Путешествие в прошлую жизнь [СИ] - Лебедева Елена Юрьевна. Страница 42
— О чем Вы говорите, Серж, или, — голос девушки дрогнул, — или же Вы правда собираетесь помочь нам?
— Вы и сами это знаете.
— Я уже ничего не понимаю, тогда зачем все это, зачем?!
— Просто хоть на некоторое время хотелось поменяться с Никитой местами. Подло, низко, я знаю, но я не в силах был отказать себе. Простите, если сможете, простите меня. Но я клянусь Вам, что постараюсь больше не допустить подобных встреч и я сделаю все, слышите, Лиза, все, пусть ценой собственной жизни, но вы выберетесь, клянусь Вам.
Елизавета уже ничего не понимала, голова шла кругом, сначала его издевки, теперь клятвы. Но главная ее боль сейчас эта Никита, он даже не стал ее слушать, как она объяснит, поймет ли он, простит ли…Перед глазами вдруг все поплыло, по щекам покатились слезы.
— Оставьте меня, Серж, я не хочу никого видеть. Уходите…
Развязка
Страшная, мучительно-страшная ночь, слезы, молитва, попытка разобраться во всем: в себе самой, в поведении Сергея, в холодности мужа. Забытье на несколько часов и снова мысли, бесконечные, тяжелые, беспросветные. Так прошел день, Елизавета не притронулась к еде, не произнесла Сержу ни слова. Она совершенно ушла в себя, замкнулась. Не хотелось никого видеть, даже Никиту. Как он мог вот так легко поверить в ее измену, ни тени сомнения, слепая ревность. А Сергей, его забота, признания и такая подлость.
О, эти мужчины. Постоянное соперничество, вечная борьба, зачем? Ведь она же отдала всю себя, отдала Ему, не думая, не рассуждая о последствиях, просто бросилась в любовь с головой и все. И этого оказалось мало, ее совершенно безрассудный поступок вернуться в Россию, разыскать его, их свадьба, получается, что это не доказательства ее любви. Всем этим можно вот так запросто пренебречь, только лишь потому, что другой мужчина обнимал ее!
Он даже не попытался понять, выслушать, узнать. Слепая мужская ревность и обида. Елизавета думала обо всем случившемся всю ночь и весь день и на смену боли пришла обида, почему, почему он так с ней поступил. Да, у Сержа были основания мстить, но Никита — ее любовь, ее жизнь — он обошелся с ней не менее жестоко.
— Елизавета Николаевна, простите, простите, что отвлекаю Вас, но Вы даже не притронулись к еде, я принес ужин, поешьте, — Сергей Павлович мягко потряс ее за плечо.
Она посмотрела на него непонимающим, влажным от слез взглядом:
— Почему Вы, мужчины так жестоки к нам? Объясните мне, Серж, почему клянясь в вечной любви женщине, вы думаете прежде всего о себе?
Молодой человек явно не ожидал такого вопроса. В его взгляде сквозило недоумение, но все же это лучше, чем ее молчание.
— Вы имеете ввиду мое вчерашнее поведение?
Елизавета пожала плечами.
— И это тоже, но не только. Я хочу понять, понимаете, просто понять. Женщина отдается любви вся без остатка, она живет этим чувством, мужчина нет. Вы все равно остаетесь думающими, а не чувствующими, завоевателями, но не завоеванными.
— Я не совсем понимаю Вас, Елизавета, но мужчина может любить не менее сильно и искренне, уверяю.
— Уж не себя ли имеете ввиду, — она горько усмехнулась, — Так в чем же Ваша любовь, Серж? В Вашей злости, ревности, Вы добились своего, Никита Ваш друг уязвлен, он страдает, его мучает бессильная ярость, он готов убить Вас. И что, и это любовь? А как же я, как же мои чувства? Серж, какое место в Вашей мужской любви отводится женщине, слабой, маленькой женщине? — Елизавета почти потеряла контроль над собой, долго сдерживаемая обида выливалась бурным потоком, в голосе чувствовалась злая ирония и обида.
— Я был не прав, сударыня, но людям свойственно ошибаться. Я проиграл схватку со своей совестью, теперь глубоко сожалею об этом. Да, Вы правы, вчера я эгоистично наслаждаясь своим триумфом, думал только о себе, не о Вас. Но я готов искупить эту роковую ошибку, искупить чем угодно. Я оступился, но молю о прощении.
— Вы просите прощения, как благородно, а как же Никита, а? Нас теперь трое, не забывайте. Вы говорите, что сомневались, боролись, но поддались искушению, а вот он, как это ни больно не сомневаясь ни минуты, все решил для себя мгновенно. Ему все сказали глаза, а я, мои объяснения, зачем? К ним вообще можно не прислушиваться. Вы оба говорите о любви, но я в ней пустое место. Как бы я хотела, чтобы он сейчас слышал меня, чтобы хоть что-нибудь понял. Мужская честь, мужская дружба, мужская гордость, а обо мне, о любимой женщине можно просто забыть. Обо мне, и о ребенке…, - Елизавета захлебнулась собственным голосом, долго сдерживаемые слезы, вырвались. Опустив голову на руки, она безутешно рыдала навзрыд.
Сергей не знал, что сказать, как быть. «О ребенке, Боже мой, неужели…»
— Лизонька, успокойся, пожалуйста, ты сказала о ребенке…
— Я беременна, Сережа, но он, не подумал даже об этом.
У Елизаветы началась настоящая истерика. Ошеломленный этим известием Серж, приложив немало усилий, привлек ее к себе. Не зная что сказать, просто гладил по спине, по волосам, тихо шептал в ухо, что все будет хорошо. Казалось прошла целая вечность, его рубашка давно промокла от слез. Наконец, девушка затихла. Он осторожно уложил ее на кровать, напоил молоком, она не сопротивлялась.
Не зная, что еще он может сделать для нее, Сергей тихо вышел. В его душе царило смятение, если бы он знал, знал об этом вчера…А может так он просто пытается оправдать самого себя, даже если бы знал, что бы это изменило. Никакая сила не способна была остановить его, жаждущего победы и Никитиной ревности.
Но теперь он должен, обязан исправить свою ошибку, ради нее и ребенка. Он попробует поговорить с Никитой. Эта девушка должна, после всех пережитых ужасов этой страшной войны, она должна быть счастлива, пусть не с ним, он снова готов принести себя в жертву.
На следующее утро Елизавета проснулась поздно, в окно, как ни странно для ноября, робко заглядывало солнышко. Под его нежными лучами на столе золотились сочные осенние яблоки. Настоящее чудо. Девушка невольно улыбнулась, — «Сережа, где же ты их достал, но все равно, спасибо», — прошептала она сама себе.
Но ни яблоки, ни солнышко не могли разогнать абсолютную пустоту в душе Елизаветы. Она устала, невозможно устала от всего: выматывающей дороги, плена, унижений, непонимания мужа, непонятного ей поведения Сержа.
Вчерашняя истерика окончательно выпила все ее силы, не было больше гнева, тоски, даже тревоги за свою и Никитину судьбу, полная апатия и равнодушие. Не хотелось даже молиться, а ведь молитва помогала всегда, даже в самые страшные моменты жизни.
В таком угнетенно подавленном состоянии и застал ее молодой человек. Серж пытался поговорить, ободрить, обещал сегодня же прорваться к Никите, она молчала.
— Елизавета, Лиза, ну скажите же хоть что-нибудь, я чем-то обидел Вас вчера, простите, но я…
— Перестаньте, Сережа, Вы ни в чем не виноваты, просто я не хочу больше никого видеть, слышите никого. Оставьте меня, я хочу побыть одна.
На Сергея устремился потухший, невозможно уставший взгляд ее синих глаз. Не пытаясь больше спорить, он безмолвно покинул девушку.
А между тем к вечеру в лагере начало происходить нечто странное, крики, суета, поспешные сборы, продолжавшиеся почти до рассвета, когда полк покинул деревню. Елизавете казалось, что ушли все, естественно кроме местных жителей, а что же теперь будет с ней, с Никитой, с другими пленными? На свой вопрос она лишь тяжело вздохнула и опять легла, абсолютно равнодушная ко всему происходящему. Примерно через полчаса к ней буквально ворвался Серж, он тяжело дышал, глаза лихорадочно горели.
— Час настал, идемте, Елизавета.
— Что происходит?
— Не время для разговоров, сударыня, я умоляю, решается наша судьба. Вы вряд ли вернетесь суда, нужно собрать вещи.
— Сережа, оставьте меня здесь, я не хочу больше никуда бежать, прятаться, голодать, я хочу просто жить, понимаете!
Молодой человек подошел к девушке практически вплотную, она ощутила его горячее дыхание, он взял ее за плечи, заглянул в глаза: