Ценою крови - Вилло Дэвис Робертс. Страница 16

Солей почувствовала укол ревности и сказала себе, что теперь, когда он принадлежит ей, это не должно ее волновать. Однажды утром в начале ноября ее разбудил возбужденный голос Анри.

— Снег, бабушка, снег! — кричал он.

Все пространство перед домом было белым, а пушистый снег все падал и падал. После завтрака Даниэль и Солей выбежали из дома поиграть с ребятишками в снежки. Снег, как, впрочем, и все остальное в последнее время, вернул мысли девушки к Реми. Где он сейчас — наслаждается теплом индейского вигвама или выслеживает зверя на тропе, замерзшей и холодной? Ее сердце разрывалось от тоски по нему.

Раз в неделю Сиры встречались со своими соседями на танцах. Солей кружилась в объятиях одного из деревенских парней, не чувствуя никакого волнения, как если бы она танцевала с одним из своих братьев. Одновременно она наблюдала за тем, как развиваются отношения между Антуаном и Селест, и представляла, что было бы, если бы они получили согласие на помолвку сразу же, как только объявили о своем решении. Внезапно она обратила внимание на то, что Франсуа тоже не спускает глаз с этой пары, а его обычно такое подвижное лицо словно окаменело. Неужели он тоже испытывает какие-то чувства к ее подруге? Солей очень хотелось надеяться, что это не так.

Ни громкие голоса друзей, начинавшие звучать еще громче после нескольких кружек выпитого эля или пива, ни скрипачи, игравшие веселые зажигательные мелодии, — ничто не радовало Солей. В ее мыслях было место только для Реми. Она видела, как он пробирается сквозь заросли леса, как плывет в каноэ вверх по течению, как устраивается на ночлег прямо под открытым небом. Господи, как бы ей хотелось быть рядом с ним! Думает ли он о ней так же часто, как она о нем? Солей молилась, чтобы это было именно так.

Конечно, она тосковала по Луи, Марку и Мадлен, тем более что от них не было никаких известий. Раз или два в году деревенский кюре получал газеты из Старого Света и знакомил всех с событиями, происходившими во Франции, хотя все сведения были соответственной давности. Все новости из Галифакса, Аннаполис-Ройял или Бобассена они узнавали только от редких прохожих.

Очень немногие в Гран-Пре могли читать газеты или письма, за исключением старого месье Ганьона, ровесника дедушки. "И если бы Реми нашел возможность послать мне письмо, то я скорее всего пошла бы с ним к месье Ганьону, чтобы он прочел его, а не к отцу Кастэну", — думала Солей. Ей стало не по себе, когда она подумала о том, что Реми умеет писать, что он посещал школу, что он, если потребуется, может начертить на бумаге больше, чем только свое имя. Его жизнь так отличалась от ее собственной. Он почти не помнил своих родителей. Его отец утонул в море, когда Реми был еще малышом. После этого мать прожила только одну зиму и вскоре умерла. У него еще была младшая сестра, но она не прожила и года. Так что Реми остался совсем один. С пятилетнего возраста он переходил из одной семьи в другую, включая и семью его дяди Гийома. Как-то он провел два года в Аннаполис-Ройял, где его научили читать и писать. С двенадцати лет он начал вести самостоятельную жизнь.

Реми никогда не знал, что значит ощущать любовь и поддержку такой большой семьи, как у Солей. У него никогда не было своего собственного дома, хотя он очень хотел его иметь. Той ночью, которую Реми и Солей провели в объятиях друг друга, они мечтали о доме, который он хотел построить, о том, как тепло и уютно в нем будет и как он наполнится, если на то будет божья воля, голосами детей.

Как быстро он вошел в ее жизнь! Иногда, тоскуя по нему, Солей еле сдерживалась, чтобы не зарыдать. Барби и Эмиль никогда не спрашивали, почему она постоянно ходит с красными глазами. Они, конечно же, знали почему. Она хотела, чтобы они поняли, что, если бы отец дал согласие на свадьбу, ей не пришлось бы сейчас так страдать.

Зима выдалась очень суровой. Температура редко поднималась выше нуля. Мужчины проводили в доме времени больше, чем обычно. Эмиль казался каким-то притихшим, Солей и не помнила отца таким. Он все время что-то латал и чинил, мастерил кожаную или деревянную обувь, но делал все это без своих обычных добродушных шуток. Было ясно, что его мысли заняты Луи, что он очень беспокоится о нем.

Близнецы пытались как-то растормошить всех. До Антуана наконец-то дошло, что Селест не равнодушна к нему, но, далекий от мысли о женитьбе, он отнесся к своему открытию как к поводу для очередной шутки. Они с Франсуа строили планы, как бы разыграть бедняжку, хотя Солей иногда казалось, что Франсуа делает это без особого энтузиазма. "Что, если он и вправду испытывает какие-то чувства к Селест?" — думала Солей, не находя тем не менее оправдания его глупости.

Морозы не ослабевали. Миновали праздники, которые в этот раз отмечались без обычного размаха. До весны было еще далеко, а все уже мечтали о конце холодов.

В начале января на пороге дома Сиров неожиданно появился закутанный до самых бровей месье Ганьон. Когда Солей открыла ему, она была ослеплена искрящимся под лучами солнца снегом. И какое-то время после того, как она закрыла дверь, ее глаза по-прежнему ничего не видели.

— Входите, месье, входите, — тепло приветствовала она гостя. — Садитесь к огню рядом с дедушкой и выпейте чаю. Я сейчас приготовлю вам кекс с изюмом.

Эмиль, вырезавший деревянный игрушечный кораблик, поднялся навстречу гостю:

— Чай, и будь я проклят, девочка, человек, который проделал путь из деревни до нашего дома в такой мороз, нуждается в более крепком и горячем напитке, чем чай. У меня имеется как раз то, что нужно, месье, то, что нужно! Бутылка доброго коньяка, проделавшего путь от самой Франции. Я припас его как раз для такого случая.

Дед ухмыльнулся, вынул изо рта трубку и протянул испещренные голубыми прожилками руки к огню.

— А, брэнди. Я не откажусь пропустить немного, дружище!

Только после того, как месье Ганьон выпил порцию коньяка и принялся за вторую, он объяснил причину своего визита.

— Несколько дней назад у нас в Гран-Пре остановился гость из Бобассена. Он направлялся в Аннаполис-Ройял. Я пытался найти хоть кого-нибудь, чтобы сразу же известить вас, но не нашел. И вот только сегодня смог выбраться сам.

Он осушил свою кружку и, не колеблясь, протянул ее снова, когда Эмиль поднял бутылку, чтобы налить ему по третьей.

— Превосходно, месье, превосходно! Я не припомню, когда еще пил что-либо подобное! Ну так вот. Приезжий сказал, что у него имеется известие для Сиров.

Солей замерла. Ей показалось, что ее сердце сейчас выскочит. "Реми?" Она задрожала от страха и возбуждения.

— Я старый человек, и моя память стала меня подводить. Но я постараюсь вспомнить. Молодой Луи просил передать вам, что они все благополучно добрались до Бобассена, где он и его семья пробудут несколько недель до тех пор, пока его жена не сможет продолжить путешествие. У них все в порядке, и они рассчитывают добраться до острова Сен-Жан на баркасе вместе с двумя другими семьями. Всего их четырнадцать человек, включая детей.

"Не Реми! Это Луи и Мадлен, и у них все хорошо!" Солей облегченно вздохнула.

— С другими семьями! Благодарю тебя, господи!" — сказала Барби, сложив руки в молитве. — По крайней мере рядом с Мадлен будет другая женщина, и ей не придется просить мужчин, когда наступит ее время.

— Ее время наступит еще не скоро, — резко бросил Эмиль.

— Ну да, разве можно быть уверенным в таких вещах? В любом случае она будет чувствовать себя спокойнее в женской компании! Знаете, месье, мой сын — прекрасный муж. Но он мужчина. А что мужчины смыслят в этом? — Под мужчинами Барби подразумевала и своего собственного мужа. — Приезжий что-нибудь говорил о нашем маленьком внуке Марке?

Месье Ганьон потряс головой.

— Только то, что у них все хорошо. Я очень рад, что принес вам добрые вести о Луи. Ведь сейчас вокруг происходит так много плохого.