Виноградник Ярраби - Иден Дороти. Страница 40

К счастью, в этот момент миссис Эшбертон открыла плача и стала недоуменно оглядываться вокруг.

— Боже праведный! — воскликнула она. — Похоже, я вздремнула. Наверное, я сегодня перетрудилась. Если вы позволите, Юджиния, пожалуй, я пойду и лягу. Утром буду свеженькая как огурчик.

Она попыталась встать, пошатнулась и ухватилась за Алберта.

— Спасибо, мой мальчик, вино просто замечательное. Вино Ярраби. Может, мне поставить на ночь у постели небольшую рюмочку? Я тогда лучше буду спать.

Спотыкаясь и держась за руку Гилберта, она вышла из комнаты — круглое маленькое суденышко, пускающееся в плавание в сильный шторм. Когда они добрались до середины лестницы, до Юджинии донеслись взрывы смеха. Она продолжала сидеть, неподвижно глядя в свой недопитый бокал, размышляя о том, как красив рубиновой цвет вина, и мысленно прося Бога помочь ей не испытывать к этому напитку такого отвращения, как в данный момент. Желать, чтобы за одну ночь навсегда исчез весь виноградник, чтобы Гилберт занялся вместо этого куда менее сложным делом — разведением овец или крупного рогатого скота, — было, конечно, грешно. И ужасно, конечно, даже думать о том, чтобы распроститься со всей этой австралийской авантюрой и вернуться в Англию.

Впрочем, на последней мысли она не отваживалась задерживаться, боясь, что расплачется; так сильна была охватившая ее тоска по родине.

Глава XV

Кристофер Джон Гилберт Мэссинхэм родился в Ярраби, в провинции Новый Южный Уэльс девятнадцатого ноября тысяча восемьсот тридцать первого года.

Слабый капризный ребенок, на взгляд Гилберта — слишком маленький. Впрочем, это оказалось к лучшему, ибо в противном случае либо он сам, либо его мать могли умереть при родах.

Муки разрешения от бремени были столь велики, что Юджиния изо всех сил старалась не думать о них, не вспоминать. Она с такой силой цеплялась за резное изголовье своей французской кровати, что содрала кожу на руках. Несмотря на то что доктор Ноукс прибыл за несколько дней до родов и во время самих родов ни на минуту от нее не отходил, и хотя миссис Эшбертон тоже постоянно то наклонялась над ней, то исчезала — этакий громадный надувной шар, — ни ему, ни ей не удавалось хоть сколько-нибудь облегчить безумные страдания, продолжавшиеся долгие двадцать четыре часа. Юджинии было стыдно слышать свои собственные крики — миссис Джарвис так не кричала.

Но позднее она загладила свою вину. Она не позволяла Гилберту взглянуть на нее до тех пор, пока не набралась достаточно сил, чтобы дать возможность женщинам расчесать свои волосы и надеть на нее одну из самых своих красивых ночных сорочек.

Он вошел в комнату на цыпочках с таким выражением тревоги и смирения на лице, что Юджиния невольно — с трудом и хрипотцой — рассмеялась.

— Почему у вас такой взволнованный вид, дорогой мой? Я родила вам сына.

Гилберт встал на колени возле кровати и спрятал лицо у нее на груди. Юджиния дотронулась до жестких непокорных волос и, собрав все свои силы, сказала:

— У меня были совершенно нормальные роды. В следующий раз вы не должны так волноваться. Я гораздо крепче, чем вы думаете.

Напряжение, сковавшее все его тело, начало понемногу спадать. Она почувствовала, что в душе смешались и нежность к нему, и торжество по случаю успешно пройденного испытания, и новое незнакомое чувство близости к этому человеку.

— А мне не будет позволено поцеловать папу? — шутливо спросила она.

Это была славная минута, как и та, когда она впервые взяла на руки своего сына. Эти мгновения она продолжала помнить и тогда, когда столь многие ее обиды и тревоги были позабыты.

Приятно было снова надевать красивые платья и изображать из себя матрону, хотя она часто чувствовала себя слишком молодой и неопытной для этой роли.

Наверное, именно ее неопытностью объяснялось то, что крошка Кристофер часто плакал, в то время как пухленький младенец миссис Джарвис всегда был доволен жизнью. Кристофера невозможно было успокоить. Юджиния брала его на руки и шагала взад-вперед по комнате, а когда она уставала, ого носила миссис Эшбертон, тихонечко что-то напевая ему своим хриплым голосом.

Он все равно продолжал плакать и, казалось, все больше худел. Синие глазки сердито смотрели на мир с этого до смешного крошечного пунцового личика. Когда наконец он засыпал от утомления, румянец сходил с его лица, и оно становилось бледным до синевы.

По прошествии полутора месяцев Юджиния пришла в полное отчаяние. Она послала письмо Бесс Келли, прося ее срочно дать совет, как быть. Бесс ответила коротким вопросом: «Может быть, он голоден?»

Как он мог быть голодным? Он теребил ее грудь до тех пор, пока не засыпал, обессилев, однако менее чем через час просыпался и вновь заливался плачем.

Миссис Эшбертон давала ему сосать тряпочку, смоченную в сладкой водичке, а миссис Джарвис посоветовала обратиться к доктору Ноуксу.

Гилберт хотел устроить пышную церемонию крещения. Хотя он не забыл жуткой тревоги, терзавшей его, пока продолжались роды, но в глубине души был доволен тем, что Юджиния идеально соответствовала образу нежной, тонкого воспитания женщины, жестоко страдающей при разрешении от бремени. Сейчас, когда она оправилась, поднялась на ноги и выглядела совершенно прелестно — ей была очень к лицу не оставлявшая ее хрупкость, — ему очень хотелось похвастаться перед друзьями и знакомыми как женой, так и ребенком.

— Но я не допущу, чтобы мальчонка орал так, что вот-вот обрушится крыша, — заявил он. — Может, вам следует почаще его кормить? У него полузаморенный вид.

Таким образом, Юджинии пришлось взглянуть в лицо тайно тревожившему ее факту. Ее грудь после родов не увеличилась в размерах, и молоко отнюдь ее не распирало. Последние два дня ребенок тянул ее за соски с таким комичным негодованием, что она не могла не заподозрить: ему не хватало питания. Наверное, права Бесс Келли.

— Может, я попробую давать ему немножко коровьего молока? — предложила Юджиния.

— Ему нужно не коровье молоко, а кормилица, — заявил Гилберт. Юджинии не понравился критический взгляд мужа на ее небольшую грудь. — Отдайте его миссис Джарвис.

— Миссис Джарвис надо кормить собственного ребенка, — натянутым тоном возразила Юджиния.

— Там молока на двоих хватит, достаточно на нее посмотреть. Сделайте это, милочка. Я сам с ней поговорю.

В результате два младенца оказались лежащими рядышком в своих кроватках на веранде, и питались они теперь одним и тем же молоком. Радость, которую Юджиния ощутила, увидев, как заметно окреп сын, заставила ее превозмочь чувство протеста.

Если она не могла его кормить, то зато могла сшить восхитительную рубашечку для крещения и в день крестин испытать великую радость и гордость, пронеся его на руках по проходу в церкви.

Церемония заслуживала того, чтобы описать ее Саре.

«Только-только закончились рождественские праздники, как наступил этот, еще более важный для нас. На Рождество к нам приехали доктор Ноукс с женой. Бедняжку Мерион трудно было вытащить из детской — так страстно она любит детей. Гилберт пожелал, чтобы крестным был Филипп Ноукс, а миссис Бурке вызвалась быть крестной матерью. Гилберт в восторге от оказанной нам чести, а я потому, что искренне люблю миссис Бурке. Она довольно стеснительная и не слишком внешне привлекательная женщина, и, я думаю, она иной раз не меньше, чем я, тоскует по родине. По всей видимости, миссис Бурке не может похвастаться крепким здоровьем, и здешний климат, по ее словам, не очень ей подходит.

Церемония крещения получилась весьма пышной, так как на ней присутствовали не только миссис Бурке, но и ее супруг, губернатор, два его адъютанта и другие видные лица, с которыми мы успели познакомиться в Парраматте. (Вряд ли они были бы видными в городе таких размеров, как, например, Вустер, но здесь мясник, булочник и изготовитель свечей — люди известные и вполне симпатичные, хотя и скучные!). Моя дорогая Бесс Келли не смогла приехать. Она сама собирается скоро родить. Не приехали и остальные наши сиднейские друзья, например Уэнтуорты, потому что Гилберт не хотел, чтобы на меня свалилось слишком много гостей. После рождения Кристофера я довольно долго чувствовала себя слабой, но теперь быстро поправляюсь.