Война амазонок - Бланкэ Альбер. Страница 10

– Да, – продолжал Гонди, любуясь собой в венецианском зеркале, – пора расчистить место. Посмотрим, чем лучше: кинжалом, ядом, грубой силой или красноречием?… Удар языком или удар мечом?… Никогда не должно поражать людей их собственным оружием. Мазарини надо уничтожить шпагой, Бофора – языком. Шпага пронзает, язык раздирает.

Глава 5. Опасно подсматривать за женщиной

Возвратимся, читатель, в гостиницу «Красная Роза», где мы оставили жертву, похищенную Ле Моффом.

Дама-инкогнито предложила капитану удостовериться, действительно ли никто не мог их подслушать.

– Бастильские камеры не так глухи, как этот кабинет, – отвечал Ле Мофф. – Его стены трех футов толщины. Заперев двери, тут можно без всякой опасности зарезать кого угодно: как тут ни кричи, никто не услышит.

Не без некоторого ужаса женщина взглянула на дверь, но бандит, по-видимому, не замечал ее движения и спокойно дал ей осмотреть толстую дубовую дверь, тщательно обитую.

– Хозяин каждой гостиницы имеет в запасе подобную комнату, – продолжал он. – Никто не может знать, что может случиться.

– Хорошо, – сказала она тихим голосом. – Прежде всего, вот вам доказательство того, что я не желаю заставлять вас даром терять драгоценные минуты.

– О! Милостивейшая государыня, – возразил капитан, взвешивая на руке тяжесть поданного кошелька, – когда говорят со мной так красноречиво, тогда я не торгуюсь за свои минуты.

– Это безделица, со временем вы получите лучшую награду. Но скажите, мне показалось, что вы сейчас были заняты какою-то дамой.

– Мы похитили ее. Только не для себя.

– И вы ее знаете?

– Как же не знать.

– Вы следили за ней со времени ее выезда из Манта?

– О! Разумеется. Но вы, кажется, знаете об этом деле столько же, сколько и я?

– Довольно, я не о ней пришла говорить с вами.

– Тем лучше, потому что в этом деле я нем как рыба, предупреждаю вас.

– Вы выдержали сильную борьбу. Я остановила лошадь на углу улицы и с любопытством следила за нею.

– Поистине, бывают же люди с таким поврежденным мозгом, – отвечал Ле Мофф, пожимая плечами. – Можно ли поверить, что нашелся такой молодец, который вздумал один вступить в открытый бой с моим отрядом.

– Да, он храбро сражался. Один ли он был?

– Один.

– Что вы с ним сделали? Надеюсь, вы не убили его?

– Гм! Кажется, он не заслужил лучшего. Думаю, что он теперь умирает в подвале.

– Надо посмотреть, так ли это, и оказать ему помощь, если еще не поздно; люди такого характера не из дюжинных.

– Я уже подумывал о том, и если, как мне кажется, это молодой петух, вырвавшийся из родного птичника, чтобы искать счастья в Париже, то можно ему предложить занятие. Мы не злопамятны: сегодня подеремся, завтра разопьем по-дружески чарку – и как ни в чем не бывало.

– Выслушайте же меня: вы храбры, капитан, я знаю это, вы преисполнены отваги и мужества и гораздо выше того положения, которое добровольно избрали.

– В этом случае я никак не могу пенять на себя. Клянусь вам, я делал все, что возможно честному человеку, чтобы завоевать себе приличное место в свете.

– Даже очень высокое, – подсказала дама, улыбаясь.

– Если на то ваша воля, – отвечал бандит, делая гримасу и поправляя латы на шее.

– Следовательно, вы можете взять на себя поручение, исполнение которого доставляет человеку все, что он хочет.

– Позвольте остановить вас на этом слове, чтобы пояснить вам, что мною обладает честолюбие, не знающее меры.

– Вы дворянин?

– Сын бретонского рыбака, двенадцати лет поступил юнгой на корабль, два раза совершил кругосветное плавание. Теперь я военный и деловой человек. С сознанием своего достоинства я бросился в мир приключений. Мы воюем, и наша война не осложняется тем, какое оружие попадается в руки, только бы стереть с лица земли предрассудки дворянства и привилегий.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила дама высокомерно.

– А то, что междоусобная война всегда кончается разрушением чего-нибудь и что при подобных столкновениях должности, деньги и почести достаются не тому, кто их домогается, а тому, кто умеет их взять силою.

Незнакомка не могла удержать гневного движения, она прикусила губу; Ле Мофф подметил молнии, сверкавшие в ее глазах, прикрытых маской.

– А это заставляет вывести заключение, – продолжал он, – что не надо быть дворянином для того, чтобы достичь своей цели.

– Может быть, вы правы, – отвечала дама, справившись со своими чувствами. – И в самом деле, пора привыкнуть к тому, что люди высшего достоинства пользуются выгодами от происшествий, приготовленных их трудами, и от подвигов, совершенных их руками.

– Вы совершенно понимаете меня, милостивая государыня.

– Хорошо. В таком случае вы без всякого колебания возьмете на себя важное поручение. На этот раз дело не в том, чтобы похитить какую-нибудь красотку для удовлетворения каприза знатного развратника, и не в том, чтобы выломить шкатулку у банкира или выбить дверь у врагов Мазарини или принцев, нет! Теперь дело идет о подвиге, который должен изменить вид всего государства и удивить целый мир.

– О! Как вы подстрекаете мое мужество и любопытство.

– Нетрудное дело, очень нетрудное для такого решительного и отважного удальца, каким считается знаменитый корсар, о котором мне так много говорили.

– Однако… – заметил Ле Мофф.

– Договаривайте же.

– Право, духу не хватает.

– Говорите все как есть: ваши слова мне больше нравятся, чем молчание ваше.

– В партии короля и принцев тоже нет недостатка в решительных и отважных удальцах, в офицерах, алчущих повышения, в авантюристах, ожидающих случая отличиться.

– Ну так что же?

– Так почему же – простите мне этот вопрос – почему же вам не обратиться прежде к этим преданным людям?

– Почему? Во-первых, потому что бывший корсар Ле Мофф доказал уже свою храбрость на деле, во-вторых, потому что такое дело не может быть выполнено одним человеком, как бы он ни был храбр, требует непременно помощников, а известно, что у Ле Моффа всегда бывает под рукою человек тридцать храбрецов, готовых на все и неспособных к измене.

– Вот это правда, – сказал бандит с некоторою гордостью.

– Так вы согласны?

– Сначала надо узнать, какие условия?

– Сто тысяч ливров.

– Ух! Игра стоит свеч, и мои товарищи будут довольны… Но… мне-то что же?

– Вам?

– Я не скрыл от вас, что питаю честолюбие.

– Вам – еще сто тысяч ливров.

– А еще что?

– Как еще? – спросила незнакомка с удивлением.

– Сто тысяч ливров – недурная пожива, но это только деньги, а вам известно, что мне стоит только захотеть, и шкатулка любого банкира будет взломана и я смогу набить карманы чужими деньгами.

– Так чего же вы хотите?

– Я хочу… пока я удовольствуюсь полком и титулом барона.

– Вы очень многого требуете.

– Объяснимся. Если не ошибаюсь, вы от меня требуете такое, что разом уничтожило бы все выгоды, даваемые мне междоусобной войной, которую ведут герцогиня Лонгвилль, коадъютор, парламент с королевой, принцами, а более всего с кардиналом. Известно, война – мой хлеб. Следовательно, мне необходимо приличное вознаграждение.

– Вывод очень логичен, – с улыбкой прошептала незнакомка. – Я вижу, что мы можем договориться.

– Вы очаровательны, – сказал бандит.

– Не забывайтесь! – произнесла она с гордостью.

– Я ваш душой и телом.

– Согласна.

– Но что же я должен делать теперь?

– Знаете ли вы гостиницы «Ангела» и «Дикаря» в Сен-Жерменском предместье?

– На Драконской улице, одна почти напротив другой?

– Так. Послезавтра надо поместить пятнадцать избранных человек в одной и столько же в другой гостинице.

– Понятно.

– Вы же должны, переодевшись нищим и на костылях, стоять у ближайшего столба… только…

– Только я постараюсь сунуть добрую шпагу в ближайшую кучу навоза?

– Именно так. Я вижу, что вы знакомы с искусными засадами. Итак, условились?