Танцовщица грез - Мэтьюз Патриция. Страница 42

Еще не видя автора этих слов, Мишель узнала его голос. И почувствовала, что покраснела.

– Мистер Маклевен! – воскликнула она, поворачиваясь. – Вот уж не ожидала здесь вас встретить!

Голос Мишель прозвучал радостнее, чем она бы хотела. Но ей действительно было приятно увидеть умного и интересного человека среди придворной мишуры и чванства.

– Да, мисс Вернер, вы не ошиблись, – ответил Маклевен, чуть наклонив голову в знак приветствия. – Это действительно я. Какое удивительное совпадение, что мы оба оказались здесь в одно и то же время! Должен сразу же заметить, что балет был чудесен. А вы танцевали выше всяких похвал!

– Спасибо, сэр!

– Я вижу, что вы сумели неплохо приспособиться к французской жизни. Кругом только о вас и говорят. Называют лучшей балериной из всех, кто когда-либо приезжал во Францию из английских колоний. Причем известность к вам пришла удивительно быстро. Несомненно, благодаря вашему таланту, трудолюбию и, конечно, очарованию!

Мишель почувствовала, что начинает уставать от бесконечного потока похвал и комплиментов.

– Мне посчастливилось попасть к удивительному педагогу и стать участницей его хореографической группы, – сухо ответила она. – А вы чем занимались все это время?

Маклевен откровенно рассмеялся:

– Браво! Вы ищете возможность, не обижая меня, спросить, что я здесь делаю? Каким образом никому не известный молодой шотландец очутился при дворе французского монарха? Не надо смущаться, мисс Вернер. Ведь эти вопросы вполне естественны!

Мишель действительно почувствовала себя неудобно и постаралась отвести взгляд. Но тут увидела, что король внимательно смотрит на нее и улыбается. Она покраснела еще больше.

Мишель никак не могла понять, что с ней происходит. Почему она все время смущается и краснеет? Почему при разговоре с этим шотландцем сразу же почувствовала себя неловко?

Она ощутила прикосновение пальцев Маклевена к своей руке. И не могла не вспомнить вкуса его губ… Там, на корабле… От подобного воспоминания Мишель стало совсем не по себе.

– Боюсь, что тогда я был не до конца откровенен с вами, мисс Вернер, – тихо сказал Маклевен.

От удивления Мишель тут же пришла в себя:

– Что вы имеете в виду?

– То, что не все рассказал о себе.

– Но разве кто-нибудь из нас обязан рассказывать другому всю правду о своей персоне?

– Это так. Но я очень старательно обходил любые подробности своей биографии. Вы не знаете, кто я, чем занимаюсь, каково мое положение в обществе. Не так ли?

– Да.

– Этому были свои причины. Дело в том, что я путешествовал инкогнито. Часть из того, что я тогда вам рассказал, было правдой. В моей семье действительно существует обычай, чтобы старший сын перед вступлением в наследство совершил путешествие по свету, дабы набраться ума и опыта. Но я не сказал вам, что путешествовал инкогнито. Для того чтобы увидеть все глазами простого человека, а не знатного отпрыска.

В душе Мишель тотчас же взыграло оскорбленное самолюбие. Этот молодой человек тогда обманул ее! Правда, его объяснения выглядят вполне резонными. И все же она с трудом сдерживала раздражение. Но язык уже вышел у нее из повиновения.

– Итак, – медленно чеканя слова, сказала она, – передо мной знатный и богатый вельможа! Здорово же вы меня тогда провели! Правда, себя я не виню за простодушие. Ибо ваше поведение на корабле не давало никаких оснований даже предположить, что я имею дело с настоящим джентльменом.

Маклевен покраснел. Его скулы задвигались от негодования. Глаза же сделались темными и очень серьезными.

– Что ж, мисс Вернер, я, наверное, заслужил этот упрек. Но позвольте напомнить, что никакой титул не защитит от искушения красотой. Тогда я не мог сдержать своих чувств. Простите меня. А теперь почему бы нам не стать друзьями?

Мишель стало стыдно за свою несдержанность. Глупо! Ведь Маклевен – хороший человек! Так она подумала еще на корабле. Теперь же окончательно убедилась в этом. Он нравился ей и тогда, и сейчас. Просто она стала старше и умнее и уже, наверное, не восприняла бы с таким негодованием его попытку поцеловать ее! А ведь со стороны Маклевена это было проявление чувства, схожего с ее собственным в памятный день близости с Арно Димпьером…

Сегодняшнее раздражение Мишель объяснялось лишь тем, что она никому не хотела позволить вовлечь себя в любовную интрижку. Но почему бы не получить удовольствие от компании Маклевена, его умной и всего лишь дружеской беседы? Чем это могло грозить? Да ничем!

Тем временем голоса на конце стола, где восседал король, становились все громче. Мишель посмотрела туда и увидела, что Людовик над чем-то от души смеется вместе со своими приближенными. Она обернулась к Маклевену:

– Простите меня за несдержанность и гадкий язык, лорд Маклевен. Я тоже очень хочу, чтобы мы стали друзьями.

– Вот самые приятные слова, которые я услышал с тех пор, как попал в этот мерзкий дворец с его отвратительными обитателями! Давайте выпьем за нашу дружбу.

И он поднял свой бокал. Мишель сделала то же самое. Они отпили шампанского.

– А почему вы назвали собравшихся здесь отвратительными? Ведь это как-никак двор его величества короля Франции! – спросила Мишель.

– Извините за откровенность, которая, видимо, прозвучала излишне резко, но я считаю этот двор насквозь прогнившим. Он в полном упадке. Обратите внимание на картины на стенах, на изобилие золота и бриллиантов, на фарфоровую посуду, доставленную прямо из Китая. Посмотрите на пресытившихся гостей со смертельной тоской в глазах. А потом выйдите на улицу. Вы увидите толпы нищих, голодных, обездоленных людей. Вглядитесь в их лица. Прочтите ненависть в их отчаявшихся глазах. А в это время король и его придворные лакомятся жареными фазанами на золотых блюдах! Народный гнев растет с каждым днем, мисс Вернер. Очень скоро он выльется на улицы. Потекут реки крови! Попомните мое пророчество, миледи!

Мишель посмотрела по сторонам и в душе невольно согласилась со словами молодого шотландца.

Она уже давно почувствовала отвращение к этой бьющей в глаза роскоши. Но поначалу думала, что виной всему – ее американское воспитание. Ведь она родилась и выросла в совсем другой стране. Но тут же Мишель вспомнила горячую речь, которую произнес перед ней в саду мадам Дюбуа чистокровный француз Арно Димпьер. В его словах было очень много схожего с тем, что она услышала сейчас от Маклевена. И все же сегодня, в день ее триумфа, Мишель не хотела задумываться над этими горькими истинами. Поэтому постаралась тут же переменить тему разговора:

– Я плохо разбираюсь в политике, лорд Маклевен! А в этот вечер, признаюсь, у меня и вовсе нет желания обсуждать столь глубокие философские проблемы. Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном!

– Разумеется! Я просто несколько забылся. Прошу меня извинить и не называть больше лордом Маклевеном. Меня зовут Ян. Так вы звали меня на корабле. Продолжайте и здесь. Договорились?

Мишель молча кивнула. Она была благодарна Маклевену за это предложение. Не в последнюю очередь потому, что произносить его непривычную фамилию, да еще вместе с титулом, было трудно. Мишель чуть нагнулась к плечу Яна и прошептала:

– А теперь, Ян, покажите мне любовницу короля. Мне до смерти хочется ее увидеть!

Ян рассмеялся, взял Мишель за руку и наклонился к ней:

– Посмотрите вон на ту солидную даму, сидящую справа от Людовика. Это и есть мадам де Малли, любовница короля.

Мишель повернулась в сторону короля и от удивления чуть не вскрикнула. Ибо мадам де Малли была не только очень толстой, но и откровенно уродливой. Этого не могли скрыть ни толстый слой румян, ни обильно посыпанная поверх него пудра.

– Но она же ужасна! – шепнула Мишель Яну. – Просто безобразна!

Ян поднес к губам салфетку и прыснул со смеху:

– Мне не остается ничего другого, как согласиться с вами, Мишель. Насколько я понял, вы видите ее впервые?

– Да. Друзья рассказали мне о существовании этой дамы только сегодня утром, но при этом умолчали о ее внешности. Но почему король выбрал в любовницы эту некрасивую толстуху? Не могу понять! Друзья сказали, что королева простовата. Но вряд ли она менее привлекательна, чем эта дама! Мне всегда казалось, что любовницы должны быть очень красивыми и желанными. Ведь короли могут приблизить к себе любую красавицу. Почему же Людовик остановился именно на ней?