Муж есть муж - Эбрар Фредерика. Страница 12

Общее оживление.

- А ведь она даже в молодости не была красива, - продолжил доктор.

- Нет необходимости быть красивой, бывают всякие штучки…

- Мадам Леблез - штучка! - преувеличенно громко сказал Игнасио, покинув свое место и карабкаясь на колени Жана.

Все лежат. Вивиан и Томас упали в обьятия друг друга, задыхаясь от смеха. Дети хохочут и переводят - я бы очень хотела знать как - юной англичанке. Игнасио, в восторге от собственного успеха, повторяет:

- Она - штучка!

А Фанни простодушно спрашивает:

- Учитель, что это значит “штучка”?

Жан поперхнулся:

- Ты надо мной смеешься?

Но нет, у нее действительно искренний вид! Даже в наши дни с молодыми девушками не оберешься сюрпризов.

- Надо привести пример, - сказал Жан. - Погодите…

- Я нашел, - вскричал Томас. - Слушай Фанни, ты знаешь Ла Сангрию?

- Ох! прекрати! - говорит Фанни раздраженно.

- Так вот, Сангрия, как многие наши певицы, - штучка!

- А! - вскричала Фанни, понимая.

Потом она рассмеялась и положила голову на плечо Жана.

- Она набралась, - вполголоса проговорила Моника.

Надо сказать, что малышка хлебала “картагенское” кузена, как фруктовую воду, а “картагенское” такого не прощает.

- Я хочу пить!

Фанни протягивала доктору пустой стакан.

- Тебе будет плохо, - сказал недовольно Жан.

- Оставь, - бросил доктор с масляным взором, - я ее вылечу.

Вот, вы уловили?! Вот из-за высказываний такого типа Пьеро меня и раздражает. Он рисуется, он оповещает, он дает понять, что если бы он захотел…что ему бы это недорого стоило…что ему достаточно просто дать себе труд…что ему достаточно только поманить…О-ля-ля!

Пользуясь тем, что Моника встала, чтобы принести очередное блюдо, он прошептал мне на ухо:

- Малышка, а? - Ты думаешь, можно…

Я резко оборвола:

- Нет!

- Поспорим?

- Не хочу!

- Ох! Ты скучная! Знаешь, характер, как у тебя со мной не прошел бы!

Наши с кузеном беседы чаще всего кончаются, как детская потасовка.

- Ты ничего не понимаешь в огненном темпераменте, таком как мой! Иногда начинаешь сомневаться, что ты с Юга! Тебе нужен был северный варвар, очень холодный, как Жан.

Холодный! Ну какая сволочь, какая сволочь! А вообще, что значат эти инсинуации?

Моника вернулась под крики “ура”, неся огромную корзинку, полную припудренных сахаром ушек.

Дети встали первыми, подняв стаканы.:

“Provenзau, veici la coupo…”

Фанни широко открыла удивленные глаза, хватаясь за Жана, чтобы не упасть.

- Что они поют?

- La cupo santo. («Священный кубок» - гимн Прованса.)

- Ах, как это красиво! - сказала она.

Это и правда, звучало очень красиво. Мы все пели в ночи, в нежном ветре, толкавшем тяжелый воздух, мы от всего сердца пели про “чистое вино наших лоз». Сколько лет, о Боже мой, о Боги мои, вы дадите ему литься в наши чаши? И молниеносно отрезвевшая Фанни - истинная дочь гармонии - бормотала в такт. И когда мы дошли до “ Котрое пришло к нам от Каталанцев”, каждый поприветствовал Игнасио, короля Каталонии и гранда Испании на этот вечер.

Мы расселись в молчании. И услышали легкий всхлип. La Cupo Santo разбудило Вивет. Малышка. Ее принесли, и она сделала круг вокруг стола по нашим коленям.

- Надо снова кормить ее пять раз в день, - произнес сентенциозный голос Факультета медицины. - У нее обезвоживание после Бостонь-сюр-Мер. Это очень плохой пляж для детей, Вивиан. Если бы ты спросила моего совета… Ты приведешь ее в норму, урезав ей вечернее кормление и слегка прикармливая ее между двумя и тремя часами.

- Утра? - в ужасе вскричала Вивиан.

Не страшно, я сама буду ее кормить. Бедная Виветочка. Лапочка. Кнопочка. Как Вивиан, когда та была маленькая. Но это не Вивиан. Это Вивет. Вивиан - это красивая молодая женщина, сопрано lirico spinto, муж которой гладит ее обнаженную загорелую спину. Я создала Вивиан. А Вивиан создала Вивет. Волшебно. И несмотря на все это я еще не старуха…

- Значит, так вот, через два дня тебе стукнет на год больше? - спросил доктор.

Уверяю вас, у него дар, у этого типа!

- Через два дня?- спрашивает Фани. - Но это невозможно: через два дня - 14 июля! (14 июля - национальный праздник, день Республики во Франции)

- Очень республиканская семья - обьясняет Жан.

- И сколько именно тебе стукнет? - настаивает Пьеро.

- Прошу тебя! - кричит разгневанная Моника.

- Я спрашиваю, потому что никак не запомню, ты на два года старше или младше, чем твоя кузина….

- Да какая разница!!! (Моника испепеляет его взглядом).

Я сладко произношу:

- Если это доставит тебе удовольствие - мне стукнет ровно сто два года.

Дети без ума от счастья. Альбин бегом убежал “за маминым портретом!”

- Вы приедете 14 июля? - спросил Жан.

- Увы, нет, мы на три дня едем в л’Эгуаль к Клапаредам - Пьеро получил сменщика…

Мне казалось, что очень далеко в горах им вторит гром. Но Альбин уже вернулся с экземпляром Магазан Питореск за 1887 год. Он открыл его на странице, представляющей беззубую старуху, лысую под пышным чепцом, морщинистую, изношенную, увядшую. Она ввалившимися глазами и ртом, похожим на щель копилки, улыбалась спеленатому младенцу у нее на руках. Автор подписал свой шедевр:

БАБУШКА!

Как они смеялись! Ввзрывы смеха. Даже у Моники на глазах выступили слезы. Она-то еще не БАБУШКА. А мне не было смешно. Совсем.

Гроза разразилась над нами неожиданно, и с ней прилетел сумасшедший ветер: он поднимает скатерти, дерет волосы, сеет панику среди свечей. Дом задрожал от страшного грома. Дождь начал падать большими теплыми каплями. Потом резко начался потоп. Вспышки, вихри, раскаты грома, о! какое чудо! Все бегом убирали со стола, крича, смеясь…

- Это хорошо для вина! - закричал доктор.

- Тем лучше, - икнула Фанни. Мокрое платье совершенно облепило ее.

Свечи и лампы были потушены, но иногда долгая вспышка освещала фасад синим светом Страшного суда.

- Боюсь! - кричал в восторге Игнасио.

Прекрасная гроза Лангедока. Благословенная вода, подарок неба и лета!

- Я поставлю Dirty Corpses! - сказал Альбин.

- Никаких! - Моника взяла бразды правления. - Сейчас все моют посуду. Музыка - потом. Все идут на кухню! Даже Факультет медицины и Опера! - добавила она, глядя на наших мужей, которые вели себя, будто важные персоны, по ошибке схваченные при облаве.

Ах! Если бы я могла так командовать!

Они не много нам помогли, но так было веселее. Доктор курил трубку в углу кухни. Жан боролся с детьми, Вивиан и Томас ушли закрывать окна машин. Никто не видел, как они вернулись, они, должно быть, целовались посреди вихря. Было слышно, как капли падают в многовековые лужи чердака. Патриция и Лорет уложили малышку, и когда вернулись и увидели борющегося Жана - с криками бросились на него. Он сделал вид, что покорен, потом послал их кувырком на другой конец комнаты.

- Ты любишь бороться с девчонками, а папа? - доброжелательно спросил Поль

- Да, - ответил Жан. - А ты?

- О! Это начинает мне нравиться, но они сущие звери!

Возмущенные девочки набросились на него, и он закричал, приняв достойную памятника позу:

- Ко мне, мужчины, это враги!

Началась куча-мала.

- Иди сюда, папа! Иди разомнись с нами! - кричали кузины своему отцу, а тот отказывался, качая головой. Он не хотел в свалке повредить свой красивый докторский костюм.

Но когда Фанни ринулась в битву, крича: «Справедливости!», он бросился на нее как на волейбольный мяч.

Октав лаял, Игнасио забрался на стол и кричал: ”Вперед, мужчины!” Слышно было, как трещат джинсы, отлетают пуговицы, стучат по полу черепа, Альбин ржал так громко, что кузины оставили сражение, заразившись смехом. “Я уписаюсь!” кричал Поль. Я видела Жана, всем телом лежащего на Фанни, потом Фанни сбросила его в сторону и вскарабкалась на него с уверенностью которой я в ней не подозревала. Доктор попылался на нее сесть, но дочери опрокинули его под стол.