Улица Райских Дев - Вуд Барбара. Страница 17
– По велению Амиры! – объяснила ей, улыбаясь, молодая женщина. – Но ты не волнуйся, к тебе наши правила не относятся – ты не мусульманка.
Но были ограничения, с которыми Элис пришлось примириться. Отсутствие бекона на завтрак – мусульмане не едят свинину. Пришлось ей отказаться и от спиртных напитков – вина за завтраком и бренди за обедом.
Все женщины в доме Рашидов говорили по-арабски и только иногда вспоминали, что Элис не знает языка.
Очень не нравилось Элис деление на мужскую и женскую половины дома. Ибрахим мог войти в любую комнату, но женщины, даже мать, должны были испрашивать разрешение посетить его на мужской половине.
Ну, и вопрос религии. Амира сообщила Элис, что в Каире много христианских церквей и она может выбрать любую. Но Элис не воспитывалась в религиозной атмосфере и посещала церковь только по большим праздникам. Когда Амира проявила интерес к религии невестки и стала задавать вопросы о разных видах христианства, Элис оказалась неспособной ответить на них. Она сравнила разные христианские церкви с различными мусульманскими сектами, но Амира возразила ей, что представители всех сект ходят в одну мечеть и читают одну Святую книгу – Коран. Элис даже не знала, признают ли все христианские церкви – протестанты, католики, православные – общие священные книги или нет.
Но все это не имело серьезного значения – она была принята в семье, как родная, все называли ее сестрой или кузиной. А когда родится ребенок, отношение к ней будет еще лучше.
На террасу вошел Ибрахим:
– Я тебя искал…
– А я вышла подышать свежим воздухом. Шампанское ударило мне в голову, – ответила она, любуясь мужем, – он был очень красив в вечернем костюме.
Ибрахим укутал ей плечи меховой накидкой.
– Здесь прохладно. Нужно поберечься – и не только тебе, вас ведь двое. – Он вложил ей в рот шоколадный трюфель с кремовой начинкой, а потом поцеловал, откусив половину конфеты. Он крепко обнял ее. – Ты счастлива, дорогая?
– Очень.
– Тоскуешь по дому?
– Нет. Ну, немножко.
– Мне жаль, что я не понравился твоему отцу.
– Это ведь не твоя вина, и я не могу во всем угождать отцу.
– Знаешь, Элис, а я всю жизнь стремился угодить отцу, но не преуспел в этом. Я тебе первой говорю об этом – я сознаю это как поражение.
– Ты не потерпел поражения, дорогой.
– Если бы ты знала моего отца, ты бы меня поняла. Он был знаменитым, могущественным, богатым.
Я вырос в его тени. Он никогда не говорил со мной ласково. Не потому, что он меня не любил, Элис, но люди его поколения считали, что проявлять любовь к ребенку – значит портить его. Я иногда думал, что отец со дня моего рождения относился ко мне как ко взрослому. А когда я действительно стал взрослым, я не сумел заслужить его одобрение. Вот почему, – сказал он, гладя ее щеку, – я хочу от тебя сына. Хочу дать внука моему отцу – этим я наконец завоюю право на его любовь.
Элис нежно поцеловала мужа, и они вернулись в дом, даже не взглянув на противоположный берег реки, – мильские рыбаки суетились там, словно что-то случилось.
ГЛАВА 7
– Ты счастливица, дорогая, – сказала Амира своей невестке. Они сидели на плоской крыше и рассматривали чаинки в чашке Амиры. – Кетта сказала, что сегодня самая удачная ночь для рождения ребенка. – Амира посмотрела на прорицательницу, которая сидела недалеко от них и изучала разложенные вокруг нее астрологические схемы, время от времени поглядывая на звездное небо.
– Я постараюсь использовать счастливую возможность, – улыбнулась Элис. Срок ее беременности уже превысил девять месяцев на неделю.
Нефисса, сидящая у деревца цветущей ярко-голубыми цветами вистерии в кадке, обменялась с Элис понимающим взглядом. Рождение ребенка в доме Рашидов всегда было связано с изучением звезд и другими магическими действиями, окутывавшими предстоящее событие мистической дымкой. Нефисса понимала, как это странно для Элис, – та рассказывала ей, что в Англии о предстоящих родах говорить не принято.
Все женщины дома Рашидов вышли на крышу, чтобы насладиться весенней ночью и услышать предсказания Кетты, – тетки и двоюродные сестры, замужние, незамужние и вдовы, множество родственниц, состоящих под покровительством главы семьи – Ибрахима.
Нефисса присматривала за двумя малышами, игравшими на коврике у ее ног – годовалой Камилией, дочерью Ибрахима, лишившейся матери в день своего рождения, и собственной дочкой Тахьей, которой исполнилось год и два месяца. Ее сына Омара его дяди взяли с собой в кино. Но мысли Нефиссы были далеко и от двух маленьких девочек, и от предстоящих родов ее невестки. Она думала о том, что приближается время назначенного свидания, поглядывала на часы, с трудом скрывая свое беспокойство.
Она должна была встретиться с английским лейтенантом во дворце принцессы, где им предстояло остаться наедине.
Женщины, собравшиеся на крыше дома Рашидов, пили чай с восточными сладостями и развлекали себя болтовней на арабском, а иногда, ради Элис, на английском языке. Элис нравилось звучание арабского, но она только начала изучать язык. Когда Кетта, показав на яркую звезду, сиявшую, словно маяк, между двух минаретов, сказала: «Это Ригель, очень благоприятное светило», Элис неуверенно пробормотала: «Аль хамду ль'илах…» Нефисса весело подмигнула ей, а другие женщины стали уверять, что она уже говорит по-арабски как египтянка.
Нефисса снова посмотрела на часы. Приближался миг счастья, и она готова была восторженно закричать, чтобы ее голос разнесся с крыши дома Рашидов по безмолвным ночным улицам. Но она боялась, что и на этот раз свидание не состоится, – после их разговора в карете все попытки были тщетны. Нефисса доверилась принцесса, но потом два раза лейтенант не мог прийти на намеченную встречу, один раз не могла Нефисса, а последний раз подвела принцесса – забыла распорядиться и обеспечить свободную комнату.
«Удастся ли сегодня? – думала Нефисса. – Отпустит ли его командир, не подведет ли снова принцесса?» Нефисса чувствовала, что она умрет, если не будет с ним, если не узнает его поцелуев, его ласк. Наконец, она встала и заявила:
– Ну, мне надо уходить.
– Куда? – Амира смотрела на дочь испытующим взглядом.
– К принцессе.
– Когда Элис вот-вот родит?
– Принцесса ждет меня.
– Я в порядке, – вмешалась Элис, посвященная в тайну романтического рандеву.
Амира недоумевала, почему ее дочь обязательно хочет уйти. Она воспитывала детей в послушании, и все-таки они были своевольны. Фатима, о которой ей теперь ничего не известно… После того как Али выгнал дочь из дому, Амира хотела разыскать ее через друзей и знакомых, но муж решительно этому воспротивился, и Амире пришлось повиноваться его воле.
– О! – воскликнула Элис, и все обернулись к ней. Она схватилась руками за живот и прошептала: – Кажется, началось…
– Хвала Богу, – прошептала Амира и повела невестку в дом. Кетта осталась на крыше, устремив взор к звездам.
Нефиссу встретил доверенный слуга принцессы, нубиец в белой галабее, красной куртке и красном тюрбане, и повел через анфилады роскошного дворца в центре Каира, который занимали принцесса Фаиза и ее муж. Во дворце, построенном во времена Оттоманской империи, в причудливом стиле – смеси персидской и мавританской архитектуры, – было двести комнат, и нубиец долго вел Нефиссу длинными коридорами. Проходя под мраморными арками, она слышала доносящиеся из покоев принцессы звуки венского вальса – Фаиза и ее муж принимали гостей.
Нубиец привел Нефиссу в часть дворца, где она раньше не бывала; он поднял бархатную занавеску, и они вошли в обширное помещение с фонтаном посредине. Очевидно, это некогда был гарем, давно не использующийся по назначению. Пол из темно-синего полированного мрамора создавал иллюзию поверхности спокойного моря – Нефиссе показалось, что в глубине его можно разглядеть рыбок. Она осторожно ступила на блестящую гладкую поверхность. Вдоль стен тянулись низкие диваны, покрытые бархатными и атласными покрывалами, с потолка на цепях свисали сотни медных зажженных светильников; потолок и мраморные арки были инкрустированы искусной мозаикой. На зарешеченных балкончиках над высокими окнами, доходящими до потолка, укрывался, наверное, повелитель-султан, любуясь прекрасными обитательницами своего гарема, подумала Нефисса. Она разглядывала настенную роспись– были изображены женщины, купающиеся в бассейне гарема – того самого, в котором находилась Нефисса. Десятки обнаженных женщин самых разнообразных типов, юные девочки и зрелые красавицы, некоторые в сладострастных позах, имели что-то общее, – художник придал выражение томной меланхолии всем лицам пленниц собственной красоты, запертых в клетке для услады мужчины. Были ли это портреты реальных женщин? – думала Нефисса, глядя на газельи глаза и роскошные тела затворниц. Тех, которые в стенах этого гарема жили, имели имена, мечтали о свободе, о любви к прекрасному юноше… На заднем плане Нефисса заметила изображение темнокожего мужчины в длинном одеянии, который спокойно смотрел на купальщиц, равнодушный к их завлекающей игре. Это не мог быть султан, фигура которого изображалась непременно в роскошных одеждах, крупным планом, в окружении его нимф. Кого изображал художник, рисуя эту мужскую фигуру?