Шах королеве. Пастушка королевского двора - Маурин Евгений Иванович. Страница 68

Король повернулся и вышел из столовой. Спустившись по мраморной лестнице, он уселся внизу в кресле. Вскоре послышался шум экипажа. Вслед за этим прискакал на рысях отряд конных солдат. Еще раз подтвердив командиру отряда свое предупреждение, что он отвечает головой за малейшее упущение в надзоре за строгой блокадой Пале-Рояля, король уехал с Сент-Эньяном.

Тем временем Филипп, чуть не плача, уцепился за Варда:

– Бога ради… Что делать? Что делать?

Тот пренебрежительно пожал плечами:

– Я дорого дал бы за то, чтобы узнать, какая каналья испортила нам все дело. Но теперь уже ничего не поделаешь. Что делать, спрашиваете вы? Да ровно ничего! Продолжать!

– Что продолжать?

– Да веселиться! Неужели нам нужно в тоске и отчаянии просидеть здесь до утра? Полно вам! Король отходчив, да и едва ли у него найдутся улики в руках. Иначе он постудил бы не так. Моя голова вам порукой, что завтра все сгладится. А теперь будем пить и любить!

– Ты прав, Вард! – согласился Филипп.

Жанну Риколь унесли. Опять заиграли скрипки оркестра Люлли, гости расселись, слуги забегали с вином и кушаньями. Мало-помалу опять послышался нервный смешок вакханок. Оргия снова вошла в свою колею. Только теперь она стала еще отчаяннее, безудержнее. Никто не знал, что сулит ему завтрашний день, и каждый хотел взять все что можно от сегодняшнего!

XX

Вард не ошибался, называя короля отходчивым. Как ни был возмущен Людовик, он не мог не уловить в трагическом происшествии комических черточек. Конечно, он еще не понимал вполне, что такое тут произошло, но приблизительно представлял истину довольно точно. Иначе говоря, он догадывался, что Жанной Риколь и обезображиванием Луизы его хотели отвлечь от его страсти, а вот этот маленький чертенок – Беатриса Перигор – вмешался, и планы врагов перевернулись в обратную сторону. Как она это сделала? Об этом он не мог составить себе ни малейшего представления! Но сделала она это великолепно – такая ловкая, маленькая шельма! И король, еще недавно выказывавший все признаки бешеного гнева, вдруг, к величайшему изумлению Сент-Эньяна, начал тихо посмеиваться. Затем ему представилось, какую гримасу скорчит Генриетта, когда узнает о происшедшем, и при этой мысли король начал откровенно хохотать.

Так доехали они до Фонтенебло. Было около часа ночи, когда Людовик вошел к себе в комнату. Но спать ему не хотелось. Неестественное возбуждение, охватывавшее его еще несколько часов тому назад, совершенно улеглось, голову уже не жал какой-то стальной обруч, мысли текли ровно и спокойно. Открыв окно, Людовик облокотился на подоконник, любуясь, как полная луна ныряла в прихотливых волокнах растрепанных тучек.

– Какая чудная ночь! – вполголоса пробормотал он.

– О, великолепная! – согласился за его спиной голос Беатрисы Перигор.

Король вскочил, обернулся и в течение некоторого времени молчал, не зная, рассердиться ли ему или рассмеяться. Но вся фигура девушки представляла собой такое воплощенное смирение, такое олицетворение невозмутимой невинности, что Людовик не выдержал и расхохотался.

– Ну-с, вы зачем? – коротко спросил он ее затем.

– Я пришла за своими предками, государь! – ответила Беатриса, показывая на сверток пергамента, который она держала в руках.

– Слушайте, маленький дьяволенок, – сказал король, подбегая к девушке и пребольно ухватывая ее за розовенькое ушко, – хотя вы и замечательно ловко устроили свою каверзу – и вы еще расскажете мне, как подстроили ее, расскажете, расскажете, расскажете! – при каждом повторении этого слова Людовик пощипывал ухо Беаты. – Но… предков вы этим еще не заслужили… о, нет! Вспомните-ка наш договор: за что я обещал вам добропорядочных предков?

– Но я пришла получить предков не за «каверзу», а по точному смыслу нашего договора, государь! – ответила Беатриса.

Людовик широко раскрыл глаза, выпустил ухо девушки и воскликнул:

– Что такое? Вы хотите сказать… Но нет, это невозможно! – в нем вспыхнула злоба при мысли, что надежда, так ярко сверкнувшая перед ним, опять должна отойти в сумрак несбыточного, и он крикнул: – Или вы в самом деле так обнаглели, что осмелились явиться сюда для того, чтобы шутить со мной, словно с ровней?

– Но вы, государь, даже еще не выслушали меня! – смиренно возразила Беатриса.

Людовик напряженным взором посмотрел ей в лицо. Он заметил, что уголки ее губ слегка вздрагивают, а в глазах бегают шельмовские огоньки, и снова в сердце его загорелась надежда.

– Ну теперь уже вы не отвертитесь от меня! – произнес он, хватая девушку за руку и усаживая ее на диван. – Потрудитесь немедленно доложить мне, какую хитрую каверзу вы еще задумали!

Беатриса отложила в сторону большой сверток пергамента, достала из-за корсажа какое-то письмо, расположилась поудобнее на диване и начала:

– Начну, государь, немного издалека. Что делает врач, когда хочет излечить больного? Он осматривает его, определяет природу болезни и потом уже прописывает лекарство. Вся моя ошибка в самом начале заключалась в том, что я не последовала примеру врачей. Но случай натолкнул меня на уяснение природы той болезни, излечить которую я вознамерилась.

– Да будет благословен этот случай, если так! – воскликнул Людовик.

– Попробуем же разобраться, в чем ваша болезнь, то есть, иными словами, что мешает вашему величеству и Луизе быть вполне счастливыми? Вас, государь, связывает данная клятва не употреблять насилия, Луизу же – дочерний долг в том виде, как она его понимает, и только. Но если устранить одну из причин – ту или эту, то вы оба с восторгом заключите друг друга в объятия!

– Да ведь королевскую клятву ничто не может устранить! – со вздохом заметил Людовик.

– Нет, и потому остается лишь та причина, которая связывает Луизу. Надо вам сказать, государь, что все это время я настойчиво наседала на нее, доказывая, что она просто глупит, отказываясь от счастья. Но Луиза не сдавалась, хотя и признала, что ради счастья вашего величества готова пойти на всякие жертвы.

– О, чистая душа! – вздохнул король.

– Наконец сегодня, – продолжала Беатриса, – Луиза в подкрепление своих доказательств дала мне прочесть это письмо. Вот оно! Благоволите прочитать его, государь!

Людовик взял протянутое ему письмо маркизы де Сен-Реми, рассеянно пробежал его и сказал:

– Ну что же тут особенного? Самое обыкновенное письмо глупой провинциальной матери!

– Да так ли, государь! А мне вот кажется, что маркиза де Сен-Реми даже слишком умна! Ваше величество, да неужели же и вы впадете в такую же ошибку, как и наивная Луиза? Ведь маркиза отказывается верить, что ее дочь не воспользуется счастьем ради своих близких! И если маркизу привезти сюда и пожаловаться ей, то…

Беатриса не договорила, так как король, снова схватив отложенное письмо, стал лихорадочно перечитывать его.

– Да ведь вы совершенно правы… – с какой-то растерянностью пробормотал он, перечитав письмо.

Да, теперь король вдруг прозрел. Но как же до сих пор ему самому не пришло в голову, что надо действовать через мать, раз именно мать была, по словам Луизы, единственной помехой его счастью? Как же он не подумал об этом? Разве не знал он своего дворянства, разве ему не было известно, что за деньги, имения, ордена или просто за власть и влияние любая мать с восторгом отдаст дочь королю?

Все эти мысли молнией пробежали в голове Людовика, и все-таки он сидел хмурый, сосредоточенный, какой-то растерянный. Счастье слишком близко, слишком ощутительно предстало перед ним сразу, неожиданно, внезапно, и он не чувствовал себя в состоянии так же внезапно и сразу охватить всю его полноту.

Но вдруг ему представилась Луиза, покорно склоняющаяся в его объятия; он словно почувствовал трепет ее девственного тела, пламень ее взволнованного страстью дыхания. И куда сразу девалась вся его подавленность, куда улетела хмурь!

Вскочив с дивана, Людовик, словно расшалившийся паж, сделал пируэт в воздухе, затем подскочил к Беатрисе и расцеловал ее в обе щеки. Говорить он пока еще не мог: радостное волнение лишало его дара слова!