Прокаженная - Мнишек Гелена. Страница 43

— Меня начинают интересовать такие вещи? Интересует, что обо мне подумают? Невероятно!

Начался новый заезд. Теперь поскакал и Вилюсь на Бекингеме. Барьеры понизили до прежней высоты. Панна Рита, встав в ложе, беспокойно вздрагивала, цедя сквозь зубы:

— Бекингем взял бы барьер и повыше, но только не под Вилюсем, получилось бы, как с Тресткой…

Она застыла, выпрямившись, перед каждым прыжком коня лицо ее кривилось, словно от физической боли. Но заезд удался. Вилюсь ехал смело, с отважным выражением лица, то и дело бросая взгляд на ложу, в которой сидела Стефа. Он сражался под ее штандартом.

Когда заезд окончился, Рита облегченно вздохнула:

— Ну что ж, Вилюсю повезло! Мне чуточку жаль, что барьеры не установили повыше, но тогда их могли бы взять только кони майората. Никаких сомнений — золотая медаль ему и достанется.

— Быть может, и ваши кони… — начала было Стефа, но ее отвлек разговор возле их ложи — молодая женщина довольно громко произнесла что-то по-французски, и тут же раздался веселый, кокетливый смех.

Стефа посмотрела в ту сторону.

Мимо в сопровождении старого господина и двух молодых людей проходила молодая панна, высокая, загорелая, очень красивая брюнетка, прекрасно и со вкусом одетая. В одном из молодых людей Стефа узнала князя Занецкого. Панна Рита, тоже выглянув было из ложи, вдруг поспешно откинулась назад и шепнула Стефе, прикусив губы:

— Это Барская с отцом.

Стефа тоже откинулась в глубь ложи. Графиня тем временем поднималась по ступенькам.

Пани Идалия поздоровалась с ней первой, крайне учтиво, княгиня Подгорецкая — вежливо, степенно, Люция — холодно. Несколько мужчин торопливо поднялись и подошли поздороваться с улыбками на лицах. Барская торжествовала, принимая многочисленные знаки внимания. Панна Рита нагнулась к Стефе и, притворяясь будто ничего этого не слышит и не видит, прошептала:

— Видите эту толпу вокруг нее? Видите? Не оглядывайтесь! — и громко сказала: — Не правда ли, хорошо идут кони? А Идалька как перед ней стелется… Прекрасные кони! — и вновь шепотом: — Ну, пусть Идалька потешится, толку все равно не будет…

Стефа, развеселившись, слушала и тоже что-то отвечала громко, совершенно невпопад. Со стороны казалось, что они увлечены скачкой.

Но вот графиня подошла к ним совсем близко. Не замечать ее далее было бы просто невежливо, тем более что граф Барский громко поздоровался:

— Бонжур, мадмуазель Маргарита! Ах, я очарован Бекингемом! Великолепный конь!

Панна Рита великолепно изобразила удивление:

— Граф, куда же вы пропали? Не видела вас в ложах!

— Мы были в ложе возле судейской трибуны. Я и Мелания. А вот и она!

Пока панна Рига и Барская здоровались, граф искоса поглядывал на Стефу, гадая, кто она такая и как с ней следует держаться. Но панна Рита быстро пришла на помощь:

— Граф Барский — панна Рудецкая.

Она представила Стефу таким образом, что граф уверился, будто это девушка «из общества». Она ему даже понравилась, но тут же он задумался: Рудецкая, Рудецкая… странно, кто это? Он наморщил брови и мысленно перелистал страницы Несецкого, [55]ища там Рудецких. Панна Рита тем временем представила Мелании Барской Стефу — тем же образом. Не зная Несецкого, как ее отец, она тем не менее тоже пыталась вспомнить, что ей известно о Рудецких. Красота Стефы неприятно задела ее.

Завязался легкий светский разговор. Появление майората мгновенно придало ему веселую живость. Графиня обратила на него все свое остроумие. Трестка сел рядом с Ритой и Стефой.

— Все хвалят майората, а вы могли бы и меня похвалить, — сказал он словно бы шутливо, но довольно хмуро.

Панна Рита пожала плечами. Стефа стала уверять графа, что если бы не его нерешительность в седле, все могло бы обернуться иначе.

— Но в общем, вы выглядели неплохо, — закончила она с комичной серьезностью.

— И на том спасибо… Не хватило вас на коротенький комплимент!

— А я и не собиралась говорить вам комплименты.

— Ну что же, вы по крайней мере откровенны, а это лучше фальшивых похвал, какими меня осыпала графиня Паула… а сама тем временем подмигивала этому ослу Вейнеру. Черт меня раздери, нечего меня утешать!

— Граф!

— О, простите! Я забылся… Пардон! Наблюдавший за их разговором граф Барский, улучив момент, легким шевелением указал на Стефу и спросил у Занецкого:

— Qui est зa? [56]

— Учительница и dame de compagnie [57] малышки Эльзоновской, мадмуазель Стефания Рудецкая.

Глаза графа расширились от удивления:

— Учительница? Отчего же Рита?.. Что за шутки! Учительница!

Занецкий с многозначительной улыбкой шепнул графу:

— On l'accepte trиs bien, [58]особенно старый Михоровский… и майорат.

Барский быстро, тревожно глянул на Стефу. Ироническая гримаса появилась на его губах:

— Que c'est ridicule! [59]Откуда она?

— Дочка какого-то загонового [60] из Царства.

— Ах, вот что! «Шляхтич в своем огороде всегда равен воеводе!» Ну, времена этого девиза прошли… да и не было их никогда.

— Mais elle n'est pas mal? [61]

— Qui, pas mal! [62]Но какую шутку сыграла Рита…

Граф скривился, уверенный, что панна Рита поступила весьма нетактично. В общественном месте можно столкнуться со множеством особ, но представлять их аристократам, как равных?! Граф шевельнул пальцами, словно говоря:

— Чего же еще ждать от этих Шелиг?

XXVII

Сразу после заезда состоялось вручение наград. Перед красивым павильоном высокопоставленный чиновник городской управы оглашал имена удостоенных, потом с соответствующей короткой речью вручал им награды. В этот миг громко пели фанфары. Кони майората получили золотую медаль, врученную владельцу с превеликим почтением, множеством приятных слов и улыбок. Высокопоставленный чиновник прекрасно умел дозировать теплоту своих рукопожатий и слов. Панна Рита получила серебряную медаль, напутствуемая парой вежливых фраз и откровенно игривыми улыбками местного сановника. Участникам поскромнее награды вручали вежливо, но вовсе без речей.

Вечером, после того, как господа «из общества» посетили концерт и развезли дам, некоторая их часть собралась в веселом ресторанчике Гофмана.

Ярко освещенный зал был окутан дымом сигар и ароматами вин. Цыганский оркестр играл громкие, диковатые мелодии. Щелканье кастаньет в руках смуглых испанок мешалось с крикливыми голосами цыганских певиц. Их красочные одежды, горящие глаза, низкие вырезы рубах, порывистость движений создавали впечатление, будто веселая компания находится где-то перед вратами ада.

В одном из кабинетов за фортепиано сидел Брохвич и, воодушевленно жестикулируя, встряхивая растрепавшимися волосами, играл «Малгожатку». Его красивые темные глаза смеялись, белые зубы весело сверкали.

Внезапно он обернулся и позвал:

— Трестка, подпевай!

Молодой граф медленно подошел к нему, встал у фортепиано, умостил на носу пенсне и вперившись взглядом в угол, сделал шеей такое движение, словно поправлял некую машинку, скрывавшуюся в его горле.

Брохвич рассмеялся:

— Ну что, аппарат готов?

— Начинай! — буркнул Трестка, державшийся очень торжественно.

Малгожатка, ты достойна любви!

Малгожатка, мои чувства пойми!

Малгожатка, ты любви моей верь…

Раздался общий смех.

— Что такое? — удивился Брохвич.

— Трестка, в чью честь вы поете? — раздалось со всех строи.