Преобладающая страсть. том 2 - Майкл Джудит. Страница 14
Лили прошла в алтарь и скрылась за неприметной дверцей, где ее поджидала Сибилла. Почувствовав ее руку на своем плече, Лили в изнеможении пробормотала:
– Я так устала.
– Какое вдохновение! – похвалила ее Сибилла. – Но имя Бога тебе следовало упоминать почаще. А все остальное было лучше, чем когда-либо.
– Ты видела их? – спросила Лили, вскинув голову и глядя на Сибиллу сияющими глазами. – Они были счастливы! Они любили меня! Им понравилось то, что я говорила им, Сибилла, я была нужна им!
– Ну, разумеется, так и должно было быть, – ласково и чуть снисходительно отвечала Сибилла. – Без тебя их жизни были так несчастны. Но миллионы других, Лили, ждут тебя. Теперь тебе нельзя останавливаться. Подожди, вот мы еще построим Грейсвилль. Все наши мечты о городе исполнятся, я тебе обещаю.
Лили кивнула.
– Я тебе верю. Только мне жаль, что я не могу…
– Нет, ты все можешь. Но тебе нужно научиться делать это более сильным голосом. Без денег нам город не построить, без денег мы не сможем сотворить добро. Ты же знаешь это.
– Да. Спасибо тебе, Сибилла. Я не очень-то практична, и если бы не ты, все, что я смогла бы, это помогать некоторым людям время от времени. Я сделаю все, что ты скажешь. И я постараюсь никогда не жаловаться.
Они вышли из церкви через задний вход и сели в лимузин Сибиллы. Сибилла обвила рукою Лили и позволила ей преклонить голову себе на плечо, пока она сама глотнула мартини. Шофер взял курс на Вашингтон.
Как просто… Было ли что-нибудь столь просто? Си-Гилла рассеянно провожала глазами городки и конные фермы, которые они проезжали. Только сегодня днем она получила от бухгалтера отчет о том, сколько принесла Лили за три квартала. Если дело так пойдет и в четвертом квартале будет лучше – ну, пусть даже так же, – тогда сумма годового дохода будет как раз двадцать пять миллионов долларов. «Достаточно, чтобы сделать много добра тем, кто особенно этого заслуживает», – думала Сибилла. В темноте она крепче сжала плечи Лили.
– Сокровище мое, – сказала она, и Лили сонно прижалась к ней с любовью и нежностью.
Вторники и большинство пятниц принадлежали Карлу. Он арендовал коттедж для гостей в поместье своего друга, там они с Сибиллой и встречались – с полудня до глубокой ночи.
Как-то раз они летали на его самолете в поместье Стерлингов в Адирондаке, где провели весь уик-энд, но они могли это делать только тогда, когда Карл и Валери не отправлялись в горы.
Таким образом ему удавалось жить двумя отдельными жизнями.
Валери думала, что он пропадает в Нью-Йорке по вторникам и пятницам, а иногда и на уик-энды, встречаясь либо с друзьями, либо с коллегами и клиентами, чьими ценными бумагами он занимался.
На самом деле Карл перестал заниматься делами большинства своих клиентов, манипулируя лишь деньгами Валери, ее матери и своими собственными. Ему хотелось делить свое время между лошадьми и встречами с Сибиллой. Она стала его навязчивой идеей, но поделать с этим он ничего не мог, да и мало задумывался над этим. Когда они расставались, его так сильно мучило желание увидеть ее снова, что он едва ли не заболевал. У него сердце падало при мысли о ее беспомощности, так удивительно контрастировавшей с ее деловым напором, о ее нежнейшем преклонении перед ним, которое делало еще пленительнее язвительные колкости, которые она рассыпала о людях в телевизионном бизнесе, о ее неукротимом темпераменте, который возрос за те месяцы, в которые она смогла не раз убедиться в том, что он не обидит ее.
Валери была сногсшибательно хороша, она была превосходной хозяйкой, великолепной женой. Он любил ее так, как ни одну женщину, по крайней мере, так ему казалось, а о себе он знал, что он жуткий эгоист и что ему трудно по-настоящему заботиться о ком-то – женщины твердили ему это всю его жизнь. Но страсть к Сибилле поглотила его.
Все шло так славно, что Сибилла не сомневалась в своем могуществе. Но однажды, во вторник в последнюю неделю сентября, на одиннадцатом месяце их романа, она не обнаружила его в домике для гостей, мало того, он даже не позвонил ей за весь этот день. Не было от него звонка и в пятницу, и, отправившись в их домик, она кипела негодованием, чувствуя в то же время подступивший страх. Увидев его машину, припаркованную на обычном месте, за углом коттеджа, она почувствовала такое облегчение, что почти вбежала в дом.
– Я думала, ты ушел от меня, даже не сообщив мне об этом, – призналась она, – и я снова осталась одна.
Он сидел в плетеном кресле, глубоко утонув в нем.
– Ты же знаешь, что я бы не сделал этого, – пробормотал он.
Сибилла резко остановилась посреди комнаты.
– Что произошло?
Обычно через полминуты после встречи они уже оказывались в постели. А сейчас он даже не взглянул на нее.
– Ну? – грозно спросила она. – Ты собираешься мне рассказать, что с тобой?
Он наконец поднял глаза.
– Незачем слушать о чужих сложностях, – горько заметил Карл.
– О чужих – конечно. Но я хочу знать, что случилось с тобой? Вдруг я смогу помочь. Карл, что произошло?
После некоторого колебания он пожал плечами и стал с усилием выдавливать слова:
– Я потерял… деньги. На бирже. Был рассеян, не обратил внимания, что ситуация изменилась, думая о тебе… – заметив ее жесткий взгляд, он поправился: – Ну, конечно, это не твоя вина, разве я могу обвинять тебя? Мне некого винить, кроме себя. Знаешь, это хуже всего: не на кого свалить, все натворил сам. Несколько глупейших промашек, и время ушло. Мне казалось, что дело верное, но информация была непроверенной… а потом акции стали падать…
– Когда?
– В понедельник днем. Вот почему я не приехал во вторник. Я ездил в Нью-Йорк, чтобы посмотреть, как мои деньги обращаются в дерьмо.
– Сколько?
– И не только мои. Бог мой, вот это-то хуже всего. Там были деньги Валери и ее матери, все их ценные бумаги обратились в ничто.
Сибилла почувствовала, что вся дрожит от переполнившего ее восторга.
– Валери? Все деньги Валери? Пропали?
– Только не надо усугублять, – неприязненно ответил он.
– А сколько их было?
– Все вместе взятые – ее, ее матери и мои – около пятнадцати миллионов.
В коттедже надолго повисла тягостная тишина. Сибилла молча ходила взад-вперед по маленькой комнатке. «Все ее деньги. Все пропали. У нее больше нет денег. Они пропали. У нее ничего нет».
– Не могла бы ты сесть? – попросил Карл, поморщившись.
Она покачала головой, продолжая шагать, она была так возбуждена, что не могла остановиться. Ликование так и рвалось из нее.
– Я думаю, что мы можем что-то предпринять.
– Дьявольщина! Мы должны отыскать мне эти треклятые пятнадцать миллионов, чтобы покрыть то, что я потерял, – он почти кричал, глаза его горели. – Ты ничего не можешь сделать, а единственное, что я могу сделать, это начать продавать все, что у меня есть. И признаться Вал. Как, черт подери, я скажу ей об этом? – он глубже вжался в кресло. – Ее отец доверял мне, я вкладывал его деньги. Я здорово с этим справлялся, черт меня возьми. Все мне доверяли. Все думали, что я собаку съел во всем, что касается денег. И я всегда был на высоте. Ну как я мог? О, дьявол, как я мог сделать это? Потерять нюх, потерять деньги! Проклятье! Теперь я должен продать своих лошадей, свое поместье, свой самолет… и… признаться Вал… Квартира в Нью-Йорке, картины, да черт же подери, какие картины!… У меня было все! Ты можешь это понять? Все! А теперь я остаюсь почти ни с чем… И я должен признаться Вал.
Сибилла продолжала шагать. Ее кидало то в жар, то в холод. Ее пьянило от восторга. Глаза блуждали, будто она впервые увидела мир.
Оказавшись у окна, она остановилась. «Не надо спешить, – приказала она себе. – Обдумай все это. Она в моих руках. Я могу решать ее будущее».
Она уставилась в окно, за которым тянулись поля и пастбища Вирджинии, золотисто-зеленые при утреннем свете. Акры плодородной земли, расстилающиеся до горизонта, простирающиеся до Кальпепера, где вокруг Храма Радости будет заложен город Грейсвилль.