Майами - Бут Пат. Страница 55

— Я беру по три бакса за книгу, — сказал голос у ее плеча.

Она обернулась. О, Господи, нет! О, Господи, да! Его голова была наклонена набок, как бы задавая ей вопрос. Лицо было темней, чем ей представлялось в памяти, зубы белей; его удивительные глаза более неотразимы. Он был одет в мешковатые шорты цвета хаки, поношенные кроссовки, простую белую майку, а его волосы, буйно взъерошенные, являли собой гимн анархии.

— О, силы небесные, ты напугал меня. Ты застал меня за покупкой твоих книг.

— И да, и нет, — сказал он, позволяя своим глазам мигнуть. — Надеюсь, ты переживешь депрессию, которую они несут с собой.

Она вспыхнула при этой ссылке на тот вечер. Слова, которыми они тогда обменялись, запечатлелись на листах ее памяти.

— На самом деле названия звучат захватывающе. А в тот день ты меня разозлил. Думаю, что мне хотелось тебя обидеть.

Она смело улыбнулась ему, когда оправилась от первоначального шока. Криста не стала извиняться за сказанные тогда неприятные вещи, которые в то время чувствовала. Не стал этого делать и он.

— Что привело тебя в Ки-Уэст?

Его вопрос прозвучал настойчиво, не как обычная, формальная реплика.

— Высматриваю место для важных съемок, предназначенных фирме Мери.

— В книжном магазине?

— Я зашла сюда, спасаясь от жары.

Криста вспыхнула от собственной лжи.

— Я тоже захожу сюда порой, чтобы спрятаться от мира.

— А я-то думала, что писателю хочется бежать подальше от своих книг.

— Писателям хочется убежать от самих себя. Книги — это люк для бегства, если, конечно, они написаны кем-то другим. — Он засмеялся коротким, безрадостным смешком, который, казалось, только подчеркнул смертельную серьезность его слов. Он выглядел совершенно трагически, когда стоял там перед ней. Его плечи согнулись под грузом творчества.

— Ваши слова звучат, как кровь, тяжелый труд, пот и слезы.

— Ничего не поделаешь, — ответил он просто.

— Я полагаю, что в рекламных съемках тут нет необходимости.

Его молчание сказало о том, что он согласен с ней, однако теперь это выглядело по-другому. Он не хотел преуменьшать ее личность. Возможно, из-за того, что знал, как это рискованно.

— Что посоветуешь мне прочесть в первую очередь?

— О, я думаю, «детскую книжку». — Его улыбка была теперь теплой, когда он напомнил ей то, что она сказала про «Детскую игру», однако больше он к этой теме не возвращался. Решил не трогать.

— Это то, чем ты более доволен?

— Менее недоволен. Трудно чувствовать удовлетворение. Всегда знаешь, что можно было сделать еще лучше.

Он взмахнул рукой, словно очерчивая размер этой проблемы. Оценка критиками количества и качества труда, вложенного в его работу, имела для него явно такое же большое значение, как звук в лесу, который никто не слышит. Судья сидел у него внутри, а не снаружи, и этот судья был суров и немилосерден.

Криста испытывала странное возбуждение. Она бывала здесь и прежде, когда проходила книжная ярмарка в Майами, и тени плясали в ее памяти, и скакали перед ее мысленным взором, создавая красивые силуэты и колеблясь под чудесную музыку.

— А что ты делаешь сейчас? — спросила она внезапно, почти сердито и махнула на свои часы, словно это что-то означало. — Я имею в виду, не хочешь ли перекусить где-нибудь вместе со мной?

Он казался искренне удивленным. Он пристально всмотрелся в нее, словно прикидывая, та ли это персона, с которой можно есть ланч. Он оглянулся вокруг, а потом снова поглядел на нее, и его рука взъерошила волосы, словно они были слишком причесанными для ресторана. Он хотел уйти. Он хотел остаться. Он был как Де Ниро, оказавшийся перед сложным выбором.

— Да, — выпалил он, наконец, желая отрезать самому себе пути к отступлению.

— Хорошо. Отлично! Где? — Криста ничего не могла с собой поделать. Она всегда была напористой. Облегчение волной захлестнуло ее. Она собиралась остаться рядом с этим человеком подольше. О дальнейшем она и не загадывала.

— О, дорогая моя, — сказал он. — У меня нет с собой ни денег, ни карточки, вообще ничего.

— У меня есть. Я буду угощать. В конце концов, ведь ты же позволил мне спасти твою жизнь. — Она просто не могла удержаться от этих слов. Желание как-то разрушить его серьезность было слишком сильным, чтобы противиться. Она мысленно съежилась. Но он рассмеялся и взглянул на нее, как смотрели все мужчины все эти годы, но на этот раз она знала, в чем дело. Он смотрел на ее тело, груди, губы, волосы. Она почти ощущала, как он согревался ее теплом, очаровывался ее чарами, и Криста была благодарна за все дары, которыми одарил ее Господь… ланч приближался…

Она заплатила за его книги, и они вышли на улицу. Летняя жара окутала их своей влажной вкрадчивостью.

— А ты знаешь, где можно перекусить?

— Есть тут несколько мест. — Он шел быстро, обгоняя туристов, и Кристе вспомнилось некое неписаное правило, которое запрещает разговаривать во время движения. Мопед, на который они сели, усилил это ощущение. Вскоре они мчались среди ползущих автомобилей, потом вниз, вдоль доков, мимо рыбачьих лодок и идущих под парусами яхт, в старую часть Ки-Уэста. Тут не было никаких глупостей с шлемами, и соленый бриз играл волосами Кристы, напоминая ей о нереальности всего происходящего. Поначалу она старалась не держаться за него, ехала словно верхом на брыкающемся бронко — полудикой лошадке. Она старалась предугадать резкие повороты и скачки, вцепившись в седло обеими руками и ляжками. Потом она расслабилась, наклонилась вперед и легко положила руки ему на бедра. Что-то произошло. Ее пальцы стали странно чуткими к выгоревшему хлопку. Она ощущала его тугую талию. Его запах смешивался с запахами моря. Криста никогда не чувствовала так много энергии, что била прямо из его спины, окутывая ее в ауру сверхнакаленного страха. Он согнулся над рулем мопеда, весь поглощенный дорогой. Но это был лишь один шаг в его жизни, всего лишь мимолетный миг. Вскоре все пройдет, и она уедет, и это породило в ней острую боль сожаления, которая была такой же острой, как те, что доводилось Кристе испытывать в жизни.

Внезапно он свернул влево. Мопед заскользил на повороте, словно в слаломе, и со скрежетом остановился, оставив след шин на площадке перед баром у самой воды, имевшим вид первобытной хижины с «Кон-Тики». Он обернулся. На его лице играла улыбка озорного школьника.

— Вот! Я напугал тебя. Разве это не забавно? — сказал он. Это не вызвало у Кристы раздражения. Даже показалось ей глубоко очаровательным, раз исходило от него. Криста не чувствовала себя строгой родительницей. Она показалась себе ровесницей-школьницей. Для нее уже не было больше загадкой, почему он мог написать такую книгу, как «Детские игры».

— Мы заглянем сюда.

Это не было «рестораном», какой она ожидала увидеть. Тут на открытом воздухе стояли столы, выцветшие от солнца и изрезанные ножами. Табуреты, которые выглядели так, словно ими били людей. И люди, которые выглядели так, словно это их колотили этими табуретами. Побитая барменша стояла за побитой стойкой бара. Школьная доска сообщала, что в этот день был улов морского окуня. Обтрепанные непогодой веревки огораживали все место. Старые бакены, рыбацкие сети и пара старых якорей рассеяны там и сям, изображая морской бродвейский набор. Но здесь все это было подлинным. Если бы крепкие напитки не лишили владельцев бара последних мозгов, они могли бы поклясться в этом.

— Привет, Донна. Поздно вчера ночью?

— Привет, Пит. Скорее рано. Во всяком случае, солнце светило.

Пит?! Это уменьшительное имя было для нее шоком. Она никогда в жизни не встречала Питера, так далеко стоявшего от Пита.

— Как поживает морской окунь?

— Он чувствовал себя лучше в Гольфстриме в шесть утра сегодня.

— Выжми на него немного нашего местного лимона и скажи Сету, чтобы не поскупился на чеснок. Парочку порций и пару чашек похлебки из моллюсков для начала. Еще бутылку Шардонне со льда, и тогда полный порядок.