Война амазонок - Бланкэ Альбер. Страница 25

– Надолго?

– На полчаса, не более.

– Располагайте мной.

– Герцог, само провидение привело нас сюда, но если вам будет угодно, то мы не остановимся на дороге и опять пойдем к цели. Вы должны понять, если сердце вас не обманет, что ваша победоносная шпага не лишней будет в новом деле.

– Вы – очаровательная амазонка, и я никогда не забуду выстрел, который вы так неустрашимо направили в моих врагов.

– Прежде всего, Жан д’Эр, ступайте в погреб за письмом, которое вы там обронили.

– Не ходите так далеко, – сказал Бофор, с улыбкой подавая письмо молодому воину, – вот ваша потеря. Я хотел было устроить вам сюрприз и сам переговорить о вас с его высочеством, потому что мне известно ваше благородное поведение в отношении молодой девушки, которую вы так храбро защищали, не зная ее.

– Принц, – сказал Жан д’Эр, – я могу поступить на службу к герцогу Орлеанскому не иначе, как с условием оставаться вашим слугой.

– Это можно согласовать: герцог Орлеанский удостаивает меня своей дружбой и вместе со мной разделяет ненависть к Мазарини.

– Вот в чем дело, – прервала говоривших госпожа Мартино, – в эту минуту мой дом окружен отрядом стражи, они надеются голодом выжить оттуда известную особу. Меня и Жана д’Эра сегодня утром отправили в Шатле, но вскоре, по просьбе моего мужа, выпустили с условием, что мы оставим Париж. Мы повиновались, но с наступлением ночи возвратились через заставу Сент-Онорэ. Захватив с собой по дороге Мансо с его друзьями, поспешили сюда, чтобы набрать храбрых и отважных помощников, в которых в гостинице «Красная Роза» недостатка не бывает.

– Вы хотите вести осаду своего дома, чтобы выжить оттуда стражу?

– Именно. Я не рассчитывала, что господин Ле Мофф согласится помочь мне, но он один для нас важнее, чем несколько человек из его разбежавшейся дружины.

– Сударыня, – сказал Ле Мофф почтительно, – я всегда бываю на той стороне, где дела обрабатываются храбро. У меня душа болит, когда я вижу, как храбрые люди напрасно режут друг друга. Многочисленна ли стража у вашего дома?

– Двенадцать человек.

– Разумеется, резня будет, крови много будет пролито.

– Признаюсь, мне жизнь дорога, да и вашей жизнью шутить не надо, потому позвольте мне созвать людей.

– Зовите, – сказал Бофор беззаботно.

– Погодите, пока мы выйдем отсюда, – сказала госпожа Мартино, – герцог Бофор не должен быть замешан в скандале. Это дело не стоит такой дорогой цены.

– Напротив, отколотить стражу или патруль Мазарини – это самая приятная для меня вещь. Это часто случается, когда мы кутим у Ренара.

Госпожа Мартино незаметно пожала плечами, Бофор улыбнулся, угадав ее мысль.

– Идите вперед, – сказал он, – я в таком неавантажном костюме, что не смею предложить вам руки.

Госпожа Мартино ушла, опираясь на руку Жана д’Эра. Бофор увидел под столом неподвижно лежащего человека. Он толкнул его ногой, а тот в ответ застонал самым жалобным образом. Герцог подумал, что это, вероятно, одна из жертв битвы, и пошел к двери, где ждал его Ле Мофф.

– Ваше высочество, – сказал он вполголоса, – все они считают вас ветреником и легкомысленным повесой, гоняющимся за мишурной славой, но я понял вас.

Герцог зорко посмотрел прямо ему в глаза, потом улыбнулся и, положив руку на его плечо, сказал:

– До завтра, в моем дворце.

Они вышли на улицу, еще минута – и раздался свист. Все люди, разбежавшиеся из гостиницы, точно выскочили из-под земли и столпились вокруг Ле Моффа. В надлежащем порядке он повел их к дому Мартино.

Но герцог Бофор и Ле Мофф имели неосторожность при выходе из гостиницы не оглянуться назад. Иначе они увидели бы, как вслед за ними выскочил человек и опрометью побежал по улице и вскоре скрылся. Они узнали бы в нем Гондрена.

Ле Мофф расположил своих людей около дома на углу улицы так, чтобы никто из полицейской стражи не мог побежать за подкреплением. Госпожа Мартино постучала у своих ворот, привратник тотчас отворил. Полицейский, надзиравший за привратником, тоже выскочил посмотреть и, увидев, какое множество людей сопровождает советницу, хотел запереть ворота. Но Ле Мофф, не теряя времени, схватил его за шиворот, притиснул к стене и приставил шпагу к горлу.

– Только пикни, так жив не будешь! – сказал он голосом, который не допускал возражений.

– Огня! – закричала госпожа Мартино, войдя в кухню в нижнем этаже, где увидела при тусклой лампе свою кухарку, дремавшую на стуле с чулком в руках.

Узнав голос своей госпожи, кухарка вскочила и бросилась зажигать свечу в большом медном подсвечнике. Госпожа Мартино успела схватить другой подсвечник и тоже зажгла свечу. Обе вышли в сени в то время, когда советник, тоже вооруженный двойным подсвечником, вышел осведомиться о причине шума.

Впереди и позади себя советник увидел полицейских, которые, поняв, в чем дело, обнажили шпаги, другие же успели выхватить ружья.

– Не стреляйте! – закричал Ле Мофф. – Мы не хотим драться с вами, но требуем, чтобы вы скорее убирались вон.

– Мы здесь по королевскому повелению, – отвечал начальник, – нам приказано охранять этот дом, и мы не двинемся с места.

– А это мы увидим! – возразил Ле Мофф, вонзив шпагу в горло полицейского, который со стоном упал.

– Пали! – скомандовал офицер.

Но никто не успел выстрелить: по энергичной команде Ле Моффа его люди бросились на стражу с быстротою молнии.

– Бей их! – крикнул Бофор, который не мог удержаться, чтобы не иметь своей доли в драке; он работал направо и налево. Генриетта, Мартино и кухарка, стоя наверху лестницы, освещали эту резню.

– Ах! Как хорошо! – воскликнула Генриетта восторженно.

Битва не могла быть продолжительной: стража состояла не из храбрейших воинов да и немногочисленна была. Она исполняла свой долг, и только. Но редко случается, чтобы долг соразмерялся с личной безопасностью, словом, когда пять или шесть стражей легли на месте, остальные в знак покорности опустили оружие.

– Ступайте все туда! – сказал Ле Мофф, знакомый со всеми входами и выходами, он не пренебрегал предосторожностями, требуемыми благоразумием и чувством собственной безопасности.

По знаку начальника бандиты втолкнули в обширную кухню всех стражей – раненых, избитых, ошеломленных – и заставили их держаться тихо под страхом грозных шпаг и пистолетов.

Начальник стражи лежал во дворе, раненный в ногу.

– Я протестую, – говорил он, – и пока я жив, до последнего дыхания буду протестовать…

– Довольно, – сказал ему Бофор, – ты храбрец, и я засвидетельствую, перед кем следует твой подвиг, только помолчи!

– Ваше высочество, я узнаю вас по голосу и угадываю ваше намерение.

– Он узнал вас, – сказал Ле Мофф с выразительным движением, – его молчание теперь необходимо.

– Довольно пролито крови, – сказал Бофор, – я хочу сохранить жизнь этому человеку, ведь он до последней минуты честно исполнял свой долг.

– Ваше высочество, – продолжал начальник стражи, – я прислан сюда, чтобы арестовать герцогиню Лонгвилль; видели, как она входила в этот дом. Умоляю вас, не выпускайте ее отсюда.

Общий смех покрыл простодушное требование полицейского офицера. Генриетта Мартино взяла под руку Бофора и повела его к себе наверх, не обращая внимания на своего мужа, который глубоко вздыхал, считая себя уже осужденным за бунт и заключенным в Бастилию на всю жизнь.

Госпожа Мартино привела герцога в свою спальню. Подойдя к кровати, нажала пружину в колонне, поддерживавшей тяжелый балдахин, – тотчас отворилась маленькая дверь в проходе между кроватью и стеной.

– Пожалуйте, герцогиня, – сказала она, – опасности нет.

Герцогиня де Лонгвилль весело вышла из своего убежища, нежно обняла советницу и подала руку Бофору, который запечатлел на ней почтительнейший поцелуй.

– Так из-за меня сожгли немного пороху? – спросила она весело.

– Надо же было вырвать вас из когтей кардинала и отправить в назначенное место, – отвечала госпожа Мартино. – Но прежде я хочу успокоить моего бедного мужа. Для вас не тайна, что я нежно люблю его; правда, он самый боязливый советник в мире, зато в нем много человеческого достоинства.