Фамильный крест - Крючкова Ольга Евгеньевна. Страница 14

Василий рисовал в книге, подражая средневековым гравюрам, изображенным на страницах. У него получалась ловко и непринужденно: карандаш быстро двигался по бумаге, и на ней появлялись: то единорог, то дракон, то человек-лев. Арина была восхищена, никогда еще за ее недолгую жизнь ей не было так интересно общаться с молодым человеком и… так приято. Девушка любовалась своим спутником: и красив, и умен, и обходителен.

Он рассказывал Арине, что отец его был военным, служил на юге России, там и женился. От своей матери, казачки по происхождению, Василий и унаследовал темные волосы и карие глаза. Арина призналась, что они с Глафирой прозвали его «цыганом». Василий долго смеялся, но не обиделся.

Затем Арина узнала, как Василий переехал в Москву, здесь умер его отец, и мать вышла второй раз замуж за Иннокентия Петровича Еленского. Два года назад, примерно в то время, когда скончался Данила Выжига, умерла и мать Василия. С тех пор он жил с отчимом, который любил его как родного сына.

Василий рассказывал, что окончил Московскую художественную школу, и мечтал всегда написать портрет какой-нибудь московской красавицы и прославиться. Но жизнь распорядилась по-другому, пенсии отчима на жизнь практически не хватало, и Василий устроился в «Судебные ведомости». Жалованье ему положили сначала небольшое: двадцать пять рублей в месяц, затем, видя старания и способности молодого рисовальщика, повысили до тридцати. Словом, достаток семьи Еленских был скромным. Иногда Василий подрабатывал частными уроками: преподавал барышням графику и рисунок, но ученицы попадались бестолковые и нетерпеливые, обучение им быстро надоедало.

Арине было любопытно, она с интересом слушала рассказы Василия и, наконец, не выдержав, спросила: рисовал ли он обнаженных женщин. Он рассмеялся, сказав, что в художественной школе рисунок обнаженной натурщицы входит в обязательную программу. Девушка представила огромный зал, залитый солнцем, посреди которого стоит раздетая девица-натурщица, выставив ногу вперед, ее полные груди предоставлены всем на обозрение. Да, что груди! и все остальное тоже! Вокруг нее множество художников и все рисуют, рисуют…

Арина засмущалась. Василия позабавила ее реакция, он о многом умолчал, например, что первой его женщиной была именно натурщица. После длительной прогулки и доверительных разговоров, Василий неожиданно предложил Арине написать ее портрет. И не просто портрет, а картину с сюжетом. Арина будет стоять рядом с единорогом, с распущенными волосами в средневековой одежде. Девушка рассмеялась и, немного подумав, согласилась. Василий поделился с ней, что в конце лета в Москве должна состояться выставка молодых художников, лучшие работы затем будут выставлены в галерее известного мецената Андрея Ильича Прокофьева.

Теперь все мечты рушились, Арина не знала, что случилось с Василием, жив ли он вообще. Она проклинала полицию за бездействие, и неожиданно вспомнила о пистолете, принадлежавшем отцу, хранившимся под половицей, в тайнике.

Девушка, словно пантера, вскочила с кровати, и извлекла оружие из потайного места. Откуда пистолет появился у отца, она не знала. Держа оружие, Арина ощущала холод металла… Она вспоминала, как отец учил ее стрелять, уезжая за город подальше от любопытных глаз. Тогда она не понимала прихоти отца: юная барышня, умеющая стрелять, – неслыханное дело! Теперь же она была благодарна своему родителю. В голове роились мысли: «Перестрелять бы весь полицейский участок! Нет, зачем… Разыскать извозчика, который отвозил сначала меня, а затем Василия. Вдруг он что-нибудь знает? Или…» Арина замерла от страшной мысли: Василия убил извозчик, чтобы ограбить. Она лихорадочно вспоминала его пролетку, его внешность, но, увы, перед глазами стоял лишь смутный образ. Она снова расплакалась, на сей раз от бессилия, отрыла ящичек комода, что под зеркалом, бросила в него пистолет и опустилась тут же на пуфик.

Время приближалось к десяти часам вечера, за окном начали сгущаться сумерки. В комнату постучали:

– Барыня!

– Входи, Варя…

– Вы еще не ложились? – поинтересовалась горничная.

– Нет…

– Я свечи новые принесла, от старых огарки одни остались, – она поставила свечи в подсвечник. – Может, желаете чего?

– Нет, Варя, иди… Ничего не хочу, – вяло ответила Арина.

* * *

Петр Пахомов, возомнив себя не иначе как Казановой или Дон Жуаном, доехал на пролетке до пересечения Стромынки с Сокольнической слободой, расплатился с извозчиком и пешком направился к кондитерской Выжиги. Внутри у него все клокотало от волнения: слыханное ли дело – вторгаться в частное жилище порядочной девушки, да еще в такое время! Он прихватил с собой небольшую флягу с коньяком и, отпив из нее немного, взбодрился.

– Что ж теперь мне сам черт не страшен! И как говориться у гусаров: кто не рискует, тот не пьет шампанское! Ну, Петя у тебя лишь два пути: либо – с Ариной под венец, либо – в полицейский участок.

Он подошел к кондитерской, оглядев себя со всех сторон, в отражение витрины, и остался доволен.

– В конце концов, я – красавец, ни одна особа женского пола не может предо мной устоять!

С такими мыслями он отворил калитку, вошел во двор и очутился перед заветной дверью, затем посмотрел на часы, они показывали без двух минут десять. «Казанова» легонько в нее постучал. Дверь приоткрылась.

– Варвара… – шепотом позвал «Казанова». – Где ты?

– Тут я, – появилась Варвара. – Деньги принесли?

– Держи, как договорились… – Петр отдал деньги, которые выиграл накануне вечером в карты. – А где комната Арины Даниловны?

– По лестнице наверх, попадете в гостиную, затем направо.

Варвара получив пятьдесят рублей, быстро покинула дом, лишь скрипнула калитка.

– Ушла… Верно, если чего скажет, что ни при чем…

Превозмогая дрожь в коленях, Петр поднялся по лестнице: вот и гостиная. Затем он повернул направо, прошел по коридору – дверь спальни Арины. «Казанова» перекрестился и рывком отворил ее.

Арина, сидевшая па пуфике около зеркала, вздрогнула, ее задумчивость как рукой сняло:

– Кто вы такой? – недоумевала она, затем, разглядев мужчину, узнала в нем «болтуна», знакомца Василия. – Вы от Василия? – она поднялась и в надежде на чудо бросилась к непрошенному гостю.

Мозг Петра лихорадочно работал:

– Да, я от него, – дело принимало несколько иной оборот, но вполне устраивало Петра.

– Что с ним? Здоров ли он? Отчего не приходит? – засыпала Арина вопросами.

– С Василием все впорядке. Он женится завтра, – соврал «Казанова», не моргнув глазом. – Я вам еще вчера хотел сказать, когда пил чай в кондитерской, но не решился, да и вы не спускались в зал.

Арина почувствовала головокружение и слабость в ногах, подойдя к комоду, она села на пуфик.

– Как же так? Отчего надо было претворяться? Это чудовищно!

– Согласен с вами, я его предупреждал, да разве он послушает. Я говорил: Арина Даниловна создана для любви и может осчастливить любого мужчину!

Арина непонимающе посмотрела на гостя:

– О чем вы?

Петр не растерялся и пошел в наступление:

– Арина, – он упал перед ней на колени. – С тех пор как я увидел вас, нет мне покоя. Я потерял сон, думаю только о вас, – «Казанова» схватил руку девушки и начал осыпать поцелуями. Арина даже не пошевелилась. – Я люблю вас. Умоляю, не гоните меня, сделайте меня счастливейшим из смертных! – Петр благополучно добрался до плеча девушки и приспустил лямку сорочки: его голова закружилась от запаха молодого женского тела.

Арина сидела молча, «Казанова» подхватил ее за талию, пытаясь поднять с пуфика, дабы уложить на постель. Но Арина была девушкой не худенькой, и поднять ее, словно пушинку соблазнителю не удалось.

Девушка резко отпрянула от него:

– Отчего я должна вам верить? Вы лжете!

– Вам, никогда бы не посмел! Верьте мне – все истинная правда!

– Побожитесь! – Арина указала на икону Спасителя, висящую в углу комнаты.

– Вот те крест! – Петр перекрестился.