Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна. Страница 85

Пит опять рассмеялась. Она выслушала не одно предложение в салонах «Дюфор и Ивер», но ни разу они не произносились с таким шармом и простотой. Или так убедительно.

— Нет, не думаю, чтобы мне захотелось, но благодарю за предложение.

— Вот уж не думал, а мне казалось, стоит попробовать.

Принесли виски для Мак-Киннона и кофе для Пит. На мгновение единственными звуками в комнате были позвякиванья кусочков льда в бокале, который он держал в руке, да звук дождя, барабанившего по стеклянной крыше над головой. Он сделал большой глоток прекрасного виски и бросил долгий взгляд на Пит.

— Как тебя зовут, моя дорогая? Как сказал бард, надо знать имя женщины, которую собираешься трахнуть. Это минимум хороших манер.

Пит улыбнулась.

— Шекспир этого никогда не говорил.

— Нет? Только не надо из-за этого скрывать свое имя.

— Пит Д’Анджели.

— Пит? Пит? — повторял Мак-Киннон с возрастающей недоверчивостью. — Что это за имя для такой красивой бабенки?

— На самом деле я — Пьетра.

— Это другое дело. Звучит больше по-женски, — сказал он и посмаковал ее имя, как глоток прекрасного вина. — Пь-е-траааа. Прелестно. Да, оно тебе подходит. — Он пригубил еще виски и стал изучать себя в больших зеркалах на противоположной стене. — С этой повязкой я выгляжу паршивым пиратом.

— Что случилось? Надеюсь, ничего серьезного?

— Только для моей гордости, моя дорогая. Мой Ричард, кажется, не так резв, как раньше. И не так ловок с мечом. Сегодняшняя репетиция была более кровава, чем обычно. Это всего лишь царапина. Я поправлюсь, не бойтесь, хотя моя проворность может и не восстановиться, а уж гордость и подавно.

Тогда Пит вспомнила. Мак-Киннон находился в Нью-Йорке, чтобы сыграть в нескольких спектаклях «Ричард III». Чарли уже просил ее пойти с ним — если эта затея когда-нибудь воплотится. Согласно информации, полученной Чарли, на репетициях то и дело возникают неприятности из-за пристрастия Мак-Киннона к спиртному.

— Мечтаю увидеть вас на сцене, — сказала Пит. — Я слышала, что вы один из лучших актеров, играющих Шекспира, а «Ричард» — моя самая любимая пьеса.

— Что? Бедный мошенник Ричард? Изуродованный, недоделанный, преждевременно появившийся в этом благоуханном мире? Прекрасно, тогда мы станем друзьями. И у тебя будут места в любое время, когда пожелаешь.

Пит охватил неподдельный восторг. Посещение театра всегда было редким удовольствием. Она была на седьмом небе от возможности увидеть Дугласа Мак-Киннона и к тому же сидя на лучших местах в театре.

— Не знаю, как благодарить вас, мистер Мак-Киннон.

— Думай, мое дитя, думай. И может, что-нибудь придет тебе на ум. — Он опять одарил ее одной из своих дьявольских улыбок, несколько отвлекающих от плотоядного взгляда. — А тем временем помолимся, чтобы день премьеры все-таки настал. — Он одним махом осушил половину виски, а Пит бросила взгляд на часы. Около шести. Ей скоро надо ехать домой, но не похоже, чтобы Дуглас Мак-Киннон собирался в скором времени покинуть салон. Наоборот, он, казалось, устроился здесь надолго.

— Знаешь, она не верит, что я люблю ее, — неожиданно объявил он. Несмотря на резкую перемену темы разговора, Пит знала, что он, должно быть, говорит о Лиле Уивер. — Говорит, что не разведется с этим малым Билли, потому что не уверена, что я ее люблю достаточно для того, чтобы остаться с ней.

— А вы любите ее? — спросила Пит, по-настоящему заинтересовавшись.

— Люблю ли я? — сказал актер с негодованием. Он одним глотком осушил остаток виски, и бокал стукнулся о стол с нежным звоном. — Я покажу вам, как я ее люблю. — Он вытащил из кармана мятый бумажный пакет. — С помощью вот этого.

Из пакета он вынул еще более мятую бумажку, развернул ее и положил на стол самый прекрасный звездный сапфир, который Пит доводилось видеть. Ее натренированный глаз определил в нем по крайней мере девяносто каратов, и он был насыщенного синего цвета, который не менялся ни при дневном, ни при искусственном освещении, что свойственно только самым лучшим кашмирским сапфирам. Именно такой синий цвет, как у перьев павлина на шее.

Она протянула руку и бережно коснулась камня, слегка проведя по нему пальцем.

— Изумительный.

— Я думаю. Вряд ли кто заплатит чуть меньше четверти миллиона долларов за — как это у вас в Америке говорят — рубленую печенку.

— Где вы его раздобыли?

— У одного частного дилера в Сингапуре. Как думаешь, Лиле понравится? — Его голос неожиданно наполнился мальчишеским нетерпением.

Понравится? — подумала Пит. Да за такой камень Лила Уивер убьет, если потребуется.

— Насколько я знаю мисс Уивер, уверена, что она останется очень довольна вашим сапфиром.

— Вы знаете двух господ?

— Каких двух господ? — спросила она, озадаченная.

— «Два Веронца». Валентин, акт третий, сцена первая: «Завоюй ее дарами, если она не принимает слов. Немые драгоценности в своем молчании часто действуют быстрее на женский ум, чем уговоры».

— Поверьте мне, Мак-Киннон, ее сердце будет тронуто, — сказала Пит, вновь коснувшись камня пальцем. — Можно я посмотрю его поближе? — Он махнул рукой в знак согласия. Она взяла сапфир, вынула из кармана лупу и заглянула в глубь камня. Глубина синего цвета была поразительна — никакого следа зеленого, серого или фиолетового; это был чистый синий оттенок, высоко ценимый древними, как символ неба. Она ясно видела пересекающиеся рутиловые иглы, которые составляли шестиконечную звезду, а камень имел бархатистый, подернутый дымкой вид, свойственный кашмирским сапфирам. — Прекрасный, — выдохнула она, возвращая ему драгоценность.

— Все это хорошо, — произнес Мак-Киннон, — но где, черт возьми, Лила? Я собирался сегодня отдать ей его. Думал, мы обратимся к вашим ювелирам, чтобы они сделали для него оправу. Что-нибудь ослепительное и оригинальное — она ведь это любит. То, что заставит ее в конце концов развестись и выйти замуж за меня. — Он катал камень меж пальцев, как шарики для успокоения нервов. — Она мне нужна, понимаешь.

Он становился сентиментальным. Пит подумала, не под влиянием ли виски.

— Мистер Мак-Киннон, я уверена…

— Она не придет, я знаю. — В словах звучала убежденность. — Ее чертов муж предложил примирение. Она обещала мне даже не обсуждать это, но я знаю свою девочку. Если этот малый Билли заявится с бриллиантовым кулоном или изумрудным браслетом, она, черт побери, призадумается над этим. А все сводится, прелестная Пьетра, к тому, чей камень ей захочется больше — его или мой.

Небольшие золотые часы с циферблатом из оникса, стоящие на полке, пробили шесть раз.

— Мистер Мак-Киннон, боюсь, мы закрываемся.

— Да. Хорошо, — сказал он, сгребая огромный сапфир и заворачивая снова в бумагу. — Она этого не заслужила. Я дам его кому-нибудь другому.

Он бросил камень в бумажный пакет и сунул в карман промокшего плаща. Потом он встал и почтительно, хотя чуть-чуть неуверенно, поклонился. Он вышел из салона и направился быстрой нетвердой походкой по главному торговому залу магазина, теперь уже опустевшему, Пит следовала за ним.

Приближаясь к двери, он сделал несколько неуверенных шагов, нельзя сказать, что его зашатало, но он слегка качнулся из стороны в сторону.

— Кажется, мне нужен свежий воздух. Пройдусь пешком до гостиницы, — объявил он. Затем перебросил свой «барберри» с бесценным грузом через плечо, устроив его там поудобнее.

Пит бросилась за ним. Она не могла допустить, чтобы человек в таком состоянии вот так запросто отправился на улицы Манхэттена с сапфиром в четверть миллиона в кармане.

— Мистер Мак-Киннон, не хотите ли оставить свой сапфир у нас в хранилище? Там он будет вас дожидаться, когда вы придете к нам с мисс Уивер.

— Нет необходимости, моя дорогая, — ответил он, отмахиваясь от ее забот.

— Но он в ненадежном месте.

— Ах, да, воры и бродяги могут напасть на меня. Не будет ли тогда прекрасная мисс Уивер сожалеть об этом? — Он взял руку Пит, галантно поцеловал ее и протолкнулся через дверь на улицу, где все еще шел дождь.