Decoctum - Коваль Роксолана Эдуардовна. Страница 17

После гибели любимой жены, Нельдор три месяца не выходил из склепа, напивался до полусмерти и засыпал рядом с гробницей. Всё лето дети его не видели, так как он никого к себе не подпускал. Иногда наведывался его друг и старался вразумить. Твердил, что жизнь, чёрт дери, продолжается и нужно смотреть в будущее. Нельдор никого не слушал, окончательно запустив домашние дела. Прислужницы, когда-то смеявшиеся над ним, начали его побаиваться.

В конце лета он вошел в замок и объявил, что траур окончен. Отмылся, выстриг из смоляных кудрей седые волосы и взялся за устройство дел. Только всё у него валилось из рук. Пока он был в трауре, его доверенные разворовали приготовленный для продажи последний сбор мяты. Сообщество гробовщиков расторгло с ним соглашение, отказавшись покупать древесину, так как от леса к королевству вели плохие дороги. Так уж вышло, что в последнее время люди умирали чаще, чем прибывал обоз с купленным лесом. Платившие сообществу господа были недовольны постоянной нехваткой материала, потому гробовщики решили заключить договор с другим владельцем леса. Гильдия мастеров, закупавших лес для мебели, тоже оттолкнулась.

— Лютики – это красиво! — разрывая уже недействительные соглашения, дымился от злости Нельдор. — Но они ныне не в цене! Нет-нет, дело в проходимости! Мы находимся в такой глуши! Очень далеко от замка нашего короля, а ведь всё крутится вокруг его владений! А раньше мне нравилось подобное уединение!

Что уж говорить, всеми делами, спустив рукава, заправляла Азалена. Своим попустительством вела семью к разорению. Нельдор умел считать лишь до ста, как и подобает настоящему мужчине, потому после смерти жены его не раз обводили вокруг пальца. Когда же ушлые помощники, посредники, доброжелатели поняли, что больше поживиться нечем, все незаметно разбежались.

Слишком поздно опомнившись, Нельдор съездил в стоявшее далеко от замка хранилище и обнаружил пустые закрома. Ни коробов с мятой, ни мешков с сушеными грибами, ни стеклянных бочек с заспиртованными одуванчиками, ни ящиков с целебными почками. Все рабочие, что собирали на его землях урожай, полгода не получая деньги за свои труды, забрали остатки в качестве платы.

— Это конец! — вернувшись тогда в замок, схватился за кудри Нельдор и несколько часов мерил шагами залу. — Мы пропали! Никто не хочет ехать в эту глухомань, никто не хочет на меня работать! Вот эти деньги – всё, что у нас осталось! На что мы будем жить?

— Не расстраивайся, — утешал отца Джийллиэн. — Мы ведь почти и не пользовались деньгами. Нас всегда кормил лес.

— Кормил он нас! Грибами да ягодами! А остальное нам задаром привозили? Просто из вежливости добрые негоцианты одевали нас, угощали чародейскими порошками, снабжали свечами и тканями?! Твоя мать столько ниток извела на свои вышивания! Тоже, думаешь, ей их подарили щедрые господа из круга зажравшейся знати? Всё это покупалось на наши деньги! А деньги мы имели с продажи урожая! Теперь же у нас не осталось никакого запаса! Впереди зима, а это значит, что до следующего сбора, до его продажи мы будем голодать! Все платья твоей сестры сшиты из купленных тканей! Твои вещи – тоже не на дереве выросли! Твоя мать столько ниток на свои салфетки извела, а каждый моток до двух креттен стоил! У нас не осталось никакого запаса! Впереди зима, а это значит…

Джийллиэн оторопело смотрел на отца. Нельдор говорил и говорил, повторяя одно и то же. С того вечера он частенько стал заговариваться, но никто не осмеливался ему на это указать.

Осень выдалась холодная и дождливая. Зеленоватые туманы окутывали округу плотной паутиной. В двух шагах ничего не было видно, потому прислужники опасались выбираться в город. А те, кто осмелился, взяв у Нельдора деньги на закупку товаров, не вернулись. То ли надоела им такая жизнь, и они решили устроиться в другой дом, то ли заблудились в мороке и их поглотили коварные чащобы.

Так или иначе, а семейство Дарнет-Алесс осталось без денег. Нагрянувший на месяц раньше мороз застал всех врасплох. Как оказалось, дрова давно закончились, а сырой хворост горел плохо.

— Меня совсем измотал этот холод! — постукивая зубами и кутаясь с головой в покрывало, пожаловалась Лейлини. — Я вся трясусь. Так и хочется залезть в камин, чтобы хоть немножко согреться.

— А ты побегай. Вот увидишь, как сразу станет тепло.

— Отец не велит мне бегать. Сказал, что у него голова трещит.

— Странный он стал в последнее время.

Вскоре не только Джийллиэн с Лейлини, но и прислужники начали замечать за хозяином странности. Как-то Нельдор сел ужинать и потянулся к стоявшему далеко графину.

— Азалена, подай вино, — велел он и посмотрел на пустой стул, какой обычно занимала покойная жена. — Где ваша мать, дети?

Брат с сестрой переглянулись и промолчали. Нельдор дотянулся до графина, налил себе вина и перевел взгляд на сына. Увидев, что тот снова держит в руках нож и вилку, ударил кулаком по столу, отчего подпрыгнула и зазвенела посуда.

— Сколько раз я тебе говорил есть, как подобает мужчине?!

Джийллиэн отложил приборы и отодвинул от себя салфетку. Лейлини закусила дрожащую губу и собиралась расплакаться. Она всегда сжималась и бледнела, когда отец повышал голос.

— Сядь на место! — прикрикнул на неё Нельдор, едва она хотела соскользнуть со стула. — Ваша мать вас совсем распустила! Что это у нас сегодня на ужин? Что наколдовала наша кухарка? Адина!

— Её зовут Вильта.

— Какая к чёрту разница? Адина! То есть, Вильта!

— Да, господин, — прибежала перепуганная кухарка.

— Что это такое? — Нельдор указал в свою тарелку. — Что?

— Простите, но у нас закончились иллюзорные порошки. Их остатков едва хватило, чтобы я смогла наколдовать хотя бы это…

— Я же говорил, что мы будем голодать!

Среди ночи Лейлини прибежала к брату и, захлебываясь слезами, забралась к нему под одеяло.

— Что с тобой? — не понял, что случилось Джийллиэн.

— Отец… отец… — повторяла, заикаясь, сестра. — Я его боюсь!

Снизу донесся грохот. Сбежались перепуганные слуги. Нельдор метался по гостевой и громил мебель, пока не потерял сознание. Старый лекарь уныло вздыхал и сжимал руки в молитвенном жесте. Каждый раз упоминал душевную рану хозяина, что никак не заживала. Нельдор ещё горевал по жене и не мог смириться с утратой. К тому же, на него со всех сторон навалились неудачи.

В следующий раз, когда хозяин вздумал громить мебель, его хотела остановить кухарка и чуть не поплатилась жизнью. Схватив за плечи, Нельдор толкнул её так, что та проехалась по полу и врезалась головой в колонну. Попросту опасаясь оставаться в замке, кухарка собрала вещи и уехала, а вместе с ней отбыли её муж и дети.

— Мы остались без кормилицы, — плакала Лейлини, бросив обратно в тарелку сушеный гриб. — Кто будет зачаровывать нам снедь?

— Мы будем покупать готовую еду, — заверил её Джийллиэн. — Я соберу кое-какие вещи и поеду ими торговать.

— Да кому нужно наше старье?

— Думаю, кому-нибудь да сгодится. Наверняка в городе торгуют только новыми вещами, а значит они и намного дороже.

На том и договорились. Обошли комнаты, долго выбирая, что можно продать, но Лейлини всё было жалко. То любимая мамина вещь, то подарок бабушки, то… неприглядный внешний вид.

— Возьми лучше мои платья. Я всё равно из них выросла.

— Я лучше свои сапоги продам, чем притронусь к твоим платьям!

Лейлини настояла. Выбрав те, что были поновее, сложила в коробку. Джийллиэн затолкал в мешок подсвечники, подаренные кем-то статуэтки, покрывала – всё, что на его взгляд представляло ценность. Водрузив вещи на лошадь, в сопровождении прислужницы отправился пешком в город.

Пока добрались, промерзли до костей.

Потупив взгляды, они несмело предлагали прохожим свой товар. Знать проходила мимо, с презрением поглядывая на потемневшую позолоту статуэток. Стражники то и дело придирались, заподозрив, что у них под носом торгуют краденым. Простолюдины же нагло снижали цену. Разумеется, статуэтки и вазы их не интересовали.