Пленница былой любви - Махмуди Бетти. Страница 26
Когда я закончила, Муди наконец согласился купить пальто для Махтаб. Насерин с Амиром должны были сопровождать нас в магазины.
Зная, что Насерин была настоящим агентом и стражем, Муди решил остаться дома. Он потащился в спальню, чтобы погрузиться в полуденную дрему. Мы уже собирались выйти, как вдруг зазвонил телефон.
– Это тебя, – сказала подозрительно Насерин, – какая-то женщина говорит по-английски.
Она передала мне трубку и осталась дежурить возле меня.
– Это Хелен, – услышала я.
Меня поразило, что кто-то из посольства звонит мне сюда, и я сделала над собой усилие, пытаясь скрыть от Насерин, что узнала звонившего.
– Я должна с вами поговорить, – сообщила Хелен.
– Вы ошиблись, – ответила я.
Хелен пропустила мимо ушей это замечание, зная мою сложную ситуацию.
– Мне не хотелось звонить вам домой, – объясняла она, – но кто-то связался с нами по вашему делу и мне необходимо с вами поговорить. Позвоните мне, пожалуйста, или приезжайте как можно быстрее.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – твердила я, – это ошибка. – И положила трубку.
Насерин повернулась, стремглав побежала в нашу спальню и разбудила Муди.
– Кто звонил?! – заревел Муди.
– Не знаю, – выдавила я из себя, – какая-то женщина. Я не знаю, кто это был.
Муди вышел из себя.
– Ты знаешь! – орал он. – И я тоже хочу знать!
– Я действительно не знаю, – ответила я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие и маневрируя так, чтобы своим телом защитить Махтаб на случай, если бы он снова начал драться. Насерин, послушная мусульманская шпионка, оттащила Амира в угол комнаты.
– Я должен знать, что она говорила, – распорядился Муди.
– Это была какая-то женщина, которая спросила: «Это Бетти?». Я ответила: «Да». Тогда она поинтересовалась, хорошо ли мы с Махтаб себя чувствуем. Я объяснила ей, что у нас все в порядке. И связь прервалась.
– Ты знаешь, кто это был, – тупо твердил Муди.
Внезапно разбуженный, он еще плохо соображал. К тому же он никогда не отличался способностью быстро оценивать ситуацию. И все же он пытался рационально подойти ко всему случившемуся. Ему было известно, что посольство пыталось связаться со мной, но он не представлял, что я знаю об этом. Он решил поверить мне, но его явно вывело из себя то, что кто-то, вероятнее всего из посольства, отыскал меня в доме Маммаля.
– Смотри, – сказал он Насерин и в тот же вечер предупредил также Маммаля: – Кто-то за ней следит. Найдут ее и заберут прямо на улице.
Телефонный звонок вселил в меня беспокойство, которое мучило меня все последующие дни. Что могло случиться, если Хелен позвонила мне домой? Всю неделю я терялась в догадках, потому что Муди после телефонного разговора усилил охрану: или он сам, или Насерин обязательно сопровождали меня в магазины. Ожидание было нестерпимым. Возможно, свобода была уже близка, но у меня не было ни малейшей возможности узнать об этом.
Наконец настал благословенный день, когда Насерин была на занятиях в университете, а Муди пришел к выводу, что ему слишком обременительно ходить с нами по магазинам, и поэтому разрешил нам идти самим.
Я помчалась в магазин Хамида и позвонила Хелен.
– Остерегайтесь, – предупредила она. – У нас были две женщины, которые искали вас. Они разговаривали с вашими близкими и хотят вас отсюда забрать. Но прошу вас, будьте осторожны: они понятия не имеют, о чем говорят.
А потом Хелен добавила:
– Попытайтесь прийти ко мне. Нам нужно поговорить.
После этого разговора я совершенно потеряла покой. Кем могли быть эти таинственные незнакомки? Неужели Юди удалось организовать какую-то тайную операцию, чтобы вывезти меня и Махтаб из Ирана? Могла ли я верить этим людям? Достаточно ли они осведомлены и влиятельны, чтобы действительно помочь? Видимо, Хелен что-то насторожило, и поэтому она рискнула вызвать гнев Муди, но предупредить меня. Все это не укладывалось у меня в голове.
Несколько дней спустя, хмурым декабрьским утром, свидетельствующим о приходе тяжелой зимы, раздался звонок в дверь. Эссей открыла и увидела высокую стройную женщину, закрытую черной чадрой. Та сказала, что хочет повидать доктора Махмуди. Насерин пригласила ее в дом. Мы с Муди встретили ее у входа в комнату Маммаля. Хотя лицо ее было спрятано под чадрой, я могла с уверенностью сказать, что она не иранка.
– Я бы хотела поговорить с доктором Махмуди, – сказала она.
Муди оттолкнул меня и закрыл в комнате, а сам вышел в холл. Я приложила ухо к двери, чтобы услышать, о чем они говорят.
– Я – американка, – объяснила женщина на приличном английском языке. – У меня проблема: я страдаю от сахарного диабета. Не могли бы вы сделать мне анализ крови?
Она рассказала, что ее муж – иранец из Мешхеда, того самого города, куда Амми Бозорг отправилась в паломничество. Муж ушел на войну с Ираком, поэтому она временно поселилась у его родственников в Тегеране.
– Я действительно очень больна. Близкие не понимают, что такое сахарный диабет. Вы должны мне помочь.
– Я не могу сейчас сделать вам анализ крови, – ответил Муди.
По тону его голоса я поняла, что он пытается найти возможность. У него еще не было разрешения заниматься врачебной практикой в Иране, а тут пациентка обратилась к нему за помощью. У него не было работы, и ему пригодились бы деньги даже от одного пациента. Какая-то незнакомая женщина на прошлой неделе пыталась связаться со мной. Сейчас незнакомая женщина постучала в его дверь.
– Придите завтра утром к девяти часам, – сказал он. – На ночь ничего не ешьте.
– Я не могу прийти, потому что посещаю лекции по изучению Корана.
Подслушивая под дверью, я почувствовала фальшь этой сцены. Если она жила в Тегеране временно, как утверждала, зачем тогда записалась на лекции по Корану? Если действительно страдает сахарным диабетом, почему не соблюдает рекомендации врача?
– Оставьте мне свой номер телефона, – предложил Муди.
– Не могу. Близкие мужа не знают, что я пошла к американскому врачу. У меня были бы проблемы.
– Как вы сюда добрались?
– Заказала такси по телефону. Оно ждет меня.
Я сжалась и тихонько отошла. Мне не хотелось, чтобы Муди понял, что американка может научиться ориентироваться и передвигаться в Тегеране.
После ее ухода Муди до самого полудня был погружен в свои мысли. Затем он позвонил Амми Бозорг в Мешхед, чтобы спросить, не говорила ли она кому-нибудь, что ее брат – американский врач. Оказалось, что нет.
В тот же вечер Муди рассказал всю эту странную историю Маммалю и Насерин, не обратив внимания, что слышу и я. Он упомянул детали, которые вызвали его подозрение.
– Я знаю, что у нее под платьем был микрофон, – утверждал он, – знаю, что она из CIA.
Возможно ли это? Могла ли эта женщина быть агентом CIA?
Я была точно загнанный зверь. Но сейчас важно лишь одно – свобода для меня и для дочери. Мой мозг напряженно работал, взвешивая каждый факт, каждый разговор. В конце концов я пришла к выводу, что гипотеза Муди сомнительна. Женщина не была профессионалом, а потом, какой смысл CIA вытаскивать меня и Махтаб из Ирана? Была ли эта организация такой вездесущей и всемогущей, как ходили о ней легенды? Казалось невероятным, чтобы американские агенты могли много сделать в Иране. Ведь везде были агенты аятоллы, солдаты, полицейские и пасдары. Как большинство привыкших к опеке государства американцев, я переоценивала роль чужого фанатичного могущества.
Мне подумалось, что, вероятнее всего, эта женщина услышала о моей судьбе от Юди или Хамида. Но у меня не было возможности проверить это, так что оставалось только ждать, чем все это кончится.
Неуверенность рождала напряжение, но все-таки вселяла хоть маленькую, но надежду. Впервые я смогла убедиться, что мои далеко идущие планы начинают приносить плоды. Я сделаю все, что только в моих силах, буду разговаривать с каждым, кому смогу доверять, и рано или поздно я найду людей, которые мне помогут. Я понимала, что мне придется выверять каждый шаг, быть бдительной, принимая во внимание неусыпную слежку Муди.