовала она.

— Синьора, вы только покажите, как вы их носите, и я тогда смогу сама это сделать. Вот увидите, какие ловкие у меня руки, — убеждала Анна, и Мариэтта все же уступила.

И не зря — результат превзошел все ожидания Мариэтты. Ей было также в новинку и то, что теперь у нее были люди, которые по очереди подавали предметы ее гардероба и обувь. Когда она жила в Оспедале, подруги, конечно, могли помочь зашнуровать корсет, но не больше.

— Вы прислуживали первой синьоре Торризи? — осторожно поинтересовалась Мариэтта.

— Нет, синьора. Меня наняли всего десять дней назад, чтобы подготовить все ваши наряды — отутюжить их, вычистить, если нужно, чтобы вы в любой момент могли их надеть.

Мариэтта вздохнула с облегчением. Ей совершенно не хотелось никаких склок в собственном доме. Что же касалось ее приданого, она решила ограничить число платьев самыми неприхотливыми в носке, которые можно надеть почти по любому поводу. Тяжеловато для нее было сосредоточиться на эскизах, предлагаемых модельерами, если ее голова постоянно занята предстоящими прослушиваниями и партитурами, над которыми ей предстояло еще поработать. У нее имелось достаточно платьев на весь июль, хватит даже на август, когда они с Доменико отправятся на виллу за город, как он планировал. А когда вернется в Венецию, то у нее будет еще уйма времени для обновления и расширения гардероба, чтобы не ударить лицом в грязь на светских церемониях. Мариэтта намеревалась стать супругой Доменико Торризи и исполнять роль таковой во всех аспектах. Половинчатость никогда не была в ее характере, и она собиралась оставаться верной себе.

Завершив одевание, она спустилась вниз и прошла через несколько гостиных, то и дело глядя через окна на улицу, чтобы определить их расположение. В большом «тронном зале», где вчера шло буйное празднество, слуги наводили порядок после пиршества, которое затянулось далеко за полночь.

Оттуда Мариэтта отправилась на кухни, где ее внезапное появление вызвало страшный шок среди кухарок и поварят, некоторые из них даже попрятались, остальные же просто замерли как вкопанные. Навстречу ей поспешил опешивший лакей, натягивая на ходу ливрею.

— Вы не заблудились, синьора? Могу показать, как выйти отсюда.

— Нет, не заблудилась. Я пришла, чтобы все увидеть своими глазами.

Мариэтта вспомнила, что говорила ей Элена о необходимости держать руку на пульсе дома и никогда не забывать об этом. Она бросила взгляд на развешанные сковороды и стоявшие котлы, затем побывала в леднике, где на полках громоздились запасы продуктов, оставшихся после вчерашнего пиршества, которых с лихвой хватило бы еще на пару таких же свадеб. Призвав себе на помощь одного из кухонной челяди, Мариэтта заявила, что еда эта должна быть роздана бедному люду, а несколько тортов, которые так и стояли здесь не разрезанными на части, велела отослать в Оспедале.

Когда она возвратилась после обхода, у нее состоялась встреча с запыхавшимся от беготни по лестницам управляющим.

— Синьора, чем могу вам помочь?

— Отправляйтесь со мной, — коротко бросила она.

Часа два странствий по лестницам, коридорам, анфиладам и гостиным сослужили ей добрую службу — она теперь, хотя и не без труда, но все же могла ориентироваться во дворце, благодаря помощи управляющего, причем его желание помочь было вполне искренним. А краткий выборочный обзор расходных книг доказал ей, что управляющий — честный малый. Мариэтта, в целом удовлетворенная увиденным, могла раскритиковать лишь кухни.

— В Оспедале кухни блестят, будто в монастыре. Во дворце я этого, к сожалению, не вижу. Извольте навести порядок, и немедленно, — вежливо, но настойчиво потребовала она.

— Слушаюсь, синьора, — подобострастно поклонился управляющий.

Когда Мариэтта ушла, он еще долго недоуменно тряс седой головой, безуспешно пытаясь найти разумное объяснение тому, что вчерашняя невеста в первое после брачной ночи утро ни с того, ни с сего столько времени и сил уделила такому занудному делу, как осмотр кухонь и других вспомогательных помещений. Прежняя синьора Торризи ни разу не показала свое хорошенькое личико на кухнях, но этот жест новоиспеченной супруги синьора Доменико никак не мог принизить уважения к ней, скорее, наоборот. Было видно, что она понимает, чего хочет. Старый управляющий дал себе зарок так же верно служить ей, как и прежней хозяйке, и постоянно заботиться о том, чтобы у нее не было повода осерчать на него, какой бы части дворца это ни касалось.

Вернувшийся после осмотра одного из дворцов Торризи, Доменико обнаружил свою супругу сидящей в фамильной гостиной перед портретами родственников, занятой их изучением. Когда он зашел туда, она как раз передвигала кресло, чтобы усесться перед изображением очередного пращура Торризи, заключенным в дорогой багет.

— Тебе бы следовало прилечь отдохнуть в это жаркое послеобеденное время, — предложил он. Ему казалось, что она даже с какой-то неохотой оторвалась от своего занятия, и был слегка удивлен.

— Наверное, я так и сделаю, — пообещала она, затем, сложив веер, поднялась и по привычке хотела уже поставить кресло на прежнее место, но Доменико опередил ее.

— Нет, нет, оставь это, — с этими словами он схватил тяжелое кресло за высокую дубовую резную спинку и отодвинул его куда следовало.

Мариэтта вдруг почувствовала, как она устала — ведь с самого утра она ни разу не присела за время своего первого обхода. Доменико предупредительно распахнул перед ней двери, и когда она прошла, подхватил ее на руки и отнес в одну из гостиных, окна которой были закрыты ставнями, где осторожно, словно дорогую фарфоровую статуэтку, положил на одну из кушеток, стоящих здесь. Мариэтта закрыла глаза. Он, стараясь не потревожить ее, снял туфли и удалился, чтобы не мешать ей уснуть.

Мариэтта проснулась спустя два часа и некоторое время лежала, глядя на высокий лепной потолок. Как раз над ней был вылеплен маленький позолоченный херувимчик, В этом дворце, казалось, несть числа этим херувимчикам. А вот портрета Анджелы Торризи она не увидела ни одного — все они куда-то бесследно исчезли. Скорее всего, Доменико распорядился отправить их куда-нибудь в другое место, в один из принадлежащих ему дворцов, потому что вряд ли он пошел бы на то, чтобы украсить ими стены каких-нибудь, пусть даже малозначительных, гостиных этого дворца — она могла натолкнуться на них и там. Вероятно, он поступил так из уважения к ее чувствам, но, если речь шла о чувствах Мариэтты, то она не имела бы ничего против, если бы эти портреты оставались висеть на своих прежних местах, поскольку в любом случае их отсутствие не могло умалить ощущения присутствия ее предшественницы буквально повсюду, в каждой безделушке, каждой статуэтке, каждой мелочи. Мариэтте временами казалось, что гостиную, в которую она входила, только что покинула синьора Торризи. Наибольшим эффектом такого воздействия обладала маленькая атласная подушечка с лентами, которую она обнаружила в кресле одной из гостиных — она очень способствовала тому, чтобы в этом кресле могла уютно расположиться женщина, которая жаждет покоя и удобства, например, когда она в положении. И повсюду эти широкие фарфоровые вазы, наполненные розами.