Я буду любить тебя... - Джонстон Мэри. Страница 15

— Это вам от короля, сэр. Можете прочесть на досуге. Он желает, чтобы вы оказали мне содействие в поисках, ради которых я прибыл в эти места.

Губернатор взял пакет с глубоким почтением.

— Желание короля для нас закон, — сказал он. — Мы сделаем все, что в наших силах, сэр; однако если вы ищете здесь золото…

Фаворит опять засмеялся:

— Я прибыл сюда за тем, что много дороже золота, сэр губернатор, за тем, что для меня ценнее всех сокровищ Индии и Эльдорадо, словом, за тем, чего я хочу. У меня железная воля, сэр. Если я что-либо решил, то непременно исполню, а когда мне чего-нибудь захочется, я добуду это любой ценой! Предупреждаю: я не из тех, кому можно безнаказанно мешать или перечить.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, — недоуменно, но учтиво ответил губернатор. — Уверяю вас, здесь никому не придет в голову чинить препятствия осуществлению честных замыслов вельможи, столь взысканного милостью короля. Надеюсь, что на время вашего пребывания в Виргинии вы окажете мне честь, поселившись в моем доме… Но что с вами, милорд?

Лицо лорда Карнэла вдруг побагровело, черные глаза загорелись, усы начали подергиваться. Белые зубы щелкнули, оборвав на полуслове начатое ругательство. Честный сэр Джордж и его окружение взирали на странного гостя с удивлением, к которому примешивалась опаска. Что до меня, то я сразу понял, отчего он выругался и отчего на его красивом лице явилось выражение неистового торжества. Секундой раньше мастер Джереми

Спэрроу слегка посторонился, и взорам присутствующих предстало то, что до сих пор оставалось скрыто за его широкой спиной, — мистрис Джослин Перси.

Мгновение — и фаворит уже стоял перед нею и, сняв шляпу, кланялся до земли.

— Мои поиски окончены, едва начавшись! — воскликнул он с ликованием. — Я нашел свое Эльдорадо раньше, чем рассчитывал. Но отчего вы так меня встречаете, леди? Разве вы мне не рады?

Моя жена отпустила мою руку и сделала ему низкий реверанс, потом с вызовом выпрямилась, надменная, негодующая. Глаза ее были точно две рассерженные звезды, щеки горели пунцовым румянцем, на устах играла улыбка, исполненная презрения.

— Я не могу встретить вас так, как вы того заслуживаете, милорд, ведь я безоружна, — сказала она звонким голосом. — Эльдорадо, милорд, находится далеко на юге. Эта земля вам вовсе не по пути, и вы здесь только зря потеряете время. Милорд, позвольте мне представить вам моего мужа, капитана Рэйфа Перси. Думаю, вы знакомы с его кузеном, графом Нортумберлендом.

При этих словах с лица королевского фаворита вмиг сбежала вся краска; он отшатнулся, словно незримая рука ударила его по щеке. Затем, овладев собою, он поклонился мне, а я — ему, после чего мы посмотрели друг другу в глаза и каждый увидел брошенную ему перчатку.

«Я ее поднял», — мысленно сказал я.

«Я тоже», — взглядом ответил он.

«Бьемся насмерть, не так ли?» — продолжал я.

«Насмерть», — подтвердил он.

«И только мы двое», — закончил я наш мысленный диалог.

Его ответная улыбка источала яд, так же как и тон, которым он обратился к губернатору.

— Вот уже несколько недель, сэр, — начал он, — как двор лишился драгоценнейшего сокровища, бриллианта, которому нет цены. В некотором роде этот бриллиант принадлежал королю, и его величество по великой доброте своего сердца обещал отдать его одному человеку — и не просто обещал, а поклялся своим королевством! И что бы вы думали, сэр: едва тот протянул руку, чтобы взять сокровище, как оно вдруг исчезло! И никто не знал, где его искать. Все было перевернуто вверх дном, все темные углы обшарены, но тщетно! Однако человек, которому этот прекрасный бриллиант был обещан, не смирился с потерей, ибо он не из тех, кого можно легко обмануть или обескуражить. Он поклялся отыскать свою драгоценность и завладеть ею.

И лорд Карнэл перевел свой дерзкий взгляд с губернатора на ту, что стояла подле меня. Все глаза тотчас же впились в нее; если б он показал на нее пальцем, то и тогда не смог бы добиться этого быстрее. Еще раньше толпа мало-помалу отступила, пока не образовалось пустое пространство, посреди которого стояли трое: королевский любимец, беглая придворная дама и я. Поначалу любопытные взоры были устремлены на всех трех, но теперь разом нацелились на нее одну.

В ту пору женщины-европейки почитались в Виргинии высоко. Несколько лет тому назад они были для нас куда большей диковиной, чем пересмешники и белки-летяги или табак, который мы только что начали выращивать. Если у кого-то была жена, достаточно любящая и смелая или достаточно ревнующая мужа к индианкам, чтобы приехать в наш дикий край, то у этого человека вмиг появлялось множество друзей, а от набивающихся в гости не было отбою. Первый брак в Виргинии был заключен между батраком и служанкой, но леденцов на их свадьбу наготовили столько, словно женился по меньшей мере наместник графства. Шафером жениха был младший брат лорда де Ла Варра, посаженым отцом невесты — младший брат лорда Нортумберленда, и он же первым поцеловал ее, когда священник завершил брачный обряд. А кубок с подкрепляющим питьем, которое новобрачные должны были выпить, перед тем как удалиться на ночь, поднес им не кто иной, как президент Совета колонии. После этой свадьбы были и другие. Дворянки приезжали в Виргинию с мужьями или отцами. Бедные простолюдинки отправлялись за счет Компании, обязавшись отработать в колонии семь лет, но по прибытии в течение каких-нибудь трех недель находили себе мужей, и те выкупали их на свободу, платя выращенным табаком. Кроме кабальных работников и работниц Компания ввозила в Виргинию еще и подростков для обучения ремеслам, а среди них бывало немало девушек. Последнюю партию невест — последнюю по счету, но никак не по численности — нам только что прислал сэр Эдвин Сэндз. Да, многое переменилось с того дня (вспоминая его, многие и теперь еще покатывались со смеху), когда мадам Уэст, в ту пору единственная молодая и красивая женщина в городе, вышла на площадь, решительно взобралась на помост с позорным столбом, подозвала к себе барабанщика и приказала ему барабанным боем созвать всех до единого мужчин Джеймстауна. Когда это было исполнено и ошеломленные жители уставились на жену своего коменданта (сам он тогда был в отъезде), стоящую перед ними у позорного столба, мистрис Уэст через городского глашатая повелела собравшимся сейчас же, не сходя с места, досыта на нее наглядеться и вволю нашушукаться на ее счет, после чего раз и навсегда оставить ее в покое.

Тот день давно миновал, но мужчины в наших поселениях до сих пор оставляли работу, чтобы поглазеть на идущую мимо женщину, до сих пор кричали «ура», завидев на прибывшем корабле женскую фигурку, а в церкви во время богослужения смотрели отнюдь не на священника. В нашей короткой, но бурной истории немногие события наделали больше шума, чем прибытие голубиц сэра Эдвина. Теперь все они уже были замужем, но не перестали быть центром всеобщего внимания: люди осведомленные показывали их неосведомленным, следом за ними бегали дети, простонародье пялилось на них, не таясь, члены Совета колонии, депутаты Ассамблеи и комендант Уэст всякий раз кланялись им с широкой улыбкой, а дамы, добывшие себе мужей более традиционным способом, открыто выказывали им свое пренебрежение. Из девяноста девушек, сошедших на берег две недели назад, большинство нашло супругов в самом городе и ближайших к нему поселках, так что в толпе, которая собралась, чтобы сразиться с испанцами, а потом нежданно встретила королевского фаворита, было немало женских лиц.

Но ни одна не могла сравниться с той, чью руку я поцеловал на лугу возле церкви. Тогда, окруженная десятками грубоватых простонародных красоток, одетая в пуританское платье, она не возбудила чрезмерного любопытства, а с тех пор ее не видел никто, кроме Ролфа, Спэрроу, моих слуг и меня. Потом, когда все вокруг кричали: «Испанцы! Испанцы!», мужчинам было не до женской красоты, поэтому до самого последнего момента она оставалась незамеченной. Но теперь все изменилось. Губернатор перевел свой взгляд туда, куда указывали наглые глаза фаворита, и застыл в немом изумлении. Окружавшие его дворяне вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть мистрис Перси, поднимали брови, перешептывались; чернь за их спинами делала то же самое, только куда откровеннее.