Огонь любви, огонь разлуки - Туманова Анастасия. Страница 41

– Да говорите же прямо и по-русски, черт возьми! – взорвалась Анна. – Довольно издеваться надо мной!!! Что с Катей, где она, что можно для нее сделать?!

Анциферов изумленно посмотрел на нее. Затем серьезно сказал:

– Простите, девочка моя. Я не подумал, что мучаю вас. Просто дело в том, что эту… м-м… операцию Катерина Николаевна действительно устроила ради вас. Скорее даже, ради вашей чести. Пострадавшее лицо – тайный советник Ахичевский Петр Григорьевич.

– Как? Петька?.. – ахнула Анна, падая в кресло. – Но… Но… Боже мой!

– Ваш бывший покровитель тоже выставил себя в неприглядном свете, – отвернувшись к залитому дождем окну, холодно продолжил Максим Модестович. – Как мне стало известно, он встретился с Катериной Николаевной в Одессе, в ресторане, будучи один: его супруга уехала в Москву к заболевшей матери, которая, кстати, оказалась здорова как бык. Каким образом удалось выманить госпожу Ахичевскую из Одессы, до сих пор неясно. Сама она говорит о полученной из Москвы телеграмме, но последняя утеряна, и найти ее не представляется возможным. Так или иначе, Ахичевский остался в Одессе без супружеского надзора, видимо, скучал, и тут – счастливый случай… – Анциферов выразительно умолк. Анна испуганно смотрела на него.

– Петр… и Катя? Но… это же невозможно! Они ведь встречались и раньше, я знакомила их, Петр помогал избавить ее от суда в прошлом году… Боже, как он посмел, ведь Катя еще ребенок!!! Ей всего шестнадцать, она…

– Ахичевский уверяет, что Катерина Николаевна соблазнила его, как очень опытная putain [17], – заметил Анциферов.

– Перестаньте, – с отвращением оборвала собеседника Анна. – Как можно ему верить?

– Я тоже не поверил бы. Но чем-то же нужно объяснить тот факт, что Катерина Николаевна пришла поздним вечером к нему на дачу, где более никого не было.

– Нужно как следует выяснить, кто кого соблазнил! – отрезала Анна. – У Кати нет никакого опыта, она до пятнадцати лет жила в деревне, не видела ни мужчин, ни молодых людей, кроме крестьян, у нее не было даже детских влюбленностей, а Петька – опытный Казанова, кому это знать, как не мне, он…

– Аннет, я понимаю ваши чувства, – вежливо, но решительно перебил ее Анциферов, и Анна, опомнившись, умолкла. – Но тем не менее у них было тайное свидание, во время которого Катерина Николаевна довольно мастерски опоила своего кавалера «малинкой»…

– Pardon – чем?..

– Это когда в вино добавляют снотворное. Старый трюк, хорошо известный и у нас, на Грачевке, в публичных домах дурного пошиба, – любезно пояснил Анциферов. – Так вот, когда Петр Григорьевич уснул, его дама очень ловко взломала сейф, взяла оттуда деньги и драгоценности мадам Ахичевской – между прочим, фамильные бриллианты рода Лезвицких, их, по легенде, носила супруга Стефана Батория!.. По крайней мере, госпожа Ахичевская на этом настаивает… Да, а еще в сейфе хранились бумаги, которые по ценности превосходят все сокровища польских королей. Если б не они, возможно, следствие бы и не началось, господин Ахичевский вовсе не был заинтересован в обнародовании своего… кобелячества. Его супруга, говорят, собирается требовать развода…

– Сомневаюсь, – пробормотала Анна. – Она всегда знала ему цену.

Анциферов с интересом посмотрел на нее.

– Вы знакомы с Александрой Ахичевской?

– Очень мало. – Анна прямо и холодно взглянула на него. – Прошлой весной вот в этой самой комнате она заплатила мне десять тысяч – с тем чтобы Петр никогда более не показывался у меня.

– Ах, вот как было дело? То-то вся Москва возмущалась, что он так легко отказался от женщины, подобной вам… Выходит, это вы все решали?

– Разумеется. И право, не делайте вид, что вы об этом не знали, все равно не поверю. Итак, Петька дал ход делу?

– Аннет, он был вынужден, – мягко произнес Максим Модестович. – Если б Катерина Николаевна не прихватила невесть зачем эти совершенно ненужные ей бумаги, Петр Григорьевич, уверяю вас, не обратился бы в полицию. Ведь дело практически семейное, теперь фамилия Ахичевских у всех на устах, а случившаяся история стала анекдотом… Тем более что ваша сестрица оставила Петру Григорьевичу записку, где весьма прямо сообщила, что это сделано с целью отомстить за вас.

– Катя… Ах, глупая, бедная, зачем… – простонала Анна. И тут же, внезапно подумав о чем-то, отняла руки от лица и недоверчиво посмотрела на Анциферова. – Максим Модестович, но вы, кажется, говорили о сейфе? Если там хранились такие важные документы, то это, вероятно, была не дамская коробка для булавок?

– О нет. Весьма надежный крупповский сейф с шифром.

– Но в таком случае это какое-то недоразумение… Катя все же не взломщик с Хитрова рынка, как она могла сама… одна?..

– Не «сама» и не «одна», Аннет, – помолчав и глядя прямо в испуганные, полные слез глаза Анны, ответил Анциферов. – С ней, так сказать, в доле был очень известный в Одессе вор Сережа Валет. Он одно время гастролировал и здесь, в Москве, так что я по долгу службы с ним немного знаком. Весьма серьезный господин с дли-инным послужным списком… Вместе их и повязали неделю назад в номерах на Ближних Мельницах, причем они отстреливались до последнего, и в результате был убит жандарм.

Анна схватилась за голову. Долго сидела молча, неподвижно. Ничего не говорил, словно обратившись в статую, и Анциферов. В окна стучал дождь, изредка звонко падала капля воска с накренившейся свечи. Где-то в глубине дома пела горничная: «Маруся отрави-и-илась…»

Анна вдруг выпрямилась, и Анциферов успел лишь заметить, каким бледным, до серости, стало ее лицо. В следующий миг она упала на колени и сдавленно прошептала:

– Максим Модестович, ради Христа…

– Аня, девочка, в чем дело?! – вскочил Анциферов. – Господь с вами, что вы делаете, встаньте немедленно! Аня! Анна Николаевна!!! Я… Поднимайтесь немедля, или я тотчас покину ваш дом!

– Максим Модестович, я вас умоляю… – не слушая его, не поднимаясь с колен, не замечая бегущих по лицу слез, хрипло говорила Анна. – Вы влиятельный человек, чиновник высшего ранга, вы имеете вход к государю, для вас нет невозможного… и вы имеете какие-то виды на меня… Не возражайте, я кое-что понимаю в мужчинах… Я никогда не поверю, что вы хотели использовать меня для обучения проституток хорошим манерам, это смешно и годится лишь для романов… Максим Модестович, я сделаю все, что вы прикажете, выполню любой ваш каприз! Если нужно, я готова убить или быть убитой… Ради бога, помогите Кате! Сделайте все, что нужно! Я… я на все для этого готова… Я продам дом, украшения, ведь взятки в России решают многое, и… Максим Модестович, не оставьте Катю, она ребенок, она слишком тяжело жила, она не должна погибнуть!..

Анциферов вздохнул, наклонился и легко, как куклу, поднял молодую женщину с колен. Довел до дивана, усадил, сел рядом сам и молча обнимал Анну все время, пока она, содрогаясь, рыдала на его плече.

Наконец, истерика кончилась. Слез у Анны больше не было, но отчаянно болела грудь, и справиться с дыханием она не могла. Зубы ее дробно стучали о край стакана с водой, который принес Максим Модестович, и молодая женщина не сразу сумела сделать несколько глотков. Кое-как отпив половину, она скорчилась в углу дивана и, давя горькие тройные всхлипы, вырывающиеся из горла, старалась собраться и вслушаться в то, что говорит ей Анциферов.

– К сожалению, когда в банальную уголовщину вмешиваются высокие чувства, все значительно осложняется. Как мне удалось узнать, ваша сестра до смерти влюблена в своего подельника… и, похоже, взаимно. Сейчас они сидят по разным камерам, и во время допросов каждый клянется следователю, что все провернул в одиночку – и ограбление дачи Ахичевских, и кражу документов, и, самое главное, убийство казенного человека в момент задержания. Пробовали дать им очную ставку – так она превратилась в сущий семейный скандал. Они с Валетом орали друг на друга благим матом, требуя – один от другого – ухода, так сказать, «в темную несознанку». Следователь, мой бывший университетский товарищ, в растерянности, он привык, что подельники все благополучно валят друг на друга, облегчая работу следствию, а тут… просто криминалистический нонсенс! Узнав об этом, я вспомнил о вас. Возможно, у вас сохранилось какое-то влияние на сестру…