Судьба - Бенедикт Барбара. Страница 2

— Проиграть? — Язон посмотрел на него с удивлением. — Ты, как никто, знаешь, что я должен выиграть.

— Что за навязчивая идея, — нетерпеливо ответил Дамос, — думаешь ли ты о чем-нибудь, кроме этого проклятого трона?

— Останься, старина.

Другой бы сразу замолчал, услышав такой тон, но Дамос знал Язона еще юношей и полагал, что может позволить себе некоторую свободу в обращении.

— Неужели тебя так ослепило честолюбие, что ты уже не видишь реального положения дел? Геркон владеет короной слишком долго, чтобы так просто ее отдать.

Язону захотелось своей властью заставить замолчать подчиненного, но он не мог забыть того, кто спас его на улицах Афин, кто взял испуганного мальчишку под свое покровительство и научил всему, что знал и умел сам.

— Я согласен подождать с престолонаследием. Сейчас достаточно, чтобы Дафна стала моей невестой.

Дамос фыркнул.

— Так вот что тревожит тебя. Ты боишься, что за время твоего отсутствия царевна может выбрать другого.

— Я сказал тебе — отстань. Я обязательно женюсь на Дафне.

— На Дафне или на троне?

— Это одно и то же, Дамос, и ты это прекрасно знаешь. По закону, человек может стать царем, только женившись на царевне, а Дафна станет ею, как только ей исполнится восемнадцать лет.

— Но есть и другие царицы и другие царства. Зачем же упорствовать в том, что может принести только невзгоды и страдания?

Язон остановился, глаза его сверкнули гневом.

— Ты забываешься, Дамос. Ты мой подчиненный, а не отец. Если мне понадобится твой совет, я сам спрошу тебя.

Дамос продолжал изучающе смотреть на него. Язон отвернулся. По правде говоря, он и сам удивлялся своей настойчивости. Язон не мог понять — даже при долгом размышлении — причины своего столь рьяного усердия. Причина таилась где-то в раннем детстве; он чувствовал это, но не помнил, что случилось в его жизни до восьми лет. Любая попытка вызвать воспоминания об этом периоде заканчивалась невыносимой головной болью. Даже время не смогло исцелить его, поэтому Язон старался избегать мыслей о прошлом. Только устремив все помыслы в будущее, не думая о возможных вариантах прошлого, он мог достичь своей цели.

Язон оглянулся на нехотя идущего за ним Дамоса, догадываясь, что старик молчит не столько из почтения к начальнику, сколько находя дальнейшие слова бесполезными. Терпение Дамоса сердило Язона и, более того, наполняло его завистью. Прекрасно, должно быть, знать свое место в жизни.

Зная свое происхождение и свое будущее, Дамос никогда не мог бы понять беспокойной пустоты больным зубом нывшей в Язоне. Сватовство к царевне и даже стремление к трону ее отца было не просто проявлением честолюбия Язона. Это заполняло пустоту.

А Дафна! Он улыбнулся, подумав об ее изысканной красоте. «Прекрасный цветок Мессалоны» — назвал ее Язон однажды, пребывая в игривом настроении, и ему до сих пор нравилось вспоминать ее лицо, покрытое застенчивым румянцем. В его сознании слились воедино и трон Мессалоны и прекрасная дочь Геркона; они стали олицетворением всего того, чего ему недоставало — семьи, надежности, будущего и прошлого. Чтобы обладать ими и удержать их навсегда, Язон готов был сдвинуть горы, если нужно. Он сделает все и все поставит на кон, лишь бы добиться короны и царевны.

И горе тому, кто встанет на его пути.

Размышляя о предстоящем, Ика складывала свои жалкие пожитки в мешок. Даже на пустынном берегу, куда пришвартовались Шабер с сыновьями, был слышен шум дальнего селения. Предпраздничная суета будорожила ее воображение. Другая бы на ее месте боялась пропустить героя в такой толпе, но она решила не пугаться отсутствия опыта. Сыновья Шабара рассказывали много историй про доблесть и отвагу воинов, и Ика знала, кого ей искать — высокого, сильного, мужественного человека, который несет свою доблесть грациозно и легко, как иной — свою тунику. Невозможно не заметить героя, где бы он ни появился, он обязательно привлекает внимание.

Найти-то его легко, а вот убедить взять ее на обучение — совсем не просто. Хорошо, что шерстяная мешковатая туника скрывает ее стройные, правильные формы. Без привлекающих внимание грудей, без предательских изгибов тела она пока что еще может сойти за мальчика. Ика выучится всему необходимому для жизни в мужском мире, ведь у нее есть морская печать и благословение Посейдона.

Дотронувшись до скрытого в сумке амулета, она направилась к сходням, стараясь не отставать от остальных. Сыновья Шабара уже разгружали корабль, но ее взгляд был прикован к горе, возвышающейся в центре острова.

Говорили, что это темная, древняя, дымящаяся вершина была обиталищем Матери Земли, по этой причине жители Каллисто несли тяжелое бремя расходов на ежегодные праздники. Ее нужно почитать, верили жители, а не то она устроит землетрясение или пошлет жидкий огонь и сожжет неблагодарных смертных в долине.

— Ика, поживее!

Взглянув на берег, девочка увидела, как Шабар недовольно подергивает бороду, ожидая, когда же она сойдет. Беспокоясь, как бы старик не ушел без нее, Ика забыла о зловещем вулкане.

Вступив на твердую почву, она почувствовала, что земля качается под ее ногами.

— Шабар, что это! — крикнула она в испуге. — Умоляю тебя, скажи, что это не землетрясение!

— Это от морской качки, — проворчал Шабар через плечо, а его сыновья громко засмеялись.

Пристыженная, Ика вспомнила, как сыновья описывали влияние качки на походку. Она словно услышала, как они говорят: «Ну конечно, чего еще ждать от глупой девчонки?».

Каждый раз, когда Шабар с сыновьями смеялись над ее полом, она с тоской думала о женщине, которая родила ее. Ика не говорила Шабару, что ее иногда посещают видения; она знала, что тот высмеет ее. Это не было настоящим ясновидением, когда предсказывают улов рыбы, неожиданный шторм или какое-либо событие в будущем. Нет, все начинается с легкого покалывания в теле, и ее уносит в странный, чужой мир, который потом невозможно вспомнить в деталях. Неясные и туманные, словно полузабытые сны, эти видения оставляют в ней глубокое чувство тоски и потребность узнать, кто была ее мать.

«Но сперва насущные проблемы», — подумала она, стараясь не упустить из виду Шабара, быстро свернувшего на какую-то улицу.

На извилистых улицах располагались разноцветные палатки; товары в них были один удивительнее другого, продавцы громко зазывали прохожих. Покупатели яростно торговались, спорили, создавая этим еще больший шум и суету.

Запах жареного ягненка пробудил в ней аппетит. На этой оживленной улице он смешивался с тысячью других ароматов — от заморских приправ до обыденных животных запахов. Базар представлял собой такой праздник для глаз, слуха и обоняния, что Ика остановилась, не зная, куда направить свой взор.

Привлеченная навязчивой мелодией, она обратила внимание на жреца в богато украшенных одеждах, играющего на тростниковой дудочке. Нетерпеливые покупатели столпились возле, упрашивая продать содержимое глиняного горшка, стоявшего у его ног.

Из отверстий выглянули головы рептилий. «Должно быть, это змеи», — подумала Ика с содроганием. Островитяне покупали их, чтобы освятить свои дома, они называют змей священными посланниками своей богини.

Подстрекаемая любопытством, девочка смотрела, как змеи постепенно выползают, извиваясь в ритмическом танце. Легкое покалывание началось в ее пальцах, затем в руках и ногах, пока не распространилось по всему телу. Мир померк и сузился. Странная плесень расползлась в воздухе и под ее ногами, земля стала холодной и сырой. Ика чувствовала, как змеи неотвратимо приближаются все ближе и ближе; она замерла от ужаса, когда их холодная и сухая кожа скользнула по ее ноге.

Только благодаря громкому крику стоявшего поблизости торговца ей удалось освободиться от навязчивого видения. Очнувшись, Ика увидела, что змеи не покидали своих корзин.

Быстро оставив это страшное место, она поняла, что потеряла из виду Шабара. Это не входило в ее планы. Позади раздался скорбный звук раковины. Как будто чародей произнес заклинание, и толпа плавно раздвинулась, очистив улицу. Единственное слово "Минос" прошелестело в воздухе.