Покорившие судьбу - Кинг Валери. Страница 42

– Я уже все забыл, – коротко ответил сэр Перран.

Заключив по холодной бесстрастности дядиного лица, что, вероятно, так оно и есть, Блэкторн вернулся к предмету разговора.

– Сейчас меня больше всего интересует, кто из ваших людей в минувшее воскресенье находился в отлучке.

– Об этом тебе лучше поговорить с домоправительницей. Думаю, ей известно, кто отлучался и на какой срок.

– Так вы позволите мне задать ей эти вопросы?

Не открывая глаз, сэр Перран кивнул.

– Надеюсь, этот разговор останется между нами?

– Разумеется. А теперь, прошу тебя, оставь меня. Мне нужно отдохнуть.

Майор Блэкторн резко поднялся и вышел из кабинета.

Когда дверь за ним затворилась, сэр Перран открыл глаза, и из них почти тотчас потекли слезы. Батистовый платок, извлеченный из кармана сюртука, почти не помогал.

– Ну, хватит сантиментов! – зло крикнул он самому себе.

Но слезы почему-то не прекращались.

Спускаясь по лестнице, Эдвард все еще поражался: как он мог заговорить с дядей о матери? Из-за этих нескольких фраз он чувствовал себя теперь совершенно разбитым. Конечно, лучше было их вовсе не произносить, но что сделано, то сделано, и пора уже было думать о другом.

Дядину домоправительницу, миссис Петроук, он нашел в ее комнате. Дверь была приоткрыта. Когда Эдвард, не дождавшись ответа, вошел, миссис Петроук, высокая худощавая женщина с седым аккуратным пучком на затылке, дремала в кресле-качалке у камина.

Комната была просторная и содержалась в идеальном порядке. Дойдя до камина, Блэкторн тихонько тронул домоправительницу за плечо, однако миссис Петроук все же испугалась и поспешно вскочила на ноги; от этого кресло резко качнулось и ударило ее под коленки, так что она опять рухнула на сиденье. Все это выглядело чрезвычайно забавно, и Эдвард не мог сдержать улыбку. Впрочем, он тут же постарался загладить свою вину и наклонился, чтобы остановить кресло за подлокотники.

– Боже милостивый! – жалобно проговорила она, глядя на него снизу вверх. – Майор Блэкторн, что вы тут делаете?

Бедняжка, она так испуганно куталась в шаль, что Эдвард поторопился ее успокоить.

– Уверяю вас, с моей стороны вам ничего не грозит. Я хотел только остановить ваше кресло. Дверь была открыта, вы не отозвались, вот я и вошел без стука. Прошу вас, не волнуйтесь. Может быть, выпьете немного хересу или чего-нибудь покрепче?

Домоправительница, которая сильно побледнела и все еще не могла прийти в себя от испуга, часто закивала. Блэкторн позвонил в колокольчик, через минуту пришла служанка, а еще через две минуты миссис Петроук маленькими глотками пила вишневую наливку, и ее лицо постепенно обретало свой привычный цвет.

– Ну как, лучше? – спросил Эдвард.

Миссис Петроук кивнула.

– Простите меня, майор Блэкторн. Мне снилась какая-то несусветица, будто я летаю в облаках, и вдруг – кресло подо мной ни с того ни с сего раскачивается, и ваше лицо… – Она наконец начала приходить в себя. – Впрочем, что это я болтаю без умолку, вы ведь наверняка пришли по делу!.. Чем я могу вам служить? – Эта славная женщина всегда относилась к Эдварду и его братьям с материнской добротой, и теперь по ее мягкой участливой улыбке он видел, что она готова выполнить любую его просьбу.

– Во-первых, – начал он, – мне придется предупредить вас о том, что этот разговор должен остаться между нами. Могу ли я на вас рассчитывать?

– О, конечно! – воскликнула она. – Даже не сомневайтесь! Буду нема как рыба.

После этого она умолкла и внимательно выслушала его просьбу. Насколько она поняла, майора интересовало, кто из обитателей Монастырской усадьбы отлучался куда бы то ни было в минувшее воскресенье. Не желая беспокоить ее разговорами о шпионах и государственных секретах, Эдвард лишь весьма туманно намекнул на то, что кто-то из прислуги, возможно, связан косвенным образом с корнуоллскими контрабандистами.

Миссис Петроук тотчас заверила его, что лично она считает незаконную перевозку товаров занятием предосудительным – хотя многие нынче и оправдывают контрабандистов: дескать, акцизные сборы стали непомерно высоки. Потом она подошла к столу, придвинула к себе толстую учетную книгу, водрузила на нос очки и поставила рядом подсвечник. Проведя пальцем вдоль списка на двух страницах, она отрицательно покачала головой.

– Ни одного отсутствующего. Все на месте.

– Так-таки и все? – усомнился Блэкторн. – Вы уверены? Ведь было воскресенье. Я полагаю, хотя бы один из слуг должен был взять себе выходной.

Домоправительница, однако, твердо стояла на своем.

– Сэр Перран всегда требует, чтобы его прислуга в полном составе являлась в часовню на воскресную службу.

– И все до единого были в часовне? Может, кто-то отсутствовал по болезни? – спросил Блэкторн.

– Да, две молодые служанки лежали… с головной болью. Поверьте, тут нет никакого обмана: в течение дня я несколько раз наведывалась к ним обеим.

Рассудив, что вряд ли какая-то из упомянутых служанок годится на роль вражеской лазутчицы, майор Блэкторн не стал выяснять их личности и перешел к следующему вопросу.

– Ну а в понедельник? – В конце концов, подумал он, шпион мог незаметно выехать из усадьбы в воскресенье ближе к вечеру и остаться до понедельника.

Миссис Петроук перевернула страницу и сверилась со своими записями.

– Два помощника конюха ездили утром в Бристоль. Кстати, я выяснила это случайно: в тот момент, когда они отбывали, я как раз проходила по саду. Они должны были вернуться до восьми вечера, а уж как оно там было на самом деле – спросите у самого конюха. Что касается дома, то мы с Бистоном никогда не отпускаем людей по воскресеньям и понедельникам. Вторник, среда, четверг – пожалуйста, да и то на полдня.

– Ну что ж, – вздохнул Эдвард. Взгляд его упал на ее худые морщинистые руки. – Я, верно, уже утомил вас своими вопросами. Спасибо, что помогли.

– Пожалуйста, я всегда с радостью… И, знаете: так приятно, что вы опять дома!.. Поверьте, ваши утраты меня глубоко огорчили. Особенно жаль Джорджа; он всегда был моим любимчиком… – В глазах ее заблестели слезы.

Не удержавшись, Эдвард шагнул вперед и поцеловал старую домоправительницу в щеку.

– Только не говорите дяде, что мы с вами целовались! – с напускной серьезностью сказал он и ушел.

Когда сэр Перран вернулся в свою спальню, час был уже поздний. Выяснилось, что Суткоум, его камердинер, опять слег с головной болью. Беднягу уже много лет мучили частые головные боли, от которых спасала только изрядная доза опия. Вместо него сэру Перрану сегодня прислуживал молодой лакей, по фамилии Рамсли, которого Суткоум, заботясь об удобствах хозяина, заблаговременно посвятил во все тонкости своей службы.

Вечерняя ванна с легким ароматом розового масла относилась к излюбленным ритуалам сэра Перрана, однако, погружаясь в нее сегодня, он почему-то не мог избавиться от смутного беспокойства. Внезапно его осенило.

– Если я правильно помню, Суткоум как будто болел в прошлое воскресенье и в понедельник утром. Так или нет?

– Так, сэр Перран, – почтительно отвечал Рамсли.

– О Господи! – пробормотал баронет, уставясь в потолок.

– Что такое? – забеспокоился лакей. – Вода горячевата?

Хозяин молчал. Мысли его метались из стороны в сторону. Возможно ли? Его собственный камердинер – французский шпион? От одного этого предположения у баронета потемнело в глазах: вспомнились многочисленные сражения, о которых он, сэр Перран, знал заранее. Значит, все эти годы – Суткоум состоял у него на службе уже лет пять или шесть, – все эти годы ценнейшие сведения поступали из Монастырской усадьбы прямиком к корсиканцу? Проклятье! А британским солдатам приходилось жизнью расплачиваться за его оплошность!..

Неожиданно мысли его потекли по другому руслу. Он, конечно, дорожит интересами своей страны, но он не намерен сообщать Блэкторну о своем открытии. Он вообще не намерен ни в чем помогать племяннику, и пусть – черт возьми! – майор провалит свою секретную миссию и покроет себя позором.