Майами - Бут Пат. Страница 12
— Давай, Мери! Или тебе не хочется получить хот дог? Хочется или нет, я спрашиваю?
— Я иду, только у меня заноза в ноге, больно же, Криста!
— Так вы обе идете или нет? — Четыре кузена Кеннеди стояли на бетонном волноломе, глядя вниз на двух сестер, стоявших на берегу.
— Господи, да мы идем. Не можете подождать? У Мери болит нога.
— А у Тедди нога отрезана, — сказал Патрик со всей иронией, какую мог изобразить восьмилетний мальчишка.
— Возможно, Патрик, — резко бросил Тедди. Только ему самому позволено было шутить насчет своей отрезанной ноги.
— Мы ведь ждали тебя, когда у тебя был приступ астмы, — завыла в ответ Мери с берега. Она сидела на песке и старалась разглядеть занозу, поднеся ступню к лицу.
Криста подошла и наклонилась к ней.
— Дай-ка я погляжу.
— Смотри, вон заноза.
— Да, ты права. Ну, опирайся на меня. У них в доме должна найтись иголка.
Они вместе ковыляли через деревянную калитку, выходившую на пляж, по зеленому коридору из кустарника, вверх по ступенькам на лужайку. Вечерами, во время пикников на пляже, всегда кто-нибудь из Кеннеди, Шрайвер или Смит прятались тут, чтобы выпрыгнуть на тебя в лунном свете. Криста содрогнулась от неприятных воспоминаний.
На лужайке их встретил Крис Кеннеди с озабоченным лицом.
— Это серьезно?
— Да нет, это заноза. Только ушла глубоко. Мне нужна иголка, чтобы ее вытащить.
— Сейчас, сейчас… Макс, ступай и найди иголку и спички. Лучше, если мы ее простерилизуем.
Мери села на траву. Мальчики столпились вокруг.
— Может, я лучше позову маму? — предложил Тедди.
— Нет, не надо, я сама справлюсь, — отрезала Криста. — А ты будешь терпеливой, ведь правда, Мери?
Мери закусила губу.
— Думаю, что буду, — пообещала она.
Игла прибыла, большая и сверкающая. Последовала церемония стерилизации. Ее водили взад-вперед над пламенем, пока кончик не почернел как смоль.
— Она обожжет меня. — На глазах у Мери выступили слезы.
— Нет, не обожжет. Я подую на нее. — Криста подула. Глаза четверых мальчишек остановились на ней. Она получила аудиторию, к тому же весьма высокопоставленную. Пожалуй, она станет хирургом, когда вырастет.
Это была ее первая операция.
— Мне не нужно было дуть на нее. Ведь я могла занести на нее бациллы. — Криста упивалась ролью доктора.
— Давай, Криста. Папа делает хот доги возле бассейна. Они уже сто лет как готовы. — Патрик был голоден.
— О'кей, о'кей. — Криста тяжело вздохнула и воткнула иголку в ножку своей маленькой сестренки, туда, где чернела заноза.
— Ай! — закричала Мери. Это оказалось слишком тяжело для семилетней — возбуждение, боль, всеобщее внимание, мысль о том, что они прозевают хот доги. Она разразилась слезами.
— Перестань, — резко приказала Криста. — Перестань, Мери!
— Кеннеди не плачут, — заявил Патрик.
Криста резко обернулась к нему. Только ей разрешалось критиковать свою семью. И больше никому.
— Моя сестра не Кеннеди. Она Кенвуд, а Кенвудам позволено плакать, — отрезала она.
Кенвуды могут плакать. Кенвуды могут плакать. Много лет Криста вспоминала гнев, с которым она произнесла эти слова. Поскольку, разумеется, Кенвудам, как и Кеннеди, плакать не полагалось. Это было правилом ее родителей, и это суммировало в себе все, что только было тяжелого в ее детстве. Мать с отцом никогда не понимали простой истины, которую она поняла еще тогда: подавляя эмоции, ты не избавляешься от них. Они продолжают жить, бурлят под поверхностью и морщат обои на тщательно разглаженном фасаде. Они болезненны, подобно занозе в маленькой ножке ее сестренки, и они сделали Кристу жестокой, хотя она могла бы стать мягкой, нежной и заботливой. Бедная, бедная Мери. Если бы она могла обнять ее сейчас. Если бы только в эту минуту Мери могла оказаться здесь, задавать вопросы, требовать внимания старшей сестры, которую обожала. Самая сладкая маленькая сестренка в мире увидела после того случая еще только четыре лета.
Криста пыталась отогнать воспоминания, но не смогла.
Полицейский автомобиль провыл на подъезде к дому, объехал на скорости вокруг фикуса, который возвышался в центре лужайки так, что гравий разлетелся из-под колес в стороны. Криста слышала сирену, когда он находился еще в миле от нее, и равнодушно подумала, что у кого-то из соседей случился сердечный приступ. Она стояла в дверях, глядя на мигающий синий свет и готовя фразу о том, что они перепутали адрес. Полисмен выскочил, оставив дверцу открытой, и когда направлялся к Кристе, она внезапно поняла, что он не ошибся адресом. Лицо его было бледным, и хотя он ничего еще не сказал, его нахмуренные брови говорили о том, что он обдумывает, какие ему подыскать слова.
— Что случилось?
— Мисс Кенвуд? — Он тянул время. Он знал ее. Он всегда завтракал у «Грина». Холодные и липкие пальцы впились в плоть Кристы. Она почувствовала, как в ее желудке провалилось дно. Она шагнула ему навстречу.
— Произошла авария возле поворота к Кеннеди. Ваша семья…
— С ними все в порядке? Они живы? — закричала Криста. Ее мама, папа… Мери. Они все поехали в гости на ланч. Криста осталась дома. У приглашавших не было детей ее возраста.
— Все плохо, — ответил полисмен, а его лицо сказало, что все было еще хуже. — Ваши родители погибли. Оба. Ваша сестра сидела сзади. Она еще жива. Она спрашивает про вас. Я отвезу вас туда. Нам нужно спешить.
— О Боже… О, Боже! — Криста побежала к автомобилю, спрятав лицо в ладони. Почему-то шок заглушил все ее мысли о родителях. Но Мери, маленькая Мери жива и зовет ее.
Они с ревом пронеслись по Северному Океанскому бульвару. Сирена надрывалась.
— У нее все в порядке? — Голос Кристы раздавался словно издалека.
Полицейский с угрюмым лицом глядел на дорогу.
— Парамедики занимаются ею, — вот и все, что он смог сообщить.
Слева от них солнце проливало свой свет на спокойный океан. Через минуту они прибудут на место происшествия.
— Я боюсь, что там кровь, — предупредил полицейский. Они с визгом затормозили возле патрульной машины, которая уже заблокировала дорогу. Рядом находился многоместный легковой автомобиль, его капот и бок были помяты серебряным «Мерседесом», врезавшимся в него, словно копье. На передних сиденьях виднелись две тряпичные куклы, словно манекены в видеоклипе про ремни безопасности. С той разницей, что здесь виднелась кровь. Они были покрыты ею. Криста прижала руку ко рту. Другой полисмен открыл дверцу.
— Идите, — сказал он, протянув руку, чтобы подбодрить ее. Пошатываясь, она шагнула прочь от машины. Голова работала с трудом, но она знала, что должна держаться. И тогда она услышала.
— Ооооооо! Мне больно! — Стоны ребенка, стоны Мери. Голос донесся из глубины автомобиля, который уже превратился в гроб. И тогда Криста рванулась вперед, оттолкнув старавшуюся удержать ее руку. Она подбежала к той дыре, что осталась от окна, и вцепилась в ее край.
— Мери, о, Мери, девочка моя, милая, это я, — завыла она, и на глазах ее закипели слезы, а голый страх сжал внутренности.
— Криста? Криста! О, Криста, мои ноги.
Искаженное шоком лицо Мери смотрело на нее из полумрака крошечного пространства. Глаза расширились от боли и ужаса. Лицо было белым, как лик Христа. Одна рука была свободной, другая погребена вместе с остальным телом в переплетении искореженного металла.
— Милая, не беспокойся. Я здесь. Все будет хорошо. Верь мне, Мери. Держись, как ты всегда держишься. Это я, милая. Все будет в порядке.