Солнце сквозь снег - Робинс Дениз. Страница 3

— Если бы вам пришлось жить с Гаем… — вырвалось у Люсии.

Она замолчала. Дверь открылась нараспашку, и в комнату влетела Джейн. Только не веселая, хихикающая Джейн, которую Элизабет несколько минут назад оставила мыться в ванне, — лицо девочки было перекошено и залито слезами.

— Боже мой, деточка моя! — воскликнула Люсия, забыв про свои горести в порыве материнских чувств. — Что случилось?

Элизабет Уинтер строго спросила:

— Вы что, опять подрались?

Джейн в ярости швырнула полотенце на пол — темпераментом девочка пошла в мать. Вспыльчивая, резкая, но мягкая и отходчивая, она ни на кого не таила зла.

— Никогда больше не буду мыться с Барбарой! Она меня обижает!

— Перестань, не говори глупости, — сказала Элизабет.

Люсия обеими руками обняла дрожащую фигурку в голубой пижаме, подвела ее к кровати и усадила рядом с собой.

— Мамина радость, что случилось? Что тебе сделала эта вредная Барбара?

Джейн вытерла слезы тыльной стороной руки, всхлипнула, покосилась на Элизабет, которая ответила ей милой, но многозначительной улыбкой, и решила ничего не рассказывать.

— Я не хочу ябедничать, — сказала она, насупившись.

В этот момент в спальню вошла Барбара, невозмутимая, свеженькая — лицо начисто вымыто, зубы надраены, рыжеватые колечки волос влажно блестят. В этот момент она была поразительно похожа на отца.

Люсия нежно обняла младшую дочку. К старшей она обратилась довольно сурово:

— Что у вас случилось? Почему Джейн плачет? Барбара, ты уже взрослая, и я считаю…

— Мама, ты не права! Ну почему ты всегда обвиняешь меня? — возмутилась Барбара, взъерошив мокрые волосы. — Джейн сама начала. И вообще она плакса-вакса. Если бы она так вела себя у нас в школе, ее просто засмеяли бы.

Джейн опять скуксилась и стала вырываться из объятий матери.

— А я не хочу в твою дурацкую школу и никогда туда не пойду! Моя школа намного лучше, а ты вредная и всегда меня дразнишь…

Не успела еще Люсия ничего сказать, как Элизабет решительно положила конец препирательствам. Она знала, что Люсия станет ласкать и утешать маленькую, трогательную, такую хорошенькую и пухленькую Джейн, а Барбару будет ругать, сама же Элизабет всегда стояла за справедливость и не позволяла чувствам брать верх.

— Если позволите, Люсия, я сама разберусь. Я догадываюсь, в чем дело. Барбара любит подразнить Джейн и иногда не может вовремя остановиться, а Джейн, к сожалению, воспринимает все слишком серьезно… — Она повернулась к девочкам: — Так, быстренько надеваем ночные рубашки и марш в постель. И чтобы больше я не слышала ни слова! А то завтра не поедем на моторной лодке за конфетами. Будете сидеть весь день в детской и штопать носки. Кстати, у вас их накопилось немало…

Люсия предоставила гувернантке разрешить конфликт. Она так измучилась, что ей было не до этой детской ссоры, тем более что она знала: их размолвка продлится не больше пяти минут. Голова у нее шла кругом от собственных проблем и неприятностей. Джейн и Барбара, повинуясь строгому голосу Элизабет, быстро улеглись, и Люсия шагнула к выходу.

— Девочки, я вам желаю доброй ночи. У меня голова раскалывается. Наверное, поеду покатаюсь на машине.

Барбара, уже лежа в постели, наморщила лоб и тревожно спросила:

— А папа разве не придет пожелать нам спокойной ночи?

Элизабет быстро ответила:

— Сегодня нет. Вы же поцеловали его на ночь в столовой. А теперь поцелуйте маму, и она пойдет. Вы же слышали, что она сказала — у нее болит голова.

Люсия присела на край детской кроватки, обняла и поцеловала Джейн, потом встала и склонилась над Барбарой. Девочки любили, когда мама их обнимала. Она была такая нежная, красивая, и от нее всегда приятно пахло.

Джейн сказала:

— Ой, мамочка, как от тебя вкусно пахнет… прости, что я баловалась.

— Ничего, мой сладкий ангел, — проворковала Люсия.

Барбара, чуть смущенно, тоже извинилась и прибавила:

— Жалко, что у тебя болит голова.

Люсия думала сейчас не о том, как Барбара похожа на Гая — те же темно-рыжие волосы, белая кожа с веснушками и холодные голубые глаза. Она думала лишь о том, что ее девочка уже выросла — в октябре ей исполняется шестнадцать. Она превращается на глазах в юную девушку. А через год-другой, если ее приодеть и накрасить, она станет настоящей красавицей. Мужчины будут бегать за ней толпой. Скорее всего, она рано выйдет замуж. И, как знать, возможно, повторит ошибку своей матери, которая связала себя узами брака слишком быстро, не успев понять, что хочет от жизни, не осознавав, какой важный шаг совершает.

Преисполнившись любви и тревоги за старшую дочку, Люсия снова обняла ее и сказала севшим голосом:

— Спокойной ночи, моя милая, и оставайся такой, какая ты есть… не вырастай слишком быстро… — Затем она вышла из детской и направилась в свою спальню, которая была в другой части дома.

Детская располагалась в новом крыле, которое недавно пристроили к особняку, а Люсия с Гаем жили в старом, елизаветинских времен. Впрочем, весь особняк был переделан на современный лад, оснащен новейшими удобствами и центральным отоплением. Туалетная комната Люсии представляла собой чудо технического прогресса, с ванной зеленого малахита, полом с подогревом и тонированными зеркальными стенами.

Спальня Люсии состояла из двух смежных комнат — между ними была разрушена перегородка. Чердак, который располагался над ее комнатой, был снесен, поэтому потолок казался высоким, как купол. Люсия не выносила тесного пространства, ей не нравились также деревянные или оштукатуренные стены, поэтому у нее в комнате все было обито кремовым ситцем в мелкий цветочек. Высокое окно было задрапировано шелковыми занавесками теплового розоватого цвета, а изголовье гигантской кровати оформлено такого же цвета шелком.

Остальная мебель в комнате была времен королевы Анны, из темного полированного каштана. На туалетном столике в большой фарфоровой вазе всегда стояли свежие розы. Рядом громоздились флакончики духов, лосьоны и кремы.

Люсия оглядела спальню с чувством, близким к отчаянию. Кровать была уже застелена на ночь, поверх розового одеяла и белоснежного белья, вышитого ее и Гая инициалами, лежали жемчужно-серая шифоновая ночная рубашка и серый пеньюар. На тумбочке — телефон из слоновой кости, чаша с ячменным отваром и новый роман. Люсия любила почитать на ночь.

В комнате не было ни одной картины, только фотография детей, сделанная несколько лет назад, стояла в двойной кожаной рамке на комоде. А на столике красовался цветной фотопортрет Гая. На нем он был на десять лет моложе, чем сейчас. С тех пор Гай ни разу не фотографировался, да и тогда Люсия настояла на этом, чтобы у детей в комнате был его снимок. Она считала, что «так положено».

Люсия Нортон стояла в своей роскошной спальне, не замечая ни красивой обстановки, ни заманчивого комфорта широкой кровати. Ее загнанный, отчаянный взгляд не отрывался от фотографии, ярко освещенной лампой. Она все смотрела и не могла отвести глаз от этого человека. Она знала, что тот, кто запечатлен на фотопортрете, сейчас сидит внизу, курит сигару, положив ноги на низкий табурет, читает вечернюю газету, рядом с ним стоит чашка кофе с ликером. Гай никогда не скучал без ее общества, особенно если у него были газета, выпивка и сигара. Он даже не поинтересуется, где она, но скоро удивится, почему ее долго нет, захочет, чтобы она пришла, и не потому, что ему без нее скучно, — просто так положено: жена должна быть подле мужа. Если они о чем и разговаривали, то в основном по поводу денег. Гай был не особенно болтлив, а единственной темой, интересовавшей его, были деньги. Всегда находились какие-нибудь счета, которые вызывали его недовольство, или он ворчал по поводу налогов, или говорил, что на бирже сейчас дела идут неважно, или упрекал Люсию за расточительство (хотя ей всегда удавалось уложиться в сумму, которую он выделял на хозяйство, а одевалась она на деньги, оставленные отцом). Впрочем, о чем бы Гай ни заговаривал — все обращалось в жалобы, которые высказывались неизменно холодным, вежливым тоном, а если жена ничего не отвечала ему, он на нее обижался. Если Люсия начинала с ним ссориться, он обращался с ней, как с капризным ребенком, доводил до исступления, а потом шел вслед за ней в спальню. Да, вот что бесило ее больше всего. Он всегда шел за ней в спальню. Его комната была сразу за ванной. Гай спая отдельно. Они жили так уже несколько лет. Гай сильно храпел, и сразу после рождения Джейн Люсия выселила его в другую комнату под тем предлогом, что не может уснуть от его храпа. Однако это не мешало ему приходить к ней в спальню, когда ему этого хотелось. А делал он это весьма часто, независимо от того, в каких они на тот момент были отношениях. Именно это больше всего Люсия ненавидела в муже. Полное отсутствие у него чувства такта. Его интересовали только собственные плотские желания. Еда, бренди, сигары — и жена.