Узник моего сердца - Брэнтли Пейдж. Страница 41

– Не искушай меня. Нам еще далеко ехать. Они продолжили путь на юг. Запах дыма выдавал присутствие невидимых ферм в темнеющих лесах. Дорога спустилась в глубокое ущелье. Лошади начали прядать ушами. Конь Лэра то и дело пытался встать на дыбы. А миролюбивая кобыла Николетт тревожно трясла головой.

Лэр насторожился. Спокойствие, полное одиночество и темнота, казалось, перестали господствовать в этом мире. Как ни всматривался де Фонтен в темноту, разглядеть что-либо было трудно. Но неприятное предчувствие холодило кожу.

Николетт ощутила нервную дрожь. Тишина. Только лунный свет.

Но… Неожиданно крики пронзили тишину, затрещали кусты. Из темноты ущелья возникли фигуры всадников. Лэр оглянулся – путь к отступлению тоже преградили вооруженные люди на лошадях.

Рука Лэра непроизвольно опустилась на рукоять меча. Но всадники, натянув поводья, закружили вокруг де Фонтена и Николетт на безопасном расстоянии. Лэр пока не стал вынимать меч, ожидая дальнейших событий.

– Привет, попугай! – прокричал кто-то хриплым голосом из темноты. Рыжий конь Симона Карла выступил из леса. – Теперь моя очередь назначать выкуп. Интересно, сколько ты стоишь вместе со всеми своими перьями? – Карл грубо расхохотался.

– Привяжи его к лошадиному хвосту и отправь к праотцам! – раздался знакомый голос. Лэр развернул лошадь, чтобы занять место между всадниками и Николетт. Сейчас он различил лицо Понса Верне. – Я обожаю служанок. Что скажете, мессиры?

Дикий страх охватил Николетт, оглушенную топотом лошадей и грубыми криками.

– Она здесь ни при чем! Отпустите ее! – крикнул Лэр. – Речь идет только о нас – обо мне и о тебе, Карл. Или ты рассуждаешь о чести только когда пьян?

Лицо Карла перекосилось от гнева.

– Я плюю на твою честь, рыцарь с турнира! В Нормандии мы не играем в эти игры. И оставь-ка лучше свой меч в ножнах, если не хочешь, чтобы эту девчонку разрубили пополам!

Николетт услышала лязг мечей.

– Я всегда считал, что ты свинья! – прокричал Лэр. – Но я ошибался. Даже среди свиней ты подонок!

Глотка Карла извергла страшное проклятие, вонзив шпоры, он направил своего рыжего коня прямо на гнедого де Фонтена.

Уши Ронса прижались к голове. Разъяренный жеребец, возмущенный нападением, метнулся в сторону быстрее, чем змея, затем резко повернулся и вонзил зубы в шею рыжего. Испуганное животное взвилось на дыбы и сбросило Симона Карла на землю.

Испуг рыжего гиганта, кажется, передался другим лошадям. Они стали взвиваться на дыбы, не слушаясь хозяев. Симон еле увернулся от копыт встревоженных коней.

Лэр увидел лазейку между вздыбившимися лошадьми, развернул Ронса и с силой стегнул по крупу кобылу Николетт, направив ее в просвет между нападавшими.

Один из всадников, возможно, Верне, с мечом в руке бросился на Лэра. Но лезвие просвистело мимо де Фонтена. Ронс поскакал вслед за лошадью Николетт. Сзади раздался громкий топот преследования. Лэр старался держаться дороги. Тяжелый зыбкий песок по обеим сторонам тропы мог бы замедлить их галоп. Когда же густой лес сменился дубовой рощей, а затем невысоким кустарником, Лэр и Николетт понеслись по перелеску. Потом копыта застучали по каменистым берегам, мягко прошелестели по лугу. И далее – вниз, по холму, поросшему молодыми соснами. Через час или два топот копыт сзади стих. Лэру и Николетт казалось, что они едут вниз, вниз, вниз…

Первые утренние лучи осветили болото с серебристыми от мороза кочками и сухим тростником. Темные озерца воды, подернутой тонкой пленкой льда, казались глубокими, словно колодцы, прорезавшие мягкую почву.

Николетт огляделась. Чувство, что они в безопасности, быстро исчезло с первыми лучами солнца.

– Мы заблудились, – прошептала она, натянув поводья.

– Мы где-то между Жизором и Андлу, – Лэру явно не хотелось соглашаться.

– Мы заблудились, – повторила она.

Солнце подарило миру еще несколько лучей. Всадники миновали болото, затерянное среди гор, направив коней к холмам, окутанным голубой дымкой. Сосны, удивительные своей одинаковостью, теснились на склонах. Постепенно они выехали на луг, сверкающий на солнце капельками росы. Лэр и Николетт спешились, дав возможность лошадям пощипать траву. Среди невысокой сосновой поросли виднелась жалкая хижина-шалаш пастуха, сложенная из сосновых веток.

– Ты думаешь, пастух скоро вернется? – спросила Николетт, разглядывая серый пепел костра.

Лэр оглянулся и сделал наивное лицо:

– Пока никого не вижу. Но думаю, что он уехал отсюда насовсем. Травы-то уже почти нет.

Да, лошади с трудом находили засохшие пучки. Николетт удалилась в ближайшие кусты. Возвратившись, она задела плечом столб, поддерживающий навес рядом с хижиной. Тот предостерегающе хрустнул. Боже, как же она устала! Все тело ноет. Сквозь отверстие, служившее входом в шалаш, были хорошо видны трава и мох, лежащие на полу. Как соблазнительно! Николетт не выдержала и с наслаждением опустилась на мягкую подстилку.

Лэр огляделся. Склон полого убегал вниз. За деревьями не видно, но наверняка у подножия есть ферма. Гайяр, скорее всего, лишь в нескольких лье отсюда, не больше. Де Фонтен вернулся к хижине. Сняв пояс и меч, лег рядом с Николетт.

– Гайяр недалеко.

– Ты уверен? – спросила она сквозь дрему. Лэр кивнул головой. Его мысли были заняты предстоящей встречей с де Ногаре.

– Ты думаешь, Карл и его люди потеряли нас из виду? – Николетт старалась отогнать тревожные мысли.

Лэр оперся на локоть, скрестив вытянутые ноги.

– Надеюсь. Иначе мы бы увидели хоть какой-нибудь намек, что они неподалеку.

Он посмотрел на нее с улыбкой. Николетт развязала узел шарфа, повязанного на голову. Руки поднялись к голове, грудь колыхалась от каждого движения. Легкий ветерок коснулся волос. Николетт сняла шарф – недавно совершенно новый, сейчас шелк был запачкан грязью.

Лэр молча смотрел на нее. Как изящно очерчен подбородок, какие мягкие губы! Он ощутил непреодолимое желание поцеловать ее. Рука непроизвольно коснулась плеча девушки.

– О чем ты думаешь? – спросил он. Когда Николетт подняла глаза, он увидел, что под длинными ресницами прячутся слезы.

– Прошлым вечером ты говорил мне, что…

– Да, я сказал правду.

Она положила руки ему на плечи, посмотрела в синие, почти фиалковые глаза.

– Правду?

Он улыбнулся.

– Клянусь! – Лэр приблизил губы к ее уху. – Ты думаешь, я смогу жить без тебя, ma cherie?

Лэр посадил девушку к себе на колени, рука проскользнула под плащ на тонкую талию. Они посмотрели друг другу в глаза, ощущая неуместность одежды.

Неожиданно усталость исчезла. Осталось только одно желание – быть вместе. Без единого слова они начали раздевать друг друга. В хижине было мало места, и Николетт так и осталась сидеть на коленях Лэра, обвив руками его шею. Стройные ноги Николетт обхватили бедра Лэра, его руки скользнули вниз…

Через секунду он уже был в ней, вначале неуверенно, затем все быстрее находя нужный ритм. И вот их тела уже раскачиваются, сердца бьются бешеными толчками, кровь стучит в висках…

Чувство, которое нельзя описать, разрастается, как горный поток. Величественное, священное единение сплетает два существа. Еще миг – и оборвется дыхание. Но нет, дыхание пахнет жизнью, потому что в любви есть место чуду.

Его голос прерывист:

– Вот почему я скорее умру, чем потеряю тебя. Ты чувствуешь, как дрожит мое тело?

Он поцеловал ее в шею так, что сладкая судорога пробежала по всему телу Николетт.

– Я всегда буду любить тебя, – прошептала она, прижимаясь щекой к его плечу.

Изнемогшие от страсти, они еще долго лежали в объятиях друг друга.

Воздух стал прохладным. Лэр встал, оделся, пристегнул меч. Николетт отряхнула юбки. Пасшаяся неподалеку кобыла подняла голову, тихо заржала. В ту же секунду встали торчком уши Ронса.

Лэр схватил поводья обеих лошадей. Николетт бросилась к нему.

– Всадники на склоне! – крикнул он. Достаточно было одного мгновения, чтобы узнать огненно-рыжего коня Карла. Де Фонтен быстро усадил Николетт в седло, вспрыгнул на Ронса.