Вилла в Италии - Эдмондсон Элизабет. Страница 36

Он прекрасно отдавал себе отчет, что делает, решила Делия. Тео играл на ней как на скрипке. Так что, когда они, наконец, отправились в постель, Воэн так его жаждала, что отбросила бы к чертям всякую сдержанность и сама сорвала с него одежду, если бы он ее не опередил. Стоя перед ней обнаженным, расстегивал ее платье, держась на расстоянии вытянутой руки, чтобы она могла так же восхищаться им, как он — ею.

И, что характерно для Тео, никаких кувырканий на полу, никакого поспешного соития на подвернувшейся рядом софе. Нет, он все специально организовал, выкроил время для выходных в «Ритце», где зарезервировал номер для мистера и миссис Сэндерсон, и спокойно поставил свою подпись, под высокомерным взглядом скучающего портье. Громадная кровать, простыни такого качества, на каких она никогда не спала, потому что в Солтфорд-Холле отдавали предпочтение прочному хлопку и неприветливому льну. И наконец — благословенное ощущение, что они с Тео единое целое.

Так она и думала, пока из своей поездки в Америку не вернулась Фелисити.

— Bay! — воскликнула та, наткнувшись однажды на Рэдли и Делию вечером в кино. И когда Рэдли на минуту отлучился, понизив голос, прошептала сестре на ухо: — Секс на марше! Да ты удивляешь меня, Делия! Вот уж не думала, что в тебе есть это. И каков он в постели?

Вроде бы несерьезные, спонтанно вырвавшиеся слова, пустой треп, но ей следовало бы сообразить, что именно тогда Фелисити положила глаз на Тео. А он? Был ли Тео очарован сестрой — блестящей, смеющейся, искушенной — еще в тот первый раз, как ее увидел?

— Ну и девушка твоя сестра, — обронил он.

Мысли спугнул голос Джессики, и ее слова вернули Делию к действительности, в Италию. Туда, где не было воспоминаний о Тео. Кроме тех разве, что она возила с собой.

— Вот интересно, у Марджори когда-нибудь был любовник?

— Кого это волнует? — раздраженно отреагировала Воэн.

— Она не производит впечатления эмоционального человека. Разве что речь зайдет о высших классах, которые явно раздражают ее до чертиков.

— Что-то ее терзает, я в этом уверена. Только, осмелюсь предположить, мы никогда об этом не узнаем. Да и вообще не узнаем о ней ничего существенного. Она очень скрытная.

— Скрытные люди, по моему опыту, ничего интересного собой не представляют. У них настолько бесцветная жизнь, что никому попросту нет до нее никакого дела.

Люциус, однако, за пару часов узнал о Марджори больше, чем остальные за все то время, что провели с ней. Свифт повела его на экскурсию по дому, роняя время от времени замечания о стиле и меблировке, пренебрежительные по большей части.

— Все эти комнаты, вся меблировка, весь комфорт были предназначены не для большой семьи. Насколько я могла понять, Беатриче Маласпина жила здесь одна.

— Интересно, что это за тип? — спросил американец, останавливаясь возле портрета длинноносого кардинала. — Как по-вашему, он имеет какое-то отношение к этому дому?

— Я думаю, он его построил. Все эти итальянские церковники были крупными землевладельцами и богатыми, как Крез. Ничего в них не было похожего на заповедь о «кротких», которые «наследуют землю». Лицемеры до мозга костей, как многие мужчины.

— Может, вы и правы. Кстати, не вилла ли там изображена, за ним, на дальнем плане?

— Все эти фонтаны, — продолжала Марджори, обращаясь больше к самой себе, чем к Люциусу. — Должно быть, эта роскошь потребовала целую армию рабочих. Труд всегда стоил дешево в этих краях, прошу обратить внимание.

— То есть вы рассматриваете Беатриче Маласпину как богатую старуху, чьи деньги и имение следовало бы передать в руки чернорабочих и других тружеников? Вы коммунистка?

— Нет, но я голосую за лейбористов, которые — на тот случай если вы не знаете — являются социалистической партией в Англии. И я не могу сказать ничего дурного лично о Беатриче Маласпине. Непорядочно поносить людей, которых не знаешь. К тому же ее присутствие ощущается здесь повсюду — она женщина с сильной индивидуальностью. Мне это нравится, но вовсе не означает, что справедливо, когда один человек так богат, когда многие так бедны.

Люциус, горячая голова, проворно открывал дверь за дверью, окидывал комнату быстрым взглядом, одобрительно задерживаясь при этом на хорошей картине, высококачественной бронзе, неожиданной потолочной росписи.

— Женщина большого вкуса и современно мыслящая при этом. Интересно. Я так понял, — продолжал он после беглого инспектирования последней из спален, — что вы не любите мужчин.

При этих словах Марджори остановилась как вкопанная. С чего он пришел к такому выводу?

— У меня много друзей-мужчин.

— В самом деле? — Уайлд не стал развивать тему, а вместо этого стал спускаться по лестнице в сад, перепрыгивая через две ступени зараз. — Какой дух запустения! — воскликнул он. — Неизбежно после войны, но все же нехорошо. Эти фонтаны… Здесь мы имеем образчик ренессансного сада — цветник с дорожками… хотя живая изгородь прискорбно разрослась без ухода.

— Меня не интересуют декоративные сады, — буркнула Марджори. Что не было стопроцентной правдой, ибо зелень во всех ее формах обладала даром благотворного воздействия на ее душу. — Эта живая изгородь слишком статична. Нет ощущения роста и развития.

— Однако есть ощущение ритма и цвета, и потом у нее такой замысловатый рисунок. Такой тип сада очень приятен для глаз. А этот хоть и невелик по размеру, но очень характерен.

— Там, выше, дикая часть сада. Лесок или рощица. Тоже характерный атрибут.

— О, значит, вы все-таки кое-что понимаете в итальянских садах.

— Все только из книг; я никогда прежде не бывала в Италии.

Свифт повела сонаследника вверх по пологим напластованиям с задней стороны дома, мимо заброшенных фонтанов, декоративных ваз и белоглазых статуй.

— Обворожительно, — высказался Уайлд, разглядывая покрытого мхом гиганта, врезанного в грот, — печальную одинокую фигуру с открытым ртом, из которого должна была течь струя воды в нижерасположенную чашу. — Это речной бог, как я понимаю, — вероятно, Арно. А вон тот, еще более побитый и заброшенный, очевидно, папаша Тибр.

Марджори следовало бы и самой догадаться, и ее раздосадовало, что она не додумалась.

— А вон Деметра, — указала писательница на статую в нише. По крайней мере, хоть ее узнала, с рогом изобилия, который богиня держала у бедра.

— Там, наверху, есть или был источник, который питал все эти фонтаны, — сделал вывод Люциус. — Он, вероятно, заилился либо был отведен в сторону. Как жаль; этот каскад, должно быть, придавал такой блеск и живость всему парку!

Потом финансист обошел оливковые рощи, сокрушенно пощелкивая языком и возгласами выражая досаду по поводу их запущенности.

— Пусть даже нет спроса на оливки и оливковое масло, но за деревьями все равно надо ухаживать. Некоторые из них очень стары.

Исследователи двинулись по тропинке, которая вела вниз, к боковой стороне дома, где Пьетро довольно бессистемно мотыжил землю на огороде.

Марджори наклонилась и подхватила пригоршню земли. Медленно дала ей просыпаться между пальцами.

— Неплохая, но нуждается в подкормке. При таком количестве света и тепла здесь можно выращивать все, что угодно, была бы вода. Что у него там? Латук, помидоры… как странно видеть на грядке помидоры в это время года. А вот что это, я не знаю.

— Баклажаны, — подсказал Уайлд. — Большие мясистые фиолетовые плоды. Разве вы не видели их выложенные грудами в Сан-Сильвестро? Можно фаршировать или просто печь на решетке. Очень вкусно. Уверен, Бенедетта вам их приготовит.

— А вон морковь и картошка, — указала Марджори на грядки. С этими скромными овощами она чувствовала себя на твердой почве. Аккуратные гряды, зеленые побеги трогали душу и вызывали воспоминания о том, как она маленькой девочкой помогала отцу и тогда была впервые заворожена тайной произрастания живых растений из, казалось бы, мертвой земли.

— Вы огородница, — догадался американец.

— А вы смотрите взглядом художника. Балуетесь?