Пленница былой любви - Махмуди Бетти. Страница 36

Дети были заняты собой, когда ко мне приблизилась женщина в черном. Трудно определить на вид возраст незнакомой женщины в иранском платье, но я предположила, что ей может быть лет пятьдесят, возможно, чуть меньше. Она села возле меня на скамейку.

– Я оставила мужу записку, – быстро сказала я, – он может здесь появиться.

– Хорошо, – ответила она. – Если это случится, сделаю вид, что я здесь с детьми.

Затем она обменялась несколькими словами по-персидски с сидящей на скамейке напротив женщиной.

– Она согласилась в случае необходимости подтвердить, что сюда я пришла с ней и ее детьми, – пояснила мне Алави.

Я начала понимать, что иранцам нравятся заговоры и интриги. Они, видимо, привыкли жить в конспирации еще при шахе и уж точно при аятолле. Просьба Алави нисколько не удивила и не обеспокоила нашу соседку, а скорее внесла остроту в ее скучную жизнь.

– Так что же случилось? – спросила Алави. – Почему вы в Иране?

Я рассказала ей свою историю настолько кратко, как только смогла.

– Мне близка ваша ситуация. В Англии меня считали иностранкой, хотя я хотела остаться там. Я нуждалась в помощи других людей. Мне не помогли, и я вынуждена была вернуться в Иран. Это было очень печально для меня и для мамы. Мы дали себе слово, что будем помогать иностранцам в нашей стране. Я знаю, что сумею это сделать по отношению к вам.

Она замолчала на минуту, собираясь с мыслями.

– Моя мама умерла две недели назад, – сказала она, – вы уже знаете об этом. Перед смертью она взяла с меня клятву, что я помогу вам, если только смогу. Я обязана сдержать свое обещание, и я сделаю это.

Краем платка она вытерла выступившие слезы.

– Каким образом? – спросила я. – Что вы можете для меня сделать?

– Мой брат живет…

– Мамочка, мамочка! – прервала Махтаб, подбегая ко мне. – Папа здесь!

Он стоял за оградой и внимательно смотрел на меня. Резким движением руки он подозвал меня к себе.

– Только спокойно, – шепнула я Алави и Махтаб. – Ведите себя как обычно. Махтаб, возвращайся на качели.

Я встала со скамейки и подошла к Муди.

– Что ты здесь делаешь? – буркнул он.

– Такой замечательный день, – сказала я, – уже чувствуется весна. Мне хотелось вывести детей в парк.

– Что это за женщина сидит около тебя?

– Я не знаю, кто она. Ее дети тоже здесь играют.

– Ты разговаривала с ней. Она говорит по-английски?

Зная, что Муди был слишком далеко и не слышал нас, я солгала:

– Нет. Я учусь говорить по-персидски.

Муди настороженно огляделся вокруг, но увидел лишь детей, шумно резвящихся под неусыпным оком матерей. Алави и соседка встали со скамейки и подошли к качелям, чтобы все видели, что они занимаются своими детьми. Не происходило ничего подозрительного. Муди убедился, что я была там, где должна была быть. Не проронив ни слова, он повернулся и отправился домой.

Я медленно пошла в сторону площадки, задержавшись, чтобы покачать Махтаб и Амира на качелях. Мне мучительно хотелось повернуть голову и посмотреть, наблюдает ли за мной Муди, но я продолжала играть свою роль. Спустя несколько минут я вернулась на скамейку, как будто ничего не произошло. Алави, выждав какое-то время, присоединилась ко мне.

– Он уже ушел, – сказала я.

Я посмотрела на женщину напротив и кивнула ей головой в знак благодарности. Она сделала такое же движение, не зная сути этой интриги, но охотно в ней участвуя.

– Так что же ваш брат? – спросила я, чтобы не терять времени.

– Он живет в Захедане. На границе с Пакистаном. Я поговорю с ним и спрошу, сможет ли он организовать побег.

– А у него есть такая возможность?

Алави перешла на шепот:

– Он занимается этим все время: переправляет людей за границу.

Я воспрянула духом. В сущности эта встреча была менее случайной, чем это могло показаться. И учительница из школы, и ее муж должны были знать, что госпожа Алави является кем-то более значительным, чем просто говорящая по-английски особа.

Можно было с уверенностью сказать, что они знали о ее брате. Я не была единственным человеком, который оказался в иранской западне. Эта страна с традициями авторитарных режимов давно уже имела (и это вполне логично) развитую сложную профессиональную сеть, занимающуюся переправкой людей за границу. И вот наконец я нашла контакт с одним из таких профессионалов.

– Сколько это будет стоить? – спросила я.

– Не беспокойтесь о деньгах. Я заплачу сама. Я поклялась маме. Если вы когда-нибудь захотите вернуть мне деньги, тогда и вернете. Если же нет, то это не имеет значения.

– Когда мы можем ехать? – спросила я возбужденно. – Как нам добраться до Захедана?

– Скоро. Я должна получить для вас документы, чтобы вы с дочерью смогли вылететь в Захедан.

Она объяснила мне все детали плана, особо подчеркивая одну: когда все будет готово, нам придется каким-то образом на несколько часов вырваться из-под стражи Муди и сделать это так, чтобы он не заметил наше отсутствие; затем, добравшись до аэропорта, сесть в самолет рейсом до Захедана и связаться с братом госпожи Алави; со всем этим нужно справиться до того момента, пока Муди сообщит в полицию.

Лучше всего подошел бы, конечно, четверг. Муди будет на работе. У нас с Махтаб установленное расписание: утром школа, в полдень лекции по Корану.

Это был, несомненно, более осмысленный план, чем предложенный Триш и Сьюзан. Хелен и господин Винкоп в посольстве подчеркивали, что самый большом риск – это необходимость скрываться от Муди, а может быть, и от полиции в самом Тегеране. Алави тоже подтвердила бессмысленность этого. Агенты в аэропорту были бы тотчас же предупреждены, что следует обращать внимание на путешествующую американку с ребенком. Мы же должны пройти таможенный контроль в аэропортах Тегерана и Захедана и добраться к людям, организующим побег через границу, до того, как власти будут предупреждены о нашем исчезновении.

– Как скоро? – спросила я взволнованно.

– Через две недели. Я поговорю с братом. Позвоните мне, пожалуйста, в ближайшее воскресенье. Возможно, нам удастся встретиться еще раз и обсудить все детали.

Мне очень трудно было спрятать свое возбуждение не только от Муди, Маммаля, Насерин и других врагов, но даже от собственной дочери. Правда, Махтаб, если нужно было, становилась первоклассной актрисой, но у меня не хватало смелости поделиться с ней радостной тайной. Я скажу ей, когда настанет время побега, но не раньше.

Когда мы вернулись из парка, Муди был занят. Он оставил меня наедине с моими мыслями; они бурлили в моей голове сильнее фасоли, которую я готовила на ужин.

Размышляя, я вдруг почувствовала себя как-то неуютно. Я вспомнила страшные вещи, которые Хелен и господин Винкоп рассказывали о контрабандистах.

«Но ведь они говорили о границе с Турцией, – успокаивала я себя, – а эти собираются переправить нас в Пакистан».

И все-таки они контрабандисты. А вдруг надругаются, заберут деньги, убьют или выдадут в руки пасдаров?

А возможно, все эти ужасы – элемент пропаганды властей, чтобы запугать людей? Неужели правда была такой жестокой?

Госпожа Алави легко добилась моего доверия. Однако я не знала ни ее брата, ни других людей. Мне очень хотелось обсудить с Хелен этот новый план.

На следующий день по дороге в школу мы с Махтаб зашли в магазин Хамида, и я позвонила Хелен.

– Приезжайте, пожалуйста, – сказала Хелен. – Хорошо было бы встретиться еще сегодня. Для вас есть письма и готовы паспорта. Приезжайте сегодня.

– Попытаюсь.

Но как? Муди не был занят в клинике, и я не знала, появится ли он в школе и в какое время.

Я воспользовалась телефоном Хамида еще раз. Позвонив Элен на работу, я сказала ей, что пришло время осуществить наш план: я должна попасть в швейцарское посольство.

Спустя какое-то время Элен позвонила Муди и спросила, можно ли нам пойти с ней во второй половине дня по магазинам. Она заберет нас из школы, мы пообедаем у нее и поедем покупать одежду к весне.