Говори мне о любви - Иден Дороти. Страница 35

О многом ли догадывалась Хокенс, Беатрис не знала. Это дорогое существо было так предано ей, что не имело значения, догадывается она или нет. Единственно, чего Беатрис не могла преодолеть, – страдания, причиненного ей изменой мужа. Она хотела, чтобы никто на свете никогда не узнал об этом.

Существовал только один человек, которому, возможно, она смогла бы довериться, – мисс Браун.

Ни один… Но мисс Браун могла умно пристроить подушку вокруг живота Беатрис и осмотрительно приобрести одежду, которая скрывала беременность мисс Медуэй. Так, планы были выполнены во время отсутствия Беатрис в магазине, и только мисс Браун с ее цепкими глазами и странными манерами могла, вполне возможно, посплетничать. К тому же Беатрис никогда не удавалось обмануть стариков и друзей, и ни один из них не предавал ее интересы.

– Эта маленькая потаскуха! – шипела мисс Браун, слушая печальную историю. – О, бедная мисс Беатрис!

Она никогда ни словом не обмолвилась об Уильяме, и Беатрис была ей благодарна. Беатрис размышляла, о чем думает мисс Браун, не произнося имя Уильяма. Она всегда высказывалась ясно, что нет на свете мужчины, достойного мисс Беатрис. Конечно, она была не слишком высокого мнения о мужчинах вообще и об Уильяме в частности, человеке из генеральской семьи.

А этот эпизод укрепил ее уверенность, что она была права.

Последние восемь недель были бесконечными и очень трудными для Беатрис. Она подолгу отсутствовала, и только дорога скрашивала в ее уме беспокойство по поводу бесконечных дел: они волновали ее даже больше, чем тривиальная ситуация. Так, она коротала время в магазине, отдавая распоряжения и вызывая доверие к своим рассказам, что ее здоровье так себе, а в долгие часы, находясь дома, она разрабатывала новые планы, касающиеся «Боннингтона». Как увеличить прибыль?.. Еще она разбирала свои платья или разговаривала с поваром и горничными и рассматривала претенденток на место гувернантки для детей. Пока что она выбирала скромных девушек, наиболее здравомыслящих, лишенных воображения, посредственных, которые будут невыносимы с точки зрения Уильяма. Надо смотреть реалистически на такие вещи, не рисковать, хотя она думала, что Уильям больше не позволит себе того, что однажды произошло.

Но он был под подозрением, и этого было достаточно.

Беатрис уже поняла его чувства к мисс Медуэй и сказала ему об этом.

– Когда я вернусь из Италии, все будет так же, как прежде, – сказала она откровенно и отрывисто, такой формой как всегда скрывая свои истинные чувства.

– Едва ли, – с трудом произнес он тогда, но сделал признание, что она поступила великодушно по отношению к ребенку.

– Все должно быть, как прежде, потому что я не перестала любить тебя, – убедительно сказала Беатрис. Вид его измученного, такого дорогого лица вызывал у нее огромное беспокойство.

Его губы, однако, скривились. Но не для улыбки.

– Не перестала? Я полагаю, что наступит день, когда ты подытожишь все факты, говорящие против меня.

– Ты полагаешь, что я это сделаю?

– Не знаю, – его голос был ровным и безразличным. – Вероятно, так будет. Мне нравится быть любимым, в этом моя беда.

Она ухватилась за крупицу утешения, которую уловила в его словах.

Горестные жалобы Флоренс и Эдвина были другого рода.

– Мама, мисс Медуэй не хочет брать нас на прогулку в Хис, почему она не хочет?

– Потому что Лиззи прекрасно гуляет там с вами.

– Но, мама, нам больше нравится с мисс Медуэй! Эдвин терпеть не может Лиззи. Так будет лучше.

– Просто вы должны относиться к Лиззи лучше, мои дорогие, потому что мисс Медуэй поедет со мной в Италию.

Флоренс становилась раздражительным ребенком. Беатрис резко обратилась к ней, но потом раскаялась, когда Флоренс вздрогнула и замкнулась. Сейчас она испугалась, что сделает дочь своим врагом.

Что эта хитрая гувернантка ответила им?

Наконец и Уильям сказал вежливое «до свидания», когда она стояла в холле, окруженная багажом. Его губы едва дотронулись до ее щеки. В какой форме он попрощался с мисс Медуэй, она не знала.

Она сомневалась, что с того дня, когда он согласился с планом, который назвал чудовищным, он хоть раз улыбнулся. Мука в его взгляде становилась все заметнее, и его глаза говорили о глубоком отчаянии, что временами вгоняло ее в дрожь, устрашало при мысли, что теперь так будет всегда.

Но не мог же он так сильно полюбить эту сдержанную, бесцветную девушку. Это невозможно! Беатрис просто убеждена в этом. Она говорила иногда, что он был нездоров, что его слабые легкие беспокоили его, и, вероятно, поэтому он отправится следующей зимой за границу. Но через некоторое время он решил остаться с детьми, пока она не позовет его сопровождать ее домой с новым ребенком.

Это время было трудным для каждого, но оно пройдет. Три месяца. Флоренс скучала по своей несчастной гувернантке, к которой очень привязалась. И Эдвин тоже, хотя он не был сентиментальным ребенком. Уильям, пришедший к мысли, что жизнь не кончена, иногда улыбался.

Святые небеса! Что ей сделать, какую жертву принести, чтобы заслужить его улыбку?

Озеро Маггиоре – красивое озеро. Ранней осенью, до восхода солнца, оно покрыто туманом. Затем оно искрится синевой, и остров Борромин плывет в нежной дымке. Беатрис и мисс Медуэй остановились в маленьком строгом, очень скромном, но комфортабельном пансионе на берегу озера. Они поменялись именами, и теперь мисс Медуэй была миссис Овертон. Беатрис выбросила подушку с живота, уже ненужную, а мисс Медуэй надела тоненький золотой поясок, который она носила часто, с тех пор как они сюда приехали. Когда она надела его, Беатрис не спросила, откуда у нее этот поясок. Она отказывалась думать, что Уильям сунул его в эти хрупкие, тонкие пальчики. Возможно, так оно и было.

Приходил доктор, который довольно прилично говорил по-английски, добрый, как ей показалось, и благожелательный. Он немедленно назначил мисс Медуэй питательную диету. Пациентка, сказал он, слишком худа и хрупка для того, чтобы вскоре стать матерью. Ее английский доктор хорошо сделал, что порекомендовал ей поехать за границу, где она может отдохнуть и укрепить свои силы. Он лично считает, что ребенок родится сильным и здоровым.

Безжалостная Беатрис откровенно выспрашивала девушку о ее чувствах по этому поводу. Хочет ли она родить здорового и сильного ребенка? Не предпочитает ли она мертворожденного? И, если он будет очень слабым, попытается ли она жестко воспитывать его?

Она старалась внушить эти беспокоящие мысли бессознательно, однако осознавала, следя за выражением больших сияющих глаз, что мисс Медуэй хорошо понимает жестокость Беатрис. Беатрис знала также, что безумное несчастье молодой женщины сгладится от счастья через две-три недели и она станет более спокойной. Мисс Медуэй любила гулять в одиночестве и сидела в саду тоже одна.

В какой-то день, не заметив Беатрис, она наняла лодочника, чтобы он прокатил ее на маленький островок Изолла-Белла, где были знаменитые английские парки, разбитые по желанию другой одинокой, горячо любимой женщины. Когда мисс Медуэй вернулась, она рассказала о белых павлинах, мраморной фигурке единорога, маленьких стрельчатых кипарисах и камфорных деревьях, монахах в коричневых рясах, о тишине, царившей там, редчайших бабочках, которых она прежде никогда не видела. У них черные крылья, окаймленные кокетливой белой оборочкой.

Однажды она выразила желание больше не упоминать о бабочках. В ее глазах отразилась тревога. Но Беатрис успокоила ее, сказав:

– Я люблю смотреть на них. Возможно, я поеду с вами в следующий раз.

Они не искали компании друг друга. Достаточно было вынужденного соседства во время еды. Бесконечно текущие недели оказались не так мучительны, как скука. Беатрис не могла поддерживать в себе ненависть к этому несчастному существу. Она по своей натуре не была мстительной. Девушка совершила трагическую ошибку и сейчас расплачивается за нее наилучшим образом. Она была еще и честная, поскольку не написала ни одного письма и никто не приходил к ней.