Дочь Клодины - Лейкер Розалинда. Страница 4

— Тебе лучше уехать сегодня же вечером, — сказал Доменико сипло. — Возьми все, что подарил тебе мой отец. Это твои вещи, и у меня нет на них права, также у меня нет причин задерживать тебя здесь. Я прикажу, чтобы тебе приготовили экипаж, он будет в твоем полном распоряжении, с сопровождающим, для уверенности, что ты будешь в полной безопасности. А когда пересядешь на корабль, экипаж переправят на пароходе в Англию, и там ты доедешь на нем до нужного места. Прошу тебя только об одном: находись в своей комнате до отъезда, а затем покинь этот дом, не прощаясь ни с кем. Я не буду предлагать тебе деньги, потому что ты неправильно это поймешь, но все удобства и дорожные расходы будут оплачены лично мной деньгами, снятыми со счета моего отца.

Люси не подала никакого знака, только позволила ему уйти, чувствуя, что в любую секунду может истерически зарыдать. Она услышала звук его шагов, приближавшихся к двойным дверям. Затем он остановился, для того чтобы еще раз на нее взглянуть. После этого повернул ключ в замке, двери распахнулись, он вышел и запер их за собой. Когда выхолил, он заново вставил ключ с внутренней стороны, замок снова щелкнул, он запер дверь, предотвратив появление незваных гостей. Доменико вышел в коридор, в котором из-за плотного ковра его шагов почти не было слышно.

Медленно она села, поджав под себя ноги и склонив голову, ее волосы были растрепаны и спадали на обнаженную грудь. Люси трясло от ужаса и боли, она была шокирована тем, что с ней сделали, у нее вызывало отвращение то, что между ней и мужчиной, который был ей всегда отвратителен, произошел такой близкий контакт.

Ее унизили. Она поклялась, что больше никто и никогда не посмеет подчинить ее своей власти и силе, никто больше так ее не обидит.

Люси с горечью задумалась о своем прошлом. Ее отец, который был так дорог ее сердцу, умерев, оставил ее одну, а мать не испытывала материнской любви к ней, ведь она отдала свою родную плоть и кровь на воспитание другим людям, уехала, бросив родную дочь. Монахини были очень добры к Люси, особенно сестра Эллис, благодаря которой она выучила английский язык. Та с самого начала пыталась научить Люси отстаивать свои права, свободу и независимость. В соответствии с установленными правилами и нормами монастыря в шестнадцатилетнем возрасте Люси выдали замуж за мужчину, который годился ей в дедушки, а теперь его сын осквернил ее честь. Это было так жестоко. Но в конце концов она обрела свободу. Понемногу осознание этого вернуло ей силу и смысл жить дальше.

Она подняла голову, энергично встряхнув волосами. В будущем лишь одна она будет решать, как ей жить, никто больше не станет ей указывать, и пусть будут прокляты те, кто перейдет ей дорогу или попытается обидеть. Жизнь преподала ей тяжелый урок, и она никогда его не забудет. Несмотря на то что освобождение, которого она так долго ждала, стоило ей слишком дорого.

Покачиваясь, Люси поднялась на ноги, порванная одежда стесняла ее движения, яростно она оторвала свисавшие лохмотья. Черный цвет теперь всегда будет напоминать ей об этом ужасном дне. Она больше никогда не наденет черного платья. Оставив обрывки платья на полу, спотыкаясь, она обнаженная прошла к себе в спальню, а затем в ванную комнату, чтобы смыть все следы прошлого, навсегда оставившего ее.

Когда стемнело, Люси вышла из дома, ни с кем не попрощавшись, только со слугами, которые находились во дворе и видели, как она покидала дом. То, что она решила уехать, стало для них печальной новостью. Женщины плакали и вытирали мокрые от слез глаза фартуками, думая, что новый хозяин, не теряя времени, выгнал ее. Они осознавали, что доброта, любовь и забота, постоянно проявляемая к ним этой девушкой, навсегда остались в прошлом, потому что теперь в доме властвовал новый хозяин. Из семьи Ди Кастеллони было всего двое или трое людей, с которыми Люси хотела бы попрощаться, если бы они знали, что она уезжает и пришли ее проводить. Но они не были ее близкими друзьями, потому что даже те люди, которые хорошо к ней относились, боялись, что она незаконно отнимет у них наследство Стефано. Было немного нелепо и смешно, что Доменико распорядился предоставить ей богато украшенный экипаж с тремя форейторами, ответственными за шесть одинаковых серых лошадей. С ней была Алина, которая всегда уважительно относилась к Люси, была верна и преданна ей, и даже такое продолжительное путешествие в Англию не повлияло на принятое ею решение сопровождать свою хозяйку. Алина сказала, что это ее долг — заботиться о своей госпоже. Без сомнения, она поняла, что означала рваная одежда Люси, которую подобрала в комнате и выбросила, но ни о чем ей не сказала, она также подмела все рассыпанные бусинки и камни от ожерелья Люси, вместо того чтобы приказать сделать это прислуге.

Уезжая из Италии, Люси сожалела лишь об одном: о том, что у нее не будет шанса снова вернуться на Адриатическое побережье, чтобы навестить могилу отца, которая располагалась на церковном кладбище недалеко от дома, в котором он провел последние месяцы своей жизни. Надгробная надпись была на английском языке.

Здесь похоронен Лионел Атвуд, любимый муж Клодины, родившийся в Англии, в Истхэмптоне, в апреле 1796, умерший в мае 1829 года. Покойся с миром.

Монахини всегда разрешали ей навещать могилу отца, и Люси периодически приходила с цветами, клала их на могилку и разговаривала с ним. Однажды с сестрой Эллис они подошли к высоким воротам дома, находящегося недалеко от монастыря, в котором жил отец Люси. Она смотрела на дом и представляла папу, сидящего на веранде и греющегося на солнышке, смотрящего на море и на проплывающие мимо лодки или улыбающегося ее маме, которая подсаживалась к нему, и вместе они вслух читали письма, недавно пришедшие из Англии. После смерти отца дом продали, и люди, купившие его, не проявляли ни малейшего интереса к монастырю, поэтому у Люси больше не было возможности близко подходить к дому. Она могла только издалека на него смотреть.

Однажды, когда Люси пошла на церковное кладбище, синьор Стефано и заметил девушку. Его особняк, который находился по-соседству с монастырем, был похож на роскошный дворец с прилегающей к нему обширной территорией. Люси не могла представить, войдя в него впервые после свадьбы, что однажды старший сын ее мужа будет угрожать ей тем, что закроет ее пол замок в этом месте, а после похорон Стефано обесчестит, ведь до того момента она была девственницей, потому что Стефано никогда и пальцем ее не тронул.

— Вы в порядке, синьора? Я взяла нюхательную соль на случай, если она вам понадобится.

Алина сидела на противоположном сиденье в экипаже, при тусклом свете было видно, что она переживала за свою хозяйку и хотела ей чем-нибудь помочь.

— Спасибо. Я в порядке.

— Вы не хотите поспать немного?

Люси кивнула, и Алина пододвинула подушечки под ее голову и накрыла ее мягким дорожным пледом, как только Люси сняла туфли и вытянула ноги на мягком, обшитом кожей сиденье. От безграничной усталости ее глаза сразу же закрылись. Она не знала, удастся ли ей заснуть, но очень этого хотела, потому что каждая минута забвения сокращала путешествие и быстрее приближала ее к дому.

Если бы это было возможно, она ехала бы ночь и день без остановок, но с ней были слуги и лошади, которым нужен был отдых, и с ночными остановками понадобилось несколько дней, чтобы экипаж преодолел горы, холмы, а затем подъехал к порту Генуи. Экипаж мчался по мостовой, колеса громыхали по улицам, таким узким, что пешеходам приходилось отпрыгивать в сторону, чтобы пропустить транспорт. Люси проезжала мимо домов, построенных из черного и белого мрамора, и наконец-то экипаж въехал на пристань. Там Люси узнала, что корабль, плывущий в Англию, отправляется сегодня вечером, и, перед тем как она и слуги поднялись на борт судна, лошади были отведены в конюшню, располагающуюся на нижней палубе, экипаж крепко привязали и закрыли в кормовой части корабля под охраной моряков.