Война амазонок - Бланкэ Альбер. Страница 8

– Как это можно! Ты больна, Маргарита!

– Молва об этом приключении распространилась повсюду и могла дать повод к разным сплетням, а как меня увидят, то прикусят языки.

– А какое нам дело до них? Тебя похитили вместо госпожи Лонгвилль, и я очень рада за нашу добрую герцогиню.

– Ах! Матушка, разве вы не знаете?…

– Что такое?

– Ничего, – отвечала Маргарита, спохватившись, – успела ли герцогиня уйти безопасно?

– Ее проводили, как только рассвело, твой дядя Тома и Ренэ. Твой кузен вернулся сообщить мне, что она в безопасности, а дядя ушел в Гонесс.

– Бедный Ренэ! – вздохнула Маргарита, но тотчас же, прогоняя печальные мысли, взяла мать за руку и сказала: – Идем же, матушка, на рынок.

– Опять.

– Это необходимо.

Маргарита произнесла эти слова с такой твердостью, что мать, непреклонная и властолюбивая, беспрекословно покорилась дочери.

Госпожа Мансо пошла наверх, где послышался голос маленькой дочери, и вскоре вернулась, держа ее за руку. Маргарита подхватила малютку и с восторгом расцеловала. Затем они вышли втроем и, заперев за собой двери, попросили соседей сказать синдику, что ушли на рынок.

– Так это бездельники метили повыше, когда похищали тебя? – спросила госпожа Мансо, увидев, что от ходьбы на открытом воздухе на щеках дочери опять заиграл румянец.

– Не знаю, но верно то, что они действовали по злому умыслу, потому что злодейски поступили с молодым человеком, который пытался защитить меня.

– Однако они не убили этого великодушного человека?

– Кажется, ему не легче от того, что его не убили: когда я выходила из гостиницы, мне сказали, что какая-то дама с Сент-Антуанской улицы, бывшая, вероятно, свидетельницей его благородного поступка, приказала перенести его к ней в дом.

– Уж не жена ли это советника, госпожа Мартино?

– Именно так.

– Ну, конечно, она большая охотница до красивых молодцов и ловких воинов, – заметила торговка, улыбаясь.

Страшная суматоха царила на площади, когда госпожа Мансо с детьми показалась там. Везде видны были грозные, взбешенные лица торговок, и в каждой отдельной кучке непременно было несколько мужчин, явно старавшихся подзадорить женщин.

– Ну, я так и думала, – сказала Маргарита.

Она подошла к толпе и тотчас услышала, что причиной всех толков и угроз было ее похищение; об этом происшествии толковали вкривь и вкось. Маргарита хотела было объяснить им, в чем дело, но, к несчастью, она попала в толпу, где никто ее не знал. Малютка Мария, которую она держала на руках, расплакалась, когда все эти грозные лица обратились к ним.

В это время подошла матушка Мансо. Как особа, известная всему рыночному свету, она заставила в ту же минуту всех замолчать и слушать себя.

– Это дочь моя, – сказала она. – Смотрите на нее. Она возвращена мне, и если она хочет говорить с вами, так вы ее должны выслушать.

– Ах! Эта Мансо хочет говорить в защиту своего любезного герцога Бофора! – произнес с коварным умыслом человек, руководивший раздражением толпы.

– А отчего бы и нет? – спросила госпожа Мансо, подбоченясь. – Уж, конечно, такой мошенник, как ты, не помешает мне. В чем ты можешь упрекнуть нашего славного принца?

– Ни в чем, – отвечал он, увидев, что все головы повернулись с благосклонностью к госпоже Мансо.

– Значит, ты или злодей, или неблагодарный.

– Да я знаю его! – подхватила тетушка Фортюнэ, старшина над селедочными торговками. – Ведь это Гондрен, бывший лакей госпожи Мартино, которого выгнали из ее дома за воровство.

– Это ложь! – закричал тот с досадой.

– Э! Да разве ты принят в число рыночных носильщиков, что нарядился в их мундир? – спросила госпожа Мансо.

– Принят, – отвечал он нахально.

– А с каких это пор?

– Вот уже два дня.

– Ну, приятель, ты не знаешь первой буквы из твоей азбуки. Иначе ты знал бы, что я хозяйка носильщиков, что мой собственный муж их старшина и что вот уже неделю Мансо не принимал ни одного нового носильщика.

– Он забыл упомянуть обо мне.

– Да это шпион Мазарини! – закричала Фортюнэ.

– Шпион! – пронеслось между торговками со взрывом внезапной ярости.

– Вон отсюда, мошенник, мы не знаем тебя! Отправляйся в другую сторону разливать яд твоей лжи и клеветы.

– Вот уж правда, – воскликнула старая селедочница, – прошло добрых четверть часа, как он не перестает чернить герцога Бофора.

– Не следовало этого допускать, тетушка Фортюнэ.

– Да здравствует герцог де Бофор! – закричала старуха. – Милостивый и благородный вельможа не потерпит ничего такого, что не было бы хорошо и честно!

– Да здравствует герцог де Бофор! – вторили хором кумушки, толкая со всех сторон незнакомца. С великим трудом ему удалось высвободиться из их рук и угрем проскользнуть в толпе.

Не успели затихнуть эти крики, как новое волнение охватило противоположную сторону площади. Там торжественно приветствовали Бофора.

Мансо вскарабкалась на скамью и увидела причину суматохи – прибытие герцога Бофора на рыночную площадь. Мансо поспешила объявить об этом всем окружающим.

– Он! – произнесла Маргарита, бросившись внутрь лавки. Она притаилась в уголке с сестрой на руках.

Все женщины побежали к фонтану Невинных. Принц взошел на первую его ступеньку, чтобы отвечать на пламенные приветствия толпы.

– Друзья мои, – сказал принц, возвышая голос, – не хотите ли меня послушать? Мне надо с вами переговорить.

– Да, да, говорите! – отвечали все единодушно и восторженно.

– Дети мои, – продолжал герцог громким и мужественным голосом, так что поневоле заставлял себя слушать. – Сегодня распространяли обо мне гнусную клевету. Я знаю, откуда идут эти слухи: мои враги выдумали их с умыслом отнять у меня ваши честные и верные сердца.

– Без огня дыма не бывает, – произнес голос в толпе.

Все глаза обратились в сторону, откуда послышался голос. Госпожа Мансо, стоявшая в первых рядах, тотчас узнала Гон-дрена, ложного носильщика, только что прогнанного с площади.

Гондрен тоже узнал ее, и намеревался было опять ускользнуть, но Мансо проворно кинулась в его сторону и при общих рукоплесканиях поймала его за фалды.

– Ваше высочество, – сказала она, – вот один из ваших врагов: он-то знает, почему наговаривает на вас.

Гондрен попробовал опять вывернуться, но его держали очень крепко. На нем была одежда рыночных носильщиков, но его руки, хотя и не очень белые и нежные, но все же не имели огрубелого вида рук тех людей, чье платье он надел.

Медленно подошел к нему Бофор и внимательно рассмотрел его.

– Какое зло я тебе сделал? – спросил принц кротко.

– Никакого, – свирепо отвечал тот.

– Так зачем же ты клевещешь на меня?

– Да что я, пришел на исповедь, что ли? – снахальничал человек, когда увидел кроткое и благосклонное выражение лица принца.

– Нет, ты не на исповедь пришел, но так как ты не намерен отрекаться от злодейств, то получишь казнь от моей руки.

При этих словах герцог отдал свою трость ближайшей женщине, сам же, засучив кружевные нарукавники, высунул кулаки.

– Выпустите-ка его, матушка, – продолжал он, обращаясь к Мансо. – Я хочу разрешить наш вопрос на деле. Ну-ка, негодяй, защищайся, и мы посмотрим, так ли силен твой кулак, как язык.

Хотя открылась рука нежная и вполне аристократическая, однако белые кулаки оказались так простонародно мускулисты, что отбивали всякую охоту испытать их на себе.

– Я не дерусь с принцами, – пытался отговориться Гондрен, пятясь назад.

– Врешь, трус! Не уважение, а страх тебя удерживает. Ступай вон, негодяй, ступай вон!

– И чтобы твоей ноги не было на рынке, – подхватила госпожа Мансо, подтолкнув его с такой силой, что он наверное полетел бы наземь, если бы стена людей не удержала его.

– Погодите минуту! – закричала Фортюнэ, схватив Гон-дрена. – Мы не хотим иметь шпионов среди нас. Смотрите, вон наш Мансо идет.

Действительно, вдали показался синдик, сопровождаемый толпой, которая вместе с ним возвращалась от Тюильри.