Гонки на выживание - Норман Хилари. Страница 9

Бернгард наполовину высунулся из мешка и заморгал, когда фонарик Даниэля блеснул ему прямо в глаза.

– В чем дело?

– Я ухожу. Не буди Эрика. – Даниэль выключил фонарик и присел на соломе. – Мне очень жаль, – прошептал он, – но мне не нравится то, что он задумал. Не хочу, чтобы меня поймали и вернули обратно в лагерь.

– Ты что, спятил, Дэнни? Никто из нас не хочет обратно в лагерь! – Солома зашуршала, Бернгард попытался сесть как следует. – Оставайся, Дэнни. Мы скажем Эрику, чтобы он больше не воровал.

– Он не послушает, сам знаешь. К тому же, – тихо продолжал Даниэль, – нас уже наверняка ищут.

– И что ты будешь делать? Мне тоже противно воровать, не меньше, чем тебе, но пока я не вижу другого выхода.

Даниэль ощупал пачку денег у себя за поясом.

– Я тебе не рассказывал, но у меня есть немного наличных. – Он покраснел от стыда при мысли о собственной скрытности.

Бернгард нашел в темноте его руку и крепко ее пожал.

– Поступай как считаешь нужным, Дэнни.

– А ты не хотел бы пойти со мной?

– Я не брошу Эрика. В одиночку он пропадет. Попадет в беду, и его поймают.

Даниэль медленно поднялся на ноги. Он опять включил фонарик, но зажал лампочку рукой, чтобы заглушить свет.

– Я уйду, как только рассветет.

– Если тебя поймают, Дэнни…

– Я ничего не скажу о тебе и Эрике, – торопливо заверил его Даниэль.

– Да я не об этом, – вздохнул Бернгард. – Я хотел сказать, что даже если кого-нибудь из нас поймают, это еще не конец света.

Даниэль снова присел на корточки.

– Меня не поймают. И вас обоих тоже.

Он провел две недели в Цюрихе и его окрестностях, прячась на ночь в сараях и амбарах. Как-то раз, оказавшись на главной улице Рюшликона, пригорода, расположенного на берегу озера, он вошел в банк, держа в руке пятьсот рейхсмарок.

В банке пахло мастикой для пола, цветами, мирной жизнью. Очереди не было, и он подошел к первому же кассиру: молодой женщине в очках. Даниэль положил свои деньги на прилавок и подтолкнул к ней.

– Будьте добры, я хотел бы обменять их на швейцарские франки.

Кассирша заговорила, но ее немецкий с швейцарским акцентом оказался слишком быстрым для Даниэля. Ладони у него вспотели.

– Поменяйте, пожалуйста, – попросил он.

– Я спрашиваю, откуда у тебя столько денег? – повторила кассирша, хмурясь и поправляя очки, чтобы лучше рассмотреть банкноты.

– Разве вы не можете их поменять?

– Я думаю, тебе следует поменять их в нашем центральном представительстве в Цюрихе, но я проверю.

Она взяла банкноты и отошла от прилавка. Даниэль в панике наблюдал, как кассирша говорит с какой-то пожилой женщиной, наполовину скрытой за стеклянной перегородкой. Пожилая дама строго взглянула на Даниэля, после чего взялась за телефон.

Стараясь двигаться как можно спокойнее и медленнее, Даниэль отошел от прилавка и сделал вид, что его заинтересовали буклеты, выставленные на этажерке возле входа в банк. Сочтя, что путь к бегству свободен, в миг, когда их взгляды встретились, Даниэль повернулся и кинулся к двери.

– Твои деньги! – услыхал он чей-то крик у себя за спиной.

Но он бежал как безумный, бежал, спасая свою жизнь, и не остановился, пока не оказался за городом.

После того случая Даниэль больше не осмеливался менять деньги, и теперь уже настала его очередь добывать себе еду воровством. Он научился караулить у задних дверей ресторанов и кафе по вечерам, и, как только подворачивался случай, врывался в опустевшую кухню, быстро находил и хватал то, что легче было унести, а затем стремительно убегал, пока его не заметили.

На первых порах передвижение по городу давалось ему без труда, потому что школы закрылись на летние каникулы и на улицах было множество детей, но, когда школы вновь открылись, возраст Даниэля стал для него серьезной помехой. Цюрихские полицейские и благонамеренные дамы все чаще провожали взглядами маленького оборванца. Оставаться в городе стало небезопасно. Даниэль решил покинуть Цюрих. В нескольких километрах от города он заметил стоявший на обочине грузовик, судя по номерам направлявшийся в Люцерн. Водитель дремал, скрестив руки на руле. Задний борт грузовика был опущен, верх прикрыт брезентом. Торопливо оглядевшись по сторонам, Даниэль подбежал к грузовику, подтянулся и перебросил свое тело в кузов. Спрятаться под брезентом среди груза, оказавшегося, увы, стальными трубами, а не свежими овощами, было делом одной минуты.

На окраине Люцерна Даниэль сообразил, что ему пора вылезать. Надо покинуть грузовик до того, как водитель начнет разгрузку, иначе у него будут неприятности. Благоприятная возможность представилась скоро. Грузовик снова съехал с дороги и остановился, водитель выпрыгнул из кабины и углубился в придорожный лес по малой нужде.

Даниэль сел, быстро огляделся, убедился, что вокруг никого нет, и спрыгнул через борт. При этом он подвернул ногу, неудачно приземлившись на асфальт. Он торопливо подхватил свой спальный мешок и бросился в лес на другой стороне дороги. Когда грузовик уехал, Даниэль, хромая и хоронясь под деревьями, двинулся вперед вдоль дороги.

В этот вечер мальчик не осмелился войти в какой-нибудь городок или деревню: в случае чего ему не удалось бы быстро сбежать, к тому же он не чувствовал в себе былой ловкости для ограбления ресторана. Даниэль нашел ручей, омыл ногу и кое-как вымылся сам, а потом забрался в спальный мешок в небольшом лесу вблизи от озера. Он чувствовал себя голодным и несчастным.

Прошло еще двое суток, прежде чем нога окрепла настолько, чтобы позволить ему передвигаться с относительной скоростью, а к тому времени Даниэль совершенно ослабел от голода. Он двинулся, как ему показалось, в южном направлении, но вскоре сообразил, что ходит кругами и находится всего в нескольких километрах от того места, где спрыгнул с грузовика.

Четыре дня и ночи Даниэль ничего не ел и уже был близок к отчаянию. В прошлом и настоящем он не мог припомнить ничего хорошего, будущее представлялось ему черной дырой. Он начал с тоской вспоминать ненавистный ему капустно-картофельный лагерный рацион.

На пятый день, бесцельно бродя по полям, он нашел яблоневый сад.

7

– Вот это история…

– Ты мне не веришь?

– Конечно, верю! Такое придумать невозможно.

Андреас и Даниэль сидели, прислонившись спиной к нагретой солнцем коре двух соседних яблонь, не меньше дюжины яблочных огрызков валялись вокруг них на земле. Даниэль улыбался. Он испытывал совершенно незнакомое ему ощущение довольства, сидя на земле рядом с незнакомым мальчиком, с которым час назад дрался в грязи, а теперь рассказал ему историю своей жизни, словно закадычному другу.

– Тебе нужно поесть по-настоящему, – продолжал Андреас. – Пойдем ко мне домой, мама и бабушка о тебе позаботятся.

Даниэль заморгал, ощущение довольства мгновенно испарилось.

– Нет, – сказал он, напрягшись и приготовившись пуститься наутек.

– Почему? – удивился Андреас.

– Вряд ли они мне обрадуются, – осторожно заметил Даниэль. – Я тут чужой, они ничего обо мне не знают.

– Ну так я им расскажу! – Андреас поднялся на ноги. – Пошли.

Даниэль остался на месте.

– Нет, – сказал он. – Спасибо тебе, но я не пойду.

– Ты что, боишься? Тебе нечего бояться, честное слово. – Андреас снова присел на землю рядом с ним. – Они же хорошие люди, а не нацисты какие-нибудь!

Даниэль ничего не ответил.

– Ну брось, не дури! – Андреасу уже надоело спорить. – Куда тебе еще идти? – Раздражение в его глазах сменилось азартом. Долгое время жизнь представлялась Андреасу пресной и скучной, а теперь вдруг превратилась в настоящее приключение. – Мои родители в здешних местах важные люди, – сказал он с гордостью. – Они тебе помогут, они что-нибудь сделают… может, даже вызволят твоего папу из лагеря!

– Нет! Не говори им ничего про лагерь. – Даниэль с обезумевшим взглядом схватил его за руку. – Они отошлют меня назад, а я ни за что не вернусь! Я лучше умру!