Дорогой ценой - Вернер Эльза (Элизабет). Страница 65

Мимолетная улыбка промелькнула на лице Бруннова.

– Вы сами только что видели, как Макс приказывает, а Агнеса повинуется, – сказал он. – Она настолько умна, что оставляет его в заблуждении насчет неоспоримости его власти, хотя и водит его на помочах. Только и слышно: «Как хочешь, милый Макс!», а милый Макс терпеливо исполняет все, чего хочет его жена. В конце концов не все ли равно, лишь бы он был счастлив. А он счастлив вполне. И вы, Георг, последуйте наконец примеру моего сына; но, если женитесь, не стройте заранее программы брачной жизни – женщина все-таки перевернет вверх дном все предусмотренные вами параграфы.

Винтерфельд тихо покачал головой и повторил:

– Если женюсь. Но я никогда не женюсь! Вы ведь знаете мое решение.

– Знаю, но не думаю с ним соглашаться. В ваши годы нельзя ставить крест на возможности личного счастья, вы же притом совершенно не созданы для одиночества. Честолюбие никогда не удовлетворит вас вполне, не заполнит всей жизни. Вам нужен семейный очаг.

Георг не отвечал. Опершись на решетку балкона, он задумчиво устремил взгляд на озеро. Доктор положил руку на его плечо.

– Что, Георг? Все еще болит старая рана? Винтерфельд обернулся. В глазах, которые теперь печально смотрели на него, он прочел что-то родное, и не мог не ответить:

– Есть раны, которые никогда не закроются; я, может быть, не способен к такому страстному чувству, как тот, другой, но если чему отдаю свою душу, то это навсегда. Я не могу вырвать из сердца старое чувство, да и не хочу.

– Видели вы Габриэль в последние годы?

– Видел, и гораздо чаще, чем следовало бы для моего душевного равновесия. Мне ведь теперь приходится вращаться в кругу, к которому она принадлежит, а в столичном обществе очень трудно избежать неожиданных встреч. Как часто оказывалась она прямо передо мной, окруженная блестящей толпой, и мы не могли уклониться от встречи, хотя обоим хотелось бежать друг от друга на край света! Лучше было бы мне не видеть Габриэль с того самого дня, как я потерял ее, а эти постоянные встречи слишком глубоко тревожат прошлое и отнимают у меня силы и самообладание. Это – такое страдание!

– Так, значит, вы случайно попали сюда? Я так и думал.

– Вы ведь слышали – я был в командировке и, возвращаясь, решил удивить вас и Макса неожиданным приездом.

– Так Макс не сказал вам, что Габриэль здесь?

– Как здесь? – воскликнул пораженный Георг. – Габриэль?

– Да, и с матерью. Они уже несколько недель живут в своей вилле, там, наверху. Здоровье баронессы несколько расстроилось, и она лечится у одного из знаменитых здешних врачей. Макс и Агнеса уже несколько раз встречали обеих дам во время прогулки и разговаривали с ними, но более близкие отношения между ними, конечно, не могут завязаться. Мне не нужно напоминать, какие воспоминания мешают Габриэли посещать дом, в котором я живу.

Георг даже не заметил тона, которым были произнесены последние слова; он с трудом подавил страстное волнение, охватившее его при неожиданном известии.

– Слава Богу, что я завтра уезжаю! – воскликнул он. – Может быть, судьба и здесь не избавила бы меня от неожиданной встречи, именно здесь, где я узнал любовь, узнал счастье! Я не вынес бы этого…

– Так вы все-таки не хотите сделать попытку к сближению? Подумайте хорошенько, Георг! Дело ведь идет о счастье всей жизни. На вашем месте я взглянул бы на неожиданную возможность встречи здесь, где родилась ваша любовь, как на перст судьбы, и еще раз попытался бы получить желанный ответ. Ваше положение и будущность, которой вы вправе ожидать, дают вам полную возможность предложить свою руку даже очень богатой наследнице. Когда вы в первый раз высказали баронессе Гардер свою любовь, вы могли предложить ей гораздо меньше.

– Но тогда я был любим! – с невыразимой горечью воскликнул Георг, – или по крайней мере верил, что Габриэль любит меня. Теперь между нами стоит стеной час разлуки, разрушивший мою чудную мечту; Габриэль нисколько не расположена вернуть ее мне – я слишком часто видел это по тому, как она стремится избегать меня. Уже одна мысль, что я могу снова искать сближения, пугает ее. О, она может быть спокойна: добровольно я к ней никогда не подойду!

– Между тем именно этот ее страх и должен был ободрить вас, – прервал Бруннов: – Мы ведь спокойно и холодно проходим только мимо тех, к кому равнодушны. Неужели вы не решитесь узнать наверное, в самом ли деле Габриэль…

– Никогда! – страстно воскликнул Георг. – Подойти к ней, чтобы еще раз услышать из ее уст, что ее любовь навсегда отдана другому, что его одного она может любить, даже когда он в могиле! Один раз я уже вынес это – с меня довольно! Не будем больше, доктор, вы сами видите, что я не могу хладнокровно говорить на эту тему. Ради Бога, избавьте!

Бруннов замолчал, но разговор и без того должен был прекратиться, потому что вернулся Макс и завладел своим другом. Доктор скоро оставил товарищей вдвоем и ушел к себе в кабинет. Походив с четверть часа по комнате в глубокой задумчивости, он взял шляпу и вышел из дома…

Вилла баронессы Гардер была несравненно богаче маленькой дачи, где мать и дочь жили когда-то. Старая баронесса считала необходимым жить в соответствующей их теперешнему положению обстановке, которой ей прежде так не хватало, а Габриэль во всем, что касалось внешней жизни, уступала желаниям матери. Баронесса привезла с собой слуг, лошадей, экипажи. Сегодня она выехала в город, и Габриэль была дома одна. Она стояла на террасе, выходившей на озеро. Нежная, распускающаяся, подобно цветку, красота молоденькой девушки за эти четыре года достигла полного расцвета. Это было все то же свежее, очаровательное личико, но очарование его носило совершенно иной характер. Напрасно было бы искать в нем следы прежней шаловливости и ключом бьющего веселья – они исчезли вместе с беззаботностью счастливого детского настроения, искрившегося когда-то радостным смехом в ясных карих глазах; зато прекрасное лицо приобрело одухотворенное выражение. Было ли оно следствием легкой горькой складки около губ, которую даже смех не мог согнать с лица, или тени грусти, таившейся в глубине глаз, но это выражение никогда не исчезало, придавая всему облику молодой девушки какую-то особую прелесть, без малейшего оттенка счастья. Погруженная в мечты или скорее в воспоминания, Габриэль смотрела на расстилавшийся перед ней ландшафт и обернулась с неудовольствием при появлении лакея, подавшего ей карточку. Девушка равнодушно взяла ее, но едва прочла стоящее на ней имя, как рука ее задрожала и лицо покрылось бледностью.

– Господин просит баронессу принять его по очень важному делу, – передал слуга.

Габриэль подавила волнение.

– Проводите господина в гостиную, – сказала она и пошла вслед за слугой.

Через минуту перед ней стоял доктор Бруннов.

В продолжение нескольких мгновений доктор и Габриэль молча смотрели друг на друга. Они виделись в первый раз в жизни, но знали друг о друге так много, словно были давно знакомы. Старик и молодая, цветущая девушка были до этого мгновения совершенно чужды один другому, но одно имя – имя усопшего – связывало их невидимой цепью.

Доктор поклонился и подошел ближе, Габриэль невольно отшатнулась. Он заметил ее движение и остановился.

– Вы, конечно, не ожидали, баронесса, что я явлюсь к вам? – начал он. – Я сделал это, несмотря на возможность не быть принятым. Мое имя приобрело в ваших глазах роковое значение.

Габриэль, все еще бледная, ответила дрожащим голосом:

– Во всяком случае я поражена вашим посещением, доктор. Я не предполагала, что встречи со мной будет искать человек, который…

Она замолкла: роковое слово не шло у нее с языка. Бруннов закончил за нее фразу:

– Человек от руки которого пал Арно Равен? Вы правы, что не хотели видеть меня, но, поверьте, эта смерть всего ужаснее поразила меня самого. Мне легче было бы самому получить пулю в сердце, чем видеть убитым Арно.

– Так он принудил вас к дуэли? – тихо спросила Габриэль. – Я давно подозревала это.