Прозрение - Драммонд Эмма. Страница 71

Напряжение и страх всего дня сказались. Она зарылась лицом в сено и стала всхлипывать. Затем она зарыдала во весь голос, сквозь слезы повторяя:

– Они погибнут, они умрут от голода и жары… Их утопят в реке или они сами утонут…

«Неужели Бог направил его сюда только для того, чтобы перед его смертью доставить мне мучение?»– подумала Хетта. Может быть, Бог действительно испытывает ее силы и терпение, как говорит старый Упа? Если так, то это испытание она не выдержала.

Она почувствовала, как она его любит. Жизнь без Алекса стала казаться ей бессмысленной и пустой. Так же, как и жизнь ее матери после Маджубы.

Внезапно вспыхнул свет. Она оглянулась и увидела Пита. Он стоял рядом с ней, держа в руках небольшой фонарь.

Сначала она инстинктивно испугалась, но потом страх прошел: его уже нечего было бояться, как ей казалось тогда, – Алекса здесь больше нет.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросил он.

– Мне же надо приготовить здесь все для ночлега, – ответила она.

– Без фонаря? – ехидно спросил он и подошел к ней поближе. – Я думаю, что тебе нужно этой ночью кое-что другое, моя девочка.

Он стоял совсем рядом с ней, и она чувствовала его жаркое дыхание.

– Всякий мужчина это скажет, глядя на тебя, моя крошка, – сказал он и жадно осмотрел ее с ног до головы. – Ты так созрела.

Хетте стало нехорошо под его пристальным похотливым взглядом.

– Тебе же хочется быть со мной, – продолжал он, глотая слюни. – Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? В твоих глазах просто горит огонь желания, но я загашу его сегодня ночью.

Он обхватил рукой ее шею.

– Время пришло, – продолжал он. – Мы должны сейчас стать мужем и женой. Я видел, как ты расцветала. Ты давно готова к этому.

По его лицу пробежала слабая усмешка.

– Сегодня я понял, что ты уже не можешь больше ждать, – усмехаясь произнес он, – как, впрочем, и я.

Он провел рукой по ее телу.

– Я понимаю, почему ты сегодня пришла сюда, – задыхаясь от похоти сказал он, – ты знала, что я сюда приду ночевать, вот и пришла.

Он быстрым движением поставил фонарь на землю и схватил ее за талию.

– Иди же ко мне! – прохрипел он и стал силой тянуть ее к себе.

Она отвернулась от его поцелуя, и его губы коснулись ее шеи, но из его объятий ей выскользнуть не удалось. Это было худшее, что произошло за этот вечер, и Хетта почувствовала, что ее щеки снова мокры от слез. То, что она берегла для Алекса, сейчас похитит другой. Она будет осквернена навеки.

Хетта отчаянно сопротивлялась, но он был сильнее. Она не удержалась на ногах, придавленная тяжестью его тела, и они вдвоем повалились на постланное на пол сено. Она закинула голову и простонала что-то в знак протеста.

Его жаркое прокуренное дыхание било ей в ноздри, она пыталась увернуться от его поцелуев, он захохотал и начал расстегивать пуговицы на ее платье. В этот момент откуда-то сверху, с настила она услышала какой-то слабый звук, возможно шорох.

Она испугалась, но вскоре звук стих. Разгоряченный борьбой Пит не заметил ее страха. Хетта решила, что он ничего не знает и не догадывается о возможном присутствии здесь посторонних.

«В конце концов, – подумала она, – почему он должен обращать внимание на шорох, который могла произвести и крыса». А Алекс видит все оттуда, сверху, где он прячется, и тот, другой, которого Хетта так ненавидит, тоже… Что же ей делать?

– У тебя будет мужчина, которым ты сможешь гордиться, Хетта Майбург, – пыхтя, проговорил он. – Сейчас ты в этом убедишься, моя дорогая. Ты видела того англичанина за решеткой?

– Да, – тихо сказала она.

– Это я, Пит Стеенкамп, собственноручно отобрал у него его оружие, – хвастливо сказал он. – Эти ребята годятся только для танцулек и карт. Больше они ни на что не способны. Они не мужчины.

Он снова стал пытаться раздеть ее, но она отчаянно сопротивлялась всякому его движению.

– Это хорошо, что у тебя есть внутренний огонь, – прохрипел он. – Но я его загашу, моя милая. Как только мы прогоним британцев, мы поженимся. И пусть Франц тогда занимается своими делами.

Снова между ними началась борьба. Чем настойчивее становился Пит, тем упорнее сопротивлялась Хетта.

– Но когда баба выглядит, как ты сегодня, дело откладывать на потом нельзя ни в коем случае, – прошипел он и с удвоенной силой бросился на нее.

Хетта уже не обращала внимания на шорохи. Ее охватывало отчаяние при мысли о том, что Алекс видит ее унижение. Пит был сильнее нее, но борьба, в которой он непременно одержал бы в конце концов победу, доставляла ему удовольствие. Хетта извивалась, металась из стороны в сторону, цепляясь за сено. Поднялась пыль, которая забивалась ей в ноздри. Вся ее кожа была исцарапана о солому. Она задыхалась, катаясь с Питом по стогу. Все неприятное, зловещее, что навалилось на нее за этот вечер, снова вставало перед ее глазами: Алекс, словно призрак, возникал из темноты; кукурузное поле, скошенное дождем, подобно скошенным градом пуль молодым солдатам; ее отец, как две капли воды похожий на Франца, весь в крови лежащий на склоне холма; англичане в форме хаки, маленькие кучки которых мечутся по разбитому Ледисмиту… Она закричала, и вдруг оказалась свободна: на Пита обрушилась гора сена, и он упал на пол. Одним движением она вскочила на ноги и выбежала в дверь, прикрываясь в клочки изодранным бельем.

Она вбежала в дом, поднялась к себе в комнату и придвинула к двери, которая не запиралась на замок, сундук, упала на кровать и заплакала. Эти слезы предвещали тяжелую, бессонную ночь.

Питу не терпелось выступить в поход со своим отрядом. Едва рассвело, он велел взнуздать и оседлать лошадей. Хетта накормила его людей завтраком. Когда они вошли в кухню, с их одежды свисали соломинки – следы ночевки в сарае. Это были крестьяне, и сон приходил к ним легко даже на ложе из сена. Поэтому каждый из них чувствовал себя свежим и обновленным. Кроме беглого приветствия, никто из них ни слова не сказал девушке, которая накрывала для них на стол. Они говорили лишь между собой, о том, как бы не опоздать в Ледисмит.

Когда отряд уезжал, Франц обернулся и долгим взглядом окинул свою землю. На свою семью он оглянулся лишь раз, и Хетта поняла почему: хотя в глазах Упы светилась гордость, в ее взгляде брат мог прочитать лишь сожаление. За последние несколько недель их любовь и понимание как-то ослабли. Их родство как будто оборвала война, и жизнь отдалила их друг от друга.

Пит уезжал и прощался с Хеттой так, как будто между ними ничего не произошло предыдущей ночью. Он был уже захвачен новой страстью – предстоящим сражением с англичанами, и не мог думать ни о чем другом.

Он обещал ей, что вернется, наклонившись с седла, и она с полным равнодушием смотрела на его удаляющуюся фигуру.

Хетта не сводила глаз с тикавших в углу старых часов, а когда Упа неожиданно уехал верхом осматривать причиненный полям ночной бурей убыток, она положила в миску овсянки, завернула хлеб и мясо в салфетку и отправилась в сарай. У дверей его ее на мгновение оставила решимость, но она знала, что должна увидеть Алекса, если он был еще там – а что-то подсказывало ей, что он действительно остался…

Следы ночного нашествия сразу бросались в глаза. Сено, лежавшее прежде аккуратными стожками, теперь устилало пол ровным и толстым слоем. Его нужно было сгрести вилами в большой стог, иначе не останется места для хранения сахарного тростника и свеклы.

Сверху раздался какой-то шум. Она подняла голову. Прямо перед ней, спрыгнув с перекладины, очутился темноволосый британский офицер. Он отряхивался от сена и ухмылялся.

– Я встревожился вчера, когда услышал топот конских ног, – сказал он. – Честно сказать, я подумал, что это ты позвала их.

Он покосился на миску.

– Пахнет вкусно, – отметил он. – Или, может быть, это не мне?

Она не обратила внимания на его последнюю реплику. За ним сверху спрыгнул Алекс. Даже в темном сарае Хетта смогла понять, по его глазам, что он чувствует. Выражение его лица всегда выдавало его—и радость, и горе мгновенно отражались на нем, и сейчас Хетта вновь в этом убеждалась. В его глазах она читала немой вопрос, и упрек, и прощение одновременно. Его встревожило и взволновало то, невольным свидетелем чего он стал прошлой ночью.