Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 63

– Буянка небось от Межени не отходит, – ревниво вторила ей Богуша. – Дура лопоухая…

– Поздно теперь причитать, – ответила Остряна. – Меженя ваш никуда не денется, а жар-цвет только в такую ночь цветет. Когда круг начерчен, выйти из него нельзя до самого конца, иначе духи тебя схватят – и до Перыни не дойдешь. Не хочешь – не ходила бы, никто тебя за косу не волок.

Обе сестры разом вздохнули. Дома все это выглядело захватывающе любопытным, а попробуй посиди в лесу поздно вечером, под завывания бури, когда кажется, что вот-вот ближайшие деревья обрушатся прямо на голову. А тут еще где-то бродят духи! Девушки уже не хотели никакого жар-цвета, надеялись, что ничего не получится и что им не придется видеть леших или бороться с духом Перунова цвета, который захочет в обмен на волшебную силу забрать их собственные души! От страха, от вечерней прохлады, ощущавшейся в болотной влажности еще сильнее, две младшие стучали зубами. И даже голос Остряны звучал уже не так резко и уверенно, как обычно.

И вдруг Тишанка издала какой-то странный звук.

– Ты чего? – Богуша крепче сжала ее руку и повернулась, глядя сестре в лицо.

Но та не отвечала, ее остановившийся взгляд был устремлен куда-то в лес, в ту сторону, откуда они пришли. Богуша подняла глаза и вскрикнула, и одновременно с ней охнула Остряна. Вдали, за деревьями, мелькал огонек.

– Это жар-цвет расцвел! – с досадой воскликнула Остряна, пораженная мыслью, что выбрала не тот куст.

– Ду-у-хи, – еле выговорила Богуша, и у нее получилось что-то больше похожее на завывание, чем на человеческую речь.

– Сиди! – Заметив, что Богуша уже приподнялась, собираясь бежать, Остряна крепко схватила ее за другую руку и толкнула назад, на землю. – Из круга нельзя выходить!

– Но ду-ухи!

– Я круг заговором затворила, тут нас не достанут! А выйдешь – сразу съедят! Или ты по лесу думаешь от лешего убежать?

Сама Остряна, однако, поднялась, чтобы лучше видеть, и уже не могла сдержать дрожь от страха и возбуждения. Огонек двигался в их сторону. Он мигал, клонился, то пропадал ненадолго, то опять возникал. Может быть, жар-цвет, появившийся из другого куста, сам идет к ним и они смогут его схватить! Крепко сжимая в руке железный нож с лосиным рогом, как могучее оружие против любой нечисти, Остряна ждала, готовая ко всему.

Между деревьями мелькнула фигура – то ли черная, то ли белая, то ли медведь, то ли человек. Огонек шел рядом с ним, дрожа и пригибаясь на ветру. Впервые приметив эту фигуру в лесных зарослях, Остряна при всей ее храбрости невольно сделала шаг назад. Это леший… или медведь… или леший в обличье медведя… или оборотень… Она видела вполне человеческие руки и ноги, вроде белую рубашку, но еще видела темный мех на плечах и голову медведя с торчащими ушами. В груди что-то мучительно сжалось, по коже продирал мороз, рука, в которой она держала нож, онемела. А леший вдруг поднял руку, указал прямо на нее и закричал. Его полукрик-полувой был едва различим в завываниях ветра и шуме мятущихся ветвей, но тут же Остряна увидела и того, к кому он обращался – еще две такие же фигуры, вынырнувшие из ельника в десятке шагов пообок.

Этого Богуша и Тишана уже не могли вынести. Забыв обо всех предостережениях, вопя дурными голосами, они выскочили из заговоренного круга и метнулись назад, в темноту. И почти достигли своей цели – будто испугавшись их крика, двое младших леших отпрянули и на несколько мгновений пропали из поля зрения. Но тот, что держал жар-цвет, остался. Остряна старалась не поддаваться слепому ужасу и не выходить из обережного круга. Здесь не тронут…

А леший шел прямо к ней. Обернувшись, он призывно взмахнул рукой, крикнул что-то, и те двое снова показались из-за елок. Остряне померещилось в них нечто знакомое, но она была так потрясена, что не могла сообразить.

– Одна есть! – кричал старший леший, приблизившись к ней шагов на десять. – Вроде живая! А еще две где?

Конечно, живая! Лесная нечисть только и ищет, как бы поживиться теплым человеческим духом!

– Гром Перунов на тебя! – крикнула Остряна, выставив вперед руку с ножом. – Иди в болото глухое, на дерево сухое…

– Острянка! – Один из младших леших подошел к ней почти вплотную, и Остряна увидела, что это вылитый ее двоюродный брат Станяша, второй сын стрыя Доброкрая. – Ты чего сюда забралась? Не знаешь, что в такое время вся нечисть гуляет, от Перуна прячется?

– Да и без нечисти опасно: рухнет дерево – и поминай как звали, – сказал леший с медвежьей головой.

Его голос тоже показался Остряне знакомым. И тут она его узнала. Это был тот, мысли о ком и привели ее в лес – Велемысл Домагостич, с медвежьей шкурой на плечах. Да, она слышала, отец говорил, что Велему, как сыну знатного старого рода из земли Велеса, доверили честь представлять Подземного Хозяина в обрядовом поединке. Рядом с ним стоял братец Станяша, а еще братец Добрила – оба тоже с волчьими шкурами на плечах, плодах своей удачной охоты в год посвящения. Они были в этих шкурах в Перыни и в них же пошли в лес, чтобы защититься от нечисти.

– С тобой кто был-то – Тишанка и Богуша? – спросил Станьша и затараторил, как всегда, поскольку говорить мог сколько угодно долго: – Добрила, вон, видел, как вы втроем в лес метнулись, мы к стрыйке Добряне, может, думаем, она послала, а она говорит: «Ой, ребята, идите за ними, а то не было бы беды!» Ни Прибыни, ни Горяшки не нашли, Хотьша пьяный уже, не найдешь никого, хорошо хоть Велем с нами пошел! А воет в лесу, ну все, думаю, сожрали лешие наших девок!

– Сестры-то где? – осведомился Добрила.

– Да мы думали, это вы – лешие, – произнесла наконец Остряна. Она еще не до конца верила, что перед ней собственные братья, – нечисть ведь какой угодно облик может принять, – но с каждым мгновением ее вера крепла. Вон у них и ножи на поясах, а пояса праздничные, с Перуновыми узорами, таких нечисть носить не может. – Убежали они со страху. Я им говорила: не выходите из круга. Дуры обе…

– Пойдем, поищем. – Добрила кивнул Станяше. – А то еще ноги поломают на бегу, не видно же ничего! Велем, дружище, проводишь Острянку домой?

– Провожу уж, – проворчал Велем. – Пойдем, что ли…

Оба брата скрылись в зарослях. Остряна настороженно смотрела на Велема. Теперь, когда они остались вдвоем в лесу, ей опять стало жутковато. Все-таки чужой человек… И эта его медвежья шкура…

Вихрь все выл, с неба обрушивались порывы ветра, такие плотные, что, казалось, их можно резать ножом. Прогремел гром.

– Идем живее! – Велем поднял факел, пламя которого едва боролось, цепляясь за густую липкую смолу, с духами бури, пытавшимися его оторвать, смять и задушить своими невидимыми ладонями. – Сейчас дождем накроет, не успеем, пожалуй. И чего тебя в лес понесло в такую-то ночь!

– Стало быть, понадобилось.

– Лешего, что ли, вызывала?

– Да уж! Но не вышло мое дело – тебя вместо лешего вызвала! – Остряна фыркнула.

Она не собиралась делиться своим замыслом, а обведенную вокруг куста черту нельзя было разглядеть в густой полутьме.

– А на кой тебе леший? – Велем ухмыльнулся. – Я взамен не подойду?

Его забавляла отвага Вышеславовой дочери, невесть зачем, ради какой-нибудь девичьей глупости залезшей в чащу на ночь глядя, да еще в грозу.

– Пойдем на луговину быстрее, а то рухнет тут что-нибудь!

Он взял Остряну за руку и потащил за собой. Факел наконец погас, не выдержав борьбы, и Велем выбросил его. Остряна в первый миг притихла, почувствовав свою руку в плену его жесткой и теплой руки. В этой руке были власть и сила, которые подчиняли себе без слов, одним своим присутствием, и строптивая, непокорная Остряна вдруг поняла, что ей это нравится и доставляет совершенно неожиданное удовольствие. Она почти успокоилась: возникло ощущение, что теперь и о дороге, и о леших, и обо всем прочем подумает кто-то другой, справится со всеми трудностями и защитит ее. Мелькнула мысль, что так можно идти всю жизнь: держась за его руку и прячась за спиной от порывов злобного ветра. И впервые в жизни она ощутила готовность кому-то подчиниться: не по обязанности и долгу, как отцу и старшим родичам, а по доброй воле.