Последний танец вдвоем - Крэнц Джудит. Страница 21
Ему легче: он никогда не показывается на сцене, он всего лишь ремесленник, сапожник, латающий туфли, от которых остались одни дыры; и все-таки именно он управляет коллективом единомышленников, ставит пьесу, в конце концов! Реализация пьесы в этом мире всегда зависела от режиссуры, и он – счастливейший из смертных. Ему посчастливилось стать режиссером, держать перед собой шекспировский текст, эти самые прекрасные слова из всех придуманных человечеством, – хотя кто-то, наверное, поставил бы на первое место Библию. И эти слова стоят на своих местах на странице и ждут, когда он снова превратит их в кусочек жизни, в торжество человеческого духа и разума – похлеще какого-нибудь теста на интеллект или вступительного экзамена.
Среди режиссеров есть и такие, на кого время от времени нападает тоска, и они начинают думать, что работа дирижера в оркестре куда лучше, потому что дирижер стоит на сцене, будучи не только интерпретатором композиторского замысла, но и участником представления. Конечно, и у него бывают моменты творческого кризиса; иногда он даже задает себе вопрос: кто он, собственно, такой, Зак Невски, если занимается толкованием авторского замысла, используя в качестве инструмента актерские способности? Но потом он начинает понимать, что не променяет работу со словом ни на какие самые сладкие звуки, вспоминает, что у него нет музыкального слуха, и спрашивает себя, действительно ли единственный, кому он завидует, занимаясь своим делом, – это господь бог. Как правило, Зак отвечал на этот вопрос положительно, но иногда признавался себе, что еще больше он завидует актеру-режиссеру. И тогда Зак убеждался, что ему больше, чем кому-нибудь, нужны пицца и отдых – как компенсация за то, что актерского дарования у него нет.
Ну и что же, нельзя же требовать от природы всего сразу. Его устроило бы и то, что у него есть, плюс Джиджи. Если бы он не был абсолютно уверен, что Ник ни за что не покусится на его девушку, то сейчас бы, наверное, страшно ревновал, слушая их непринужденное голливудское воркование. Он чуть не забыл, что отец Джиджи имел отношение к кинорежиссуре. К счастью, этот непостижимый негодяй не играет в ее жизни никакой роли. Возможно, Вито Орсини уже окончил свой земной путь, хотя такие типы редко исчезают, от них, как правило, очень трудно избавиться. Ну, по крайней мере, ему не придется просить у Вито руки Джиджи, этот подонок лишил себя всех отцовских прав. Если ему и нужно у кого-нибудь испрашивать благословения, так скорее у Саши. Или у мачехи Джиджи, самой Билли Айкхорн, которая сейчас где-то в Париже. Но прежде ему надо вытащить Джиджи на лыжах на сияющий снег, побыть с ней вдвоем посреди первозданной красоты, с настоящим синим небом над головой и настоящими соснами вокруг, надышаться настоящим свежим воздухом, а не тем, какой вам предлагают в Центральном парке. Он ежедневно мечтал покататься с ней на лыжах, и наконец его мечта осуществится!
Они приехали в Киллингтон поздно вечером в пятницу и сразу же легли спать. Джиджи и Пандора поселились в одной комнате без разговоров: уж слишком сильно они устали. Зак с Ником заняли соседний номер.
Наутро они плотно позавтракали – блины, бекон и овсянка – по совету Пандоры, которая встала на лыжи в трехлетнем возрасте, и Ника, который частенько катался в Вейле и Солнечной долине. Затем Джиджи с Заком отправились брать напрокат лыжи и ботинки, чтобы затем нрисоединиться к какой-нибудь группе начинающих. В Киллингтоне новичков обучали кататься на коротких, метровых лыжах и без палок. Это была удивительно эффективная форма обучения, дающая начинающим возможность почти сразу ощутить захватывающий спуск с горы без неловкой возни с длинными лыжами и размахивания палками.
Урок в группе новичков был организован максимально просто. Все вместе они пробовали спуститься с пологого склона и остановиться, развернув лыжи на девяносто градусов вверх. Их было пятнадцать человек, и они последовательно делали на каждом спуске по нескольку поворотов, повинуясь командам инструктора. Таким образом они не успевали развить скорость. На холме одновременно занимались несколько таких групп, и каждая группа совершала свое движение вниз поэтапно, терпеливо дожидаясь, пока каждый ее член выполнит поворот. Когда подошло время обеда, все начинающие лыжники успели испытать захватывающую радость оттого, что сумели-таки спуститься с этой горы, на вершине которой они сначала стояли. Значит, сумеют сделать это снова.
Стоя у подножия учебного склона, Джиджи и Зак смотрели вверх, отыскивая глазами Ника – черную пулю и Пандору – тонкую серебристую стрелу. Оба летели с высоты прямо на них, стремительно набирая скорость, и в конце концов резко затормозили прямо у ног друзей, взметнув облако снега.
– Валяйте, валяйте, выпендривайтесь! – фыркнул Зак. – Мы скоро тоже так научимся.
– Чтобы научиться спускаться по прямой, Зак, требуется время… и известная храбрость, – нравоучительно заявил Ник, отстегивая лыжи.
– Что это значит?
– Это значит развивать на спуске максимальную скорость, не делая нарочитых поворотов. Пока ты этого не освоил, ты не можешь прочувствовать горные лыжи в полной мере. Ты еще не победил этой горы и своего, вполне естественного, страха падения. Падать никому не хочется.
– Да ладно тебе, Ник! Посмотри, какие малыши спускаются с самого верха не хуже вас с Пандорой. Им, наверное, по два-три годика, – запротестовал Зак.
– Конечно, но они встали на лыжи раньше, чем научились ходить. Это не так просто, как кажется.
– Ах ты, элитная свинья! – рассмеялся Зак. – Вы есть не хотите?
– Я хочу, – заявила Джиджи, глядя, как Пандора легко закинула лыжи на плечо и, взяв обе палки в одну руку, зашагала к отелю, самоуверенно покачивая обтянутым серебристым костюмом задом. Глядя, как Зак оценивающе посмотрел ей вслед, Джиджи вспомнила, что на ней самой мешковатые темно-синие спортивные брюки и темнозеленая куртка, которые в сочетании смотрелись очень скучно, – и то и другое она одолжила у сестер Страусс. Ее внезапно кольнуло от сознания того, какой дилетантский и нескладный у нее вид, особенно по сравнению с Пандорой.
Свой ленч они проглотили стоя, поскольку ровно в два начиналось очередное занятие группы. Ник с Пандорой пошли к подъемнику, помахав на прощание Заку и Джиджи с плохо скрываемым сочувствием.
– Джиджи, ты правда хочешь провести весь день, занимаясь этими однообразными упражнениями? – сразу задал ей вопрос Зак.
– Но так организованы занятия, – ответила Джиджи твердо.
– Джиджи, горнолыжная школа – такой же бизнес, как все остальное. Они не дают тебе идти вперед, и ты продолжаешь им платить, даже если ты уже в состоянии справиться сам. Подумай, ведь мы большую часть времени ждали остальных – у тебя нет разочарования по этому поводу?
– Есть, конечно, но как еще я смогу научиться?
– Послушай, Джиджи, ведь мы теперь оба знаем, что и как делать, верно? Мы научились останавливаться и делать поворот, так? Почему бы нам не плюнуть на эти уроки, не подняться на гору и не начать медленно спуск по самой безопасной трассе для начинающих? Мы будем делать в точности то же самое, чему нас учили утром, но при этом успеем покататься в десять раз больше, чем в группе.
– Звучит разумно, Зак Невски, только у меня есть подозрение, что ты лелеешь дурацкую надежду проехаться по прямой.
– Джиджи, обещаю тебе, клянусь каждым драгоценным волоском на твоей золотистой головке, что сегодня я не стану и пытаться. Я не сумасшедший. Конечно, к концу уик-энда я попробую, но сегодня хочу отработать то, что мне пока под силу, Такое солнце, такое синее небо, неужели мы станем терять зря время?
Джиджи посмотрела на Зака и неожиданно улыбнулась. Связывать по рукам и ногам такого атлетически сложенного мужчину показалось ей бессердечием. В их группе начинающих он был лучшим, воспроизводя движения инструктора намного точнее и легче, чем все другие, в естественном ритме выполняя повороты, наклоняя корпус вперед, сгибая колени и ловко раскидывая руки в стороны. В конце концов, Орловы-Невски всегда отличались хорошей пластикой – например, осваивая новые танцы. Сейчас на лице Зака была написана такая трогательная мольба, прямые черные волосы упали на лоб, а в глазах горела такая жажда приключений…