Правосудие во имя любви - Бакстер Мэри Линн. Страница 56

— Ты не жалеешь о том, что было? — спросил он.

Теперь она не избегала его взгляда:

— Не знаю, — ответила она неуверенно.

Он выдержал ее взгляд, потом вздохнул, встал и натянул джинсы. Кейт тоже потянулась за одеждой. Застегивая юбку, она услышала ставшее до боли знакомым:

— Кейт.

Не давая ему сказать больше ни слова, она торопливо пробормотала:

— Нет, прошу тебя. Мне надо идти.

Он пришел в ярость:

— Не хочешь ли ты сказать, что это была случайность?

Она вздрогнула.

— Я еще не решила.

— Неправда! Ты для себя все решила! — Ее резанул этот непримиримый тон. — Просто ты стремишься уйти от разговора. — Он перевел дыхание. — Но пойми, рано или поздно мы все равно столкнемся с этим вопросом.

Мы . Опять этот бич.

— Надо идти.

— Кейт, да что же это такое, черт побери!

В его голосе звучала такая мука, что у нее сжалось сердце. Кейт готова была снова броситься к нему в объятия. Однако рассудок остановил ее. Если между ними что-то и возможно, то только краткий роман, но не брак. Сойер хотел иметь ребенка, а у нее никогда не будет детей. Эту пустоту не сможет заполнить даже любовь.

— Пойдем, — повторила она с тяжелой душой.

Они выходили из здания бок о бок, но их разделяла необъятная пропасть.

XXXIX

Сойер поднялся на борт самолета в аэропорту Далласа. Он нашел свое место и положил кейс на багажную полку. В голове у него гудело, но усталости не было и в помине. Сразу по прибытии в Остин он рассчитывал отправиться в Фор-Корнерс и Нью-Браунфелс, чтобы найти для себя кое-какие ответы.

Он был слегка взволнован, как охотник, выследивший, наконец, добычу. Похоже, он не промахнулся. Только что удалось побеседовать со священником, который в свое время отправлял службу для монахинь. Старик жил в приюте для католических священников, и добиться встречи с ним оказалось не так-то просто.

Священнослужитель, возглавляющий приют, ни в какую не соглашался пропустить Сойера.

— Дело чрезвычайно важное, — говорил Сойер со всей убежденностью, на какую был способен, и профессиональным жестом демонстрировал свой значок. — Речь идет о судьбе молодой женщины.

— Ну, хорошо, — сдался попечитель, — только ненадолго. Отец Франклин совсем плох, ему трудно сосредоточиться.

— Обещаю его не волновать.

Сойера провели мрачным, гулким коридором в крошечное помещение, похожее на келью. Хотя здесь не было и намека на домашний уют, комнатка блистала чистотой. На стене висела картина с изображением Христа, а на щербатом столе примостилась ваза с букетом из сухих веток. В инвалидной коляске сидел седовласый старец.

— Отец Франклин, к вам гость, — сказал попечитель, опуская руку ему на плечо.

Старик поморгал воспаленными глазами, вглядываясь в лицо Сойера.

— Разве мы с вами знакомы, молодой человек? — спросил он слабым, дребезжащим голосом.

— Нет, сэр, нам не доводилось встречаться. Меня зовут Сойер Брок. Я следователь, приехал к вам из Остина.

— Оставляю вас наедине, — произнес попечитель и вышел.

Старый священник покивал и свесил голову на грудь. Сойер был обескуражен. Он уже потерял всякую надежду услышать что-либо членораздельное, когда старик вдруг встрепенулся и посмотрел на него прояснившимся взглядом:

— Что привело вас ко мне, юноша?

Сойер смутился, устыдившись своих мыслей. Старик, похоже, сохранил здравый рассудок.

— Скажите, вы когда-то служили в монастыре святой Агнессы в Остине?

— Да, — просто ответил священник.

Сойер придвинулся к нему поближе.

— Не помните ли вы, как в монастырь был доставлен ребенок, подброшенный в придорожную ночлежку? Это случилось лет двадцать назад.

В глазах старика мелькнул слабый отблеск. Сойер застыл в ожидании.

— Как вы сказали? Ребенок?

— Да, совершенно верно. Новорожденный ребенок.

Отец Франклин перебирал скрюченными пальцами бахрому пледа, прикрывавшего неподвижные ноги.

— Действительно, как-то раз к нам принесли младенца. Это была девочка.

Сойер чуть не подскочил от волнения.

— Не могли бы вы мне рассказать, что с ней сталось? Ее кто-нибудь удочерил?

Старик молчал, словно не слышал вопроса. Наконец его заострившийся сухой подбородок дернулся вверх:

— Кажется, ее удочерила какая-то супружеская чета.

— А фамилии вы не помните?

Слезящиеся глаза священника сощурились:

— Такие сведения не подлежат разглашению. Монастырские книги опечатаны.

Да и черт с ним, подумал Сойер. Печати для того и придуманы, чтобы их срывать.

— Значит, девочку удочерили на вашей памяти?

— Да.

— Скажите, пожалуйста, какой церкви были переданы монастырские книги?

— Собору Иисуса Христа, — проскрипел священник.

Сойер готов был сжать в объятиях этого немощного старца. Однако он не поддался порыву, понимая его неуместность, и решил ограничиться сдержанной благодарностью.

Отец Франклин снова уронил голову на грудь. Прошло несколько минут, но больше он ни разу не взглянул на посетителя. Казалось, он задремал.

Сойер встал и погладил его по плечу.

— Храни вас Господь, святой отец, — тихо произнес он и вышел.

Попечитель, поджидавший у выхода, испытующе посмотрел на Сойера:

— Неужели он смог вам чем-нибудь помочь?

— Даже весьма существенно. Спасибо, что разрешили мне повидаться с ним. — Сойер слегка поклонился и улыбнулся, потом прочистил горло; он явно медлил.

— Чем еще могу быть полезен? — спросил попечитель.

— Не могли бы вы… Я хочу сказать… Не будет ли дерзостью с моей стороны предложить вашему приюту небольшое пожертвование? — Сойер мысленно обругал себя: с чего это он начал мямлить, как нашкодивший мальчишка? — Вы ведь, наверно, помогаете… неимущим, да и для приюта эта сумма не будет лишней… — Сойер не знал, как закончить.

Лицо попечителя осветилось улыбкой:

— Что вы, мистер Брок, какая же это дерзость? Это ничуть нас не обидит. Напротив, мы будем вам очень признательны.

Сойер улыбнулся ему в ответ, залез в карман пиджака и щедрой рукой выписал чек.

После этого разговора прошло совсем немного времени. Сойер уже планировал свои дальнейшие действия: поездки в Фор-Корнерс и Нью-Браунфелс.

На какое-то мгновение в нем шевельнулось чувство вины, но Сойер тут же подавил его. Он давно искал доказательств, что Кейт — мать пропавшего ребенка. Но сейчас ему хотелось как можно больше узнать о ней самой и ее прошлом. Строго говоря, не было ни малейшей необходимости ехать в это захолустье: в его задачи входил только розыск девушки. Но для себя он должен был выяснить, какие жизненные обстоятельства так ожесточили Кейт. У него не осталось надежды, что она поведает ему об этом сама.

Кейт, Кейт. Клубок противоречий. Снаружи холодная и невозмутимая, в душе горячая и трепетная. Нечастое и трагическое сочетание.

Шум моторов не мешал ему думать. Неужели он и вправду предавался с ней любви? А может, это была всего-навсего похоть? Нет, он не мог смириться с такой мыслью. Он сказал ей, что для него та ночь не была простой случайностью. Но с другой стороны, разве можно такое неистовство назвать любовью?

Наверно, он совершил ошибку. Он ступил на запретную территорию, нарушив свое незыблемое правило: никаких личных отношений с клиентами.

Но если бы время повернуло вспять, он прожил бы ту ночь точно так же. Запретить себе думать о Кейт — все равно что запретить себе дышать.

Что же будет дальше, спрашивал себя Сойер, вытягиваясь в кресле, насколько позволяли сиденья первого класса. Если решения станет принимать Кейт, то дальше не будет ровным счетом ничего. Она дала ему понять, что не желает повторения, однако он чувствовал, что основательно увяз.

Так просто он не отступится. Внутренний голос настойчиво подсказывал ему, что необходимо прояснить историю ее жизни.

Это будет нелегко. Сойер отнюдь не был уверен, что ему удастся разговорить кого следует. Его опять кольнуло чувство вины. Когда Кейт узнает, что он наводил справки — если узнает — она придет в неописуемую ярость.