Рожденная для славы - Холт Виктория. Страница 12

Однако очень скоро выяснилось, что моя мачеха вовсе не ожидает ребенка.

Томас оказался настолько умен, что заручился согласием юного короля на свой брак с Катариной. Представляю себе эту сцену. Мой младший брат, совершенно неспособный сопротивляться своему блестящему и очаровательному дяде, выполнил бы любую его просьбу. И хотя члены Совета, возглавляемого Сомерсетом, кипели от наглости адмирала и безрассудного (как они это называли) поведения вдовствующей королевы, они ничего не могли поделать, ибо сам король разрешил этот брак. Однако Совет мог сильно испортить жизнь новоиспеченным супругам.

Для начала у Катарины потребовали вернуть королевские драгоценности. Сомерсет заявил, что они принадлежат короне. Однако Томас не пожелал с этим согласиться, и Катарина, беспрекословно подчинявшаяся ему во всем, заявила, что будет отстаивать свои права. Дело в том, что драгоценности стоили огромных денег, а Томас Сеймур, как я имела возможность убедиться, был весьма неравнодушен к земным богатствам.

Затем герцогиня Сомерсет — та самая, которую моя мачеха назвала «жадной и тщеславной Анной Стэнхоп», — отказалась держать во время торжественных церемоний шлейф платья вдовствующей королевы, объявив, что для жены младшего брата ее супруга эта честь чрезмерна.

Именно с этих пор между братьями началась нешуточная вражда. Главный предмет раздора состоял в том, кто станет невестой юного короля — леди Джейн Грей (этого добивался Томас) или же Джейн Сомерсет.

Семейство Сеймур раскололось на две враждующие партии, но адмирала это нисколько не заботило. Мне редко приходилось встречать в своей жизни людей, которые могли бы посоперничать с Томасом по части безрассудства.

Итак, брак вдовствующей королевы с адмиралом был узаконен, а это означало, что Томас Сеймур стал полноправным членом нашей семьи. Я знала, что мое положение теперь становится двусмысленным. Как жить под одной крышей с человеком, который сначала сделал мне предложение, а несколько дней спустя женился на моей мачехе?

— Лишь безответственный авантюрист может вести себя подобным образом, — пожаловалась я Кэт. — Вот он какой, твой «благородный рыцарь»!

Кэт была жестоко опечалена подобным исходом дела, но по-прежнему симпатизировала адмиралу. Я назвала ее дурой и даже влепила пару пощечин — на душе сразу стало немного легче. Но на Кэт это не произвело никакого впечатления, она по-прежнему трещала без умолку про своего адмирала. В ее глазах он оставался романтическим героем, рыцарем без страха и упрека. Я же прозвала Томаса Пиратом опочивален, чем изрядно развеселила Кэт.

— Он повел себя как последний негодяй, обманул мою мачеху, а ты на него молишься как на Господа Бога, — упрекнула я свою наперсницу.

— Да, но какой мужчина! — воскликнула она. — Другого такого при дворе нет.

Мне хотелось побыть одной, чтобы поразмышлять о происшедшем. Проклятый Томас все не шел у меня из головы. Ах, если б он не был так красив, так самоуверен, так весел, так легкомыслен! Тогда я смогла бы его возненавидеть… Показывать обиду ни в коем случае нельзя — он сразу догадается, что я к нему неравнодушна, и обнаглеет. Этот тип и так уверен в своей неотразимости.

Кэт сказала, что со мной хочет поговорить Томас Парри. Она и сэр Томас были сердечными друзьями, ибо больше всего на свете обожали сплетничать. Джон Эшли совсем из другого теста — серьезный, сдержанный, умный, и я не раз удивлялась — как мог такой человек влюбиться в Кэт. Хотя, возможно, потому и влюбился, что она на него совсем непохожа.

Вид у Тома Парри был какой-то странный: губы поджаты, словно он боялся, что слова сами выскочат у него изо рта и тогда настоящего разговора не получится.

— Ну что там, Томас? — нетерпеливо спросила я.

— Миледи… Это событие всех нас так потрясло…

Вот как? Интересно почему? Я вспомнила о ночных визитах адмирала во дворец. Чертов повеса готовил почву для женитьбы.

— Полагаю, Парри, вы пришли ко мне не для того, чтобы сообщить о ваших переживаниях.

— Сэр Томас женился на королеве, миледи. А я-то думал, он женится на принцессе…

— На какой еще принцессе?

— На принцессе Елизавете.

— Перестаньте говорить так, будто меня здесь нет. Что вы хотите сообщить? Быстрее к делу.

— На следующий день после смерти короля ко мне пришел адмирал и…

Парри смущенно замолчал.

— Пришел к вам? С какой целью?

— Хотел, чтобы я подробно рассказал ему о вашем имуществе и владениях.

— Ясно. Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Адмирал взял с меня слово, что я буду держать язык за зубами.

— Ах вот как. Стало быть, вы состоите на службе у него, а не у меня? А я-то считала вас своим слугой.

— Я и есть ваш верный слуга, миледи. Служу вам всем сердцем, но я подумал, что речь идет о женитьбе, и обрадовался — такая блестящая партия.

— Ну и как, остался ли адмирал доволен моим состоянием?

— Да — и состоянием, и вашей персоной.

— Должно быть, вы и эта сплетница Кэт Эшли очень довольны, что отец оставил мне хорошее наследство. Ведь иначе ваш адмирал не соизволил бы удостоить меня своим вниманием!

— Мы с Кэт считаем, что он полюбил не только ваше богатство, но и вас саму. — Мистер Парри, а как бы вам понравилось переселиться в каземат Тауэра?

— О, миледи!

— Послушайте, — заявила я. — Вас всех однажды могут вывести на чистую воду. Советую быть осторожнее и придержать свой язык. Как вы глупы, Том Парри, и ваша Кэт Эшли тоже!

Я вышла вон, ибо терпение мое было на исходе. Итак, он разнюхивал о моем состоянии, прикидывал, взвешивал и только потом сделал предложение! А когда я отказала, быстренько перешел к следующей кандидатуре!

Тут разъярилась бы любая женщина, особенно будь она без ума от такого красивого и расчетливого повесы!

Однако я понимала, что своим раздражением выдала себя. Я еще не умела как следует скрывать свои чувства. Наверняка Парри побежал прямо к Кэт и поведал ей о том, как меня рассердила эта женитьба, и о том, что втайне я сама мечтала о Томасе Сеймуре.

Эта парочка сплетников меня иногда страшно раздражала. Но их любовь ко мне была очевидна, и я знала, что они безмерно мне преданы. Вот почему я никогда не сердилась на них слишком долго. Иногда, правда, опасалась, что их беспечность может сильно им навредить. Последующие события показали, насколько я была права в своих опасениях.

Моя сестра Мэри написала письмо, в котором спрашивала, не хочу ли я покинуть двор вдовствующей королевы и Томаса Сеймура. Мэри полагала, что мне не подобает далее оставаться с ними.

Сестра жила в Уонстеде, куда не так давно переехала из Норфолка. Старше меня на семнадцать лет, она обладала куда большим жизненным опытом, но безумная приверженность католической вере и желание вернуть Англию на «истинный путь» мешали ей быть беспристрастной, из-за этого она не раз попадала в весьма опасное положение.

Я достаточно хорошо знала Мэри, чтобы понять: она стремится стать королевой не по причине честолюбия, а ради того, чтобы вернуть Англию в лоно Римской церкви. Я видела в этом огромную опасность для государства, но мне также было известно, что многие рьяные католики (например, Гардинер) всей душой поддерживают сестру.

Томас Сеймур писал Мэри, прося дать благословение на его брак с Катариной Парр, чем весьма рассердил мою сестру. Он составил письмо так, словно они с королевой еще только собирались пожениться, а Мэри прекрасно была осведомлена через своих шпионов, что брак уже заключен. Она назвала этот союз возмутительным, чуть ли не преступным — ведь мой отец умер совсем недавно. Как смела королева, возмущалась Мэри, так быстро забыть своего царственного мужа. Я-то отлично понимала Катарину, ведь я видела, сколь ужасна была ее жизнь с моим отцом, знала и то, что совершенно невозможно — или почти невозможно — противиться натиску адмирала.

Итак, Мэри приглашала меня к себе. «Вы слишком молоды, — писала она. — Девочке невозможно оставаться среди подобного непотребства». Далее она писала, что я могу приехать и жить у нее сколько захочу.