Рожденная для славы - Холт Виктория. Страница 15

— Милорд, — вскричала я. — Как вы смеете!

— Нет такой вещи, на которую я не осмелился бы, леди Елизавета, — сказал он.

— Уходите. Вас увидят мои фрейлины.

— Они увидят любящего отчима, пришедшего пожелать доброго утра своей маленькой падчерице.

— Только обычно для этого одеваются более приличным образом.

— Разве мы с вами заботимся о приличиях, моя восхитительная златовласая Елизавета?

— Немедленно уходите. Я не потерплю подобного…

— …Родственного обожания, — закончил он. — Интересно, а как вы меня остановите? Не кажется ли вам, что наши невинные игры слишком затянулись?

— Я вас не понимаю, милорд.

— Тогда я объясню.

С этими словами он прыгнул на кровать и заключил меня в объятия. Его страстные поцелуи испугали меня, я понимала, что должна немедленно кричать и звать на помощь, и все же, все же… Так не хотелось делать этого. Однако мой испуг объяснялся еще и тем, что я не желала позволять мужчине взять надо мной верх.

— Томас!

На пороге спальни стояла мачеха.

Томас ни на секунду не потерял присутствия духа, и мне пришло в голову, что он, должно быть, не первый раз выпутывается из подобного затруднительного положения.

Он обернулся к ней с улыбкой:

— Посмотрите на это дитя, Катарина. Она встала сегодня не с той ноги и отказывается как следует пожелать доброго утра своему отчиму. Я заглянул к ней поздороваться, а она смотрит на меня волком и плюется, как дикая кошка. Надо ее как следует наказать. Идите сюда, Катарина, помогите мне.

Тут он принялся щекотать меня, пока я не запросила пощады. В присутствии мачехи я находилась в полнейшей безопасности, и скоро мы все трое хохотали до полного изнеможения.

— Нет, правда, Томас, — заметила мачеха, — ты ведешь себя как мальчишка.

Он постарался принять еще более дурашливый вид, и только когда его глаза встретились с моими, я видела в них хорошо знакомый мне блеск страсти. Раскаяния в его взгляде не было и в помине.

Как долго это может продолжаться, спрашивала я себя. Почему мачеха ничего не видит? Но, возможно, она все замечает и обманывает себя? Обычно люди поступают именно так. Они не видят того, чего не желают видеть.

Кэт мне сказала:

— Мистер Эшли крайне озабочен.

— Чем? — спросила я.

— Он говорит, что адмирал ведет себя неподобающим образом по отношению к вам.

— И что ты на это ответила?

— Я сказала, что он — галантный кавалер, а вы — очень красивая молодая леди, ну… так всегда бывает.

— А он?

— Он слышал историю про разрезанное платье.

— Которую, конечно же, рассказала ему ты. Думаешь, я не знаю, что ты подглядывала из окна?

— Да, но о безобразной сцене в вашей спальне тоже поговаривают.

— Моя мачеха была там… и тоже принимала участие в «безобразной сцене».

— Бедняжка! Однако мистер Эшли считает, что мой долг — поговорить с адмиралом. Он считает, что я должна себя обезопасить.

— Что он имеет в виду?

— Мистер Эшли очень серьезный джентльмен. Он всегда знает, как следует поступать в том или ином случае.

— И что, ты собираешься разговаривать с адмиралом?

— Боюсь, придется. Мистер Эшли на этом настаивает. Но если вы мне запрещаете…

— Я не собираюсь встревать в отношения между мужем и женой.

— Разве только в том случае, когда муж — прекрасный адмирал, — заметила Кэт и немедленно получила пощечину. Но она привыкла в моим внезапным вспышкам ярости и быстро о них забывала.

Мне было очень интересно, что адмирал скажет Кэт, и я потребовала от нее подробный отчет об их беседе.

— Он выглядел великолепно, — начала она. — Одет в пурпурный бархатный камзол, а стройнее ног я просто никогда не видала.

— Я без тебя знаю, как выглядит адмирал. Меня интересует, что он сказал.

— Когда я заговорила о том, что люди говорят, будто между ним и вами, миледи, что-то есть, он прикинулся удивленным. Он сказал: «Как так? Разве она не моя дочь?» Я заикнулась было о той сцене в вашей спальне, а он ответил: «Я что, не могу пошутить со своей падчерицей?» Я тогда сказала: мистер Эшли полагает, что для принцессы Елизаветы крайне опасно быть вовлеченной в скандал подобного рода. А адмирал ответил, что принцесса Елизавета еще ребенок и обожает детские игры, а он и королева лишь со снисходительным умилением наблюдают за ней. Сказал, будто хочет только одного: чтобы вы были счастливы здесь. Вот почему они живут в Челси так просто. Они с королевой готовы выполнять любое ваше желание. Сэр Томас говорил так любезно и был так ласков со мной. Сказал, что, если я еще раз услышу подобные отвратительные сплетни, должна немедленно сообщить ему, кто их распространяет. Он знает, что я ему друг и всегда буду говорить вам о нем только хорошее. Он проявляет к вам всего лишь отеческое внимание. Думаю, мистер Эшли удовлетворится этим объяснением.

— Кэт, — произнесла я. — Я тебя очень люблю, но иногда мне кажется, что ты самая глупая женщина из всех, кого я знаю.

Она с хитрым видом поглядела на меня.

— Все бы вам подшучивать над бедняжкой Кэт.

Чем больше проходило времени, тем яснее становилось, что Томас больше не может водить жену за нос. Однажды в полдень, когда во дворце было очень тихо, я сидела в небольшой комнате и читала книгу, рекомендованную мне Уильямом Гриндалом для изучения.

Вдруг за спиной послышался звук крадущихся шагов.

Наученная опытом, я сразу догадалась, кто пришел. Должно быть, он видел, как я входила в эту комнату, и последовал за мной. Я несколько встревожилась, ибо мы находились в отдаленной части дворца, где нас вряд ли могли увидеть, потом мной овладело сильное волнение.

Когда Томас Сеймур вошел, я поднялась, прижимая книгу к груди.

— Ха-ха, вот я и поймал вас, — заявил он.

— Милорд, — запинаясь проговорила я. — Прошу вас, уходите. Я должна прочитать эту книгу. Мистер Гриндал задал мне урок.

— Я преподам вам куда более важный урок, — сказал Томас и тут же очутился рядом. — Попалась! — продолжал он. — А ведь мы здесь одни. Как вы думаете, не настало ли время перестать играть в притворное безразличие?

— Оно не притворное, — сказала я.

— Посмотрим.

Он схватил меня, и я почувствовала мощь его рук и полную свою беззащитность. Я хотела оттолкнуть его, но не могла. Он сдернул лиф платья с моих плеч.

— Нет! Нет! — вскрикнула я.

Внутренний голос подсказывал мне, я должна срочно что-то предпринять, а где-то глубоко в душе тлело желание, чтобы это никогда не кончалось.

Меня спасла мачеха. Долгие годы спустя я благодарю судьбу и Господа за ее своевременное появление, хотя в тот момент я готова была провалиться сквозь землю от стыда.

Катарина стояла в дверях, ее милое лицо было искажено гримасой боли. Она сильно подурнела, так как находилась на шестом месяце беременности. Должно быть, ее мучили подозрения, что все эти игры, разрезание платья, щекотание и прочее — не невинные забавы. Возможно, ей надоело притворяться перед самой собой, и она решила наконец схватить за руку своего неверного мужа. И вот теперь подловила его… и меня вместе с ним.

Вся моя страсть к адмиралу мгновенно исчезла. Я сгорала со стыда и ненавидела самое себя. Как мы могли так жестоко ранить ее — ту, которая отдавала нам всю любовь и ласку, на которую была способна?

— Томас! — воскликнула она, в голосе ее звучала невыразимая печаль.

Я стояла перед ней с лицом, полыхавшим от стыда. Он молчал. На этот раз ему ответить было нечего. Я старалась натянуть на плечи непослушное платье.

Катарина сказала.

— Елизавета, думаю, вам лучше оставить нас.

Я умоляюще заглянула ей в глаза, но она отвела взгляд. Никогда не забуду выражения ее лица в тот момент.

— Ступайте, — повторила она. Голос ее звучал так холодно, что я едва не разрыдалась.

Я отправилась к себе и, чувствуя себя совершенно разбитой, легла в кровать. Пришла Кэт и стала меня расспрашивать, но я сердито велела ей убираться вон. Невыносимо разболелась голова. Именно с того момента начались мучительные мигрени, от которых я страдала несколько лет. Думаю, они явились следствием тогдашнего потрясения.