Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Эрлер Ольга. Страница 10

Стояли чудесные прощальные дни лета — еще жарко, еще печет солнце, вовсю трещат под вечер цикады, но все же лету скоро конец, и утрами уже чувствуется слабое дуновение осени. Прекрасное время, когда жара радует, а не воспринимается как несчастье. Скорый уход в прошлое придавал этим теплым дням особую прелесть конца.

Таис ждала Александра. Она знала, что сегодня он появится в Приене, где его ждут и готовятся поздравить с победой. Александр… Красив, молод, силен, удачлив, умен, смел, добр, великодушен, романтичен, благороден, божественен. Порядок эпитетов может быть любым, а количество — бесконечным.

Таис, переполненная чувствами в предвкушении встречи, бродила по окрестным холмам и рощам. Опавшие дубовые листья шуршали под ногами и распугивали зверье; с пригорка, покрытого скользкой сухой травой, можно было съезжать на подошвах. Таис была в таком счастливом состоянии, когда хочется обнять весь мир и нести в него только добро и любовь. Ох уж эти состояния! Она любила эту долину, безоблачный небосвод, аромат высохших трав, облако пыли над дорогой, отряд всадников, бывший его причиной…

Наконец! Вытянувшись как струна, она стояла на косогоре и ждала. Александр заметил ее сразу и даже не узнал, а догадался, почувствовал, кто эта тоненькая девушка с удивительно ровной спиной, в коротком хитоне Артемиды.

Его голова была занята свершившимся и предстоящим. Роспуск флота — кого оставить? Конечно же, корабли ненадежных греческих союзников, так будет спокойней (слово «заложники» ему не нравилось). Как лучше распределить должности на завоеванной территории, не хитрят ли послы соседних городов, несущие ключи от них, ведь и милетский перс-наместник обманул его, поначалу обещая сдачу. Нечистой игры он не терпел и наказывал за нее. А наказывать надо без сомнений и промедлений. Иначе потеряешь уважение, никто тебя не будет воспринимать всерьез. Миловать можно потом, сначала же надо продемонстрировать свою силу. Галикарнас в Карии будет крепким орешком, крепость слывет неприступной, да и персидский главнокомандующий, грек Мемнон, не терял зря времени, укрепил все основательно. Разведка доложила.

И в то же время царь был доволен собой. Его радовали предстоящие осады и сражения. Это была его стихия, его жизненное пространство — именно та жизнь героя, о которой он мечтал с тех пор, как научился думать.

«Кто это на холме… Таис».

— Откуда ты здесь взялась?

— Примчалась на олене из этого лесочка, — пошутила девушка.

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя жду, — просто сказала она.

— А почему не в городе?

— В городе тебя многие ждут, а тут — я одна. Я принесла тебе поесть и напиться, а еще у меня маленький подарок…

Александр уступил ее находчивости и отпустил свое сопровождение, решив проделать остаток пути до города пешком, через холмы, поросшие кудрявыми рощицами.

Он позволил усадить себя в тень дуба. Его листва сухо и убаюкивающе шелестела, и Александр удивленно прислушался к этому шелесту. Таис дала ему медовые оладьи, кислое молоко. Откуда она знает, что он любит? Царь ел и с непониманием и возрастающим удивлением слушал ее речи о чудесном утре, стаде диковинных коз, встреченных ею по дороге, непривычных напевах пастушьей свирели. Таис застала его врасплох, сбила с толку, и он с некоторой задержкой настраивался на нее. «Странные все-таки женщины, кто их поймет?» — мельком пронеслось в голове. Да только сам он как раз любил все странное и непонятное.

— А вот мой маленький подарок, стихотворение про кузнечика. Не обессудь — неумело, но от души. — Таис прокашлялась и начала читать:

Она читала, поначалу смущаясь, отводя глаза, а закончив, облегченно улыбнулась. Александр же застыл с распахнутыми глазами, охваченный умилением. Какая война, какой Милет? Чудная тишина летнего полудня: слышно, как падают желуди и снуют жуки в траве.

— Что это? — Он изумленно улыбался.

— Я — дарю — тебе — эти — стихи…

Александр закрыл рукой лицо и рассмеялся, растроганный.

— Ты ненормальная… — проговорил он, усмехаясь и качая головой.

— Ты считаешь мою жизнь смешной?

Александр понял глубину вопроса. Он вспомнил, как увидел ее впервые на берегу маленькой бухточки, поющую и кувыркающуюся на волнах. И то, что первой мыслью его тогда было: я хочу знать, как она живет…

— Нет, что ты, нет, я не считаю ее смешной. — Он замотал головой.

— Я только хотела… Я думала, ты обрадуешься. — Таис опустила глаза.

И тут произошло что-то невероятное. Он порывисто прижал ее к себе и поцеловал так, что казалось, сознание покинуло ее. Таис застонала и как будто оказалась в другом мире, где было… блаженно. Так хорошо, что нет слов в человеческом языке, чтобы описать…

Александр легонько встряхнул ее за плечи. Он боялся встретить ее взгляд, когда она откроет глаза. Но когда она наконец подняла ресницы, улыбался… как всегда.

— Мне еще никто не дарил таких стихов, спасибо. Посвящали всякое про меня, хвалебное, но это все вранье, подхалимство, лесть. Не в счет. Спасибо, я очень рад, очень.

— Я бы радовала тебя и чаще, — пробормотала она, отрезвленная его улыбкой.

— Скажи мне, здесь действительно так красиво или мне кажется?

Таис снова пришлось отвечать. Он все спрашивал, и не оставалось времени подумать над тем, что сейчас произошло. Он же говорил, как ни в чем не бывало, и с каждой его репликой Таис отдалялась от этого странного происшествия — этого удивительного поцелуя. Как будто ее не целовали тысячи раз?! Она думала, что все знает, про поцелуи уж точно, оказывается, ничего не знает, ровным счетом ни-че-го.

Александр спрашивал о Приене, о пришедших из Афин письмах, о ее настроении и планах, а ей хотелось, чтобы он говорил о случившемся: может быть, успокоил ее смятение, может быть, подтвердил ее надежды. Но он не говорил об этом. И она подчинилась ему.

В воротах их, нет — его, уже поджидали «отцы города» с ключами и поздравлениями. И все пошло своим чередом. Украденное ею время закончилось. У Таис оставалось полдня, чтобы прийти в себя и снова обрести почву под ногами.

Вечером все встретились в Одеоне на концерте, потом пошли пировать и праздновать прямо на агору, где в портиках вокруг фонтана были расставлены столы и ложа. Было так много счастливых людей! Помимо приглашенных, вокруг толпился почти весь город, создавая атмосферу народного гулянья. О подарках и оригинальных поздравлениях подумала не одна Таис. Рапсодов сменяли акробаты, прыгавшие на одной руке, комические номера чередовались с танцами. Какой замечательный, насыщенный день, и как весело он завершался в атмосфере всеобщей гармонии и любви, как в одной большой и очень счастливой семье. Пусть бы этот день не кончался никогда. О, Афродита, он, наконец, ее поцеловал! Таис закрыла глаза и провела пальцами по губам; невероятно, чтобы он притворялся, так притворяться невозможно. О, если бы он чувствовал, воспринимал это так же, как она! Таис вздохнула тяжко и сладко и подняла глаза. Но что-то заставило ее стряхнуть томную рассеянность. Таис присмотрелась и перехватила тяжелый ледяной взгляд Гефестиона.

Как неожиданно выяснилось, Таис любила осень. Скорее всего, это объяснялось просто: прекращалась убийственная жара. Хотя, если пофантазировать, можно было найти более романтические причины. Деревья с усыхающими жесткими листьями пробуждали печаль о скоротечности и бренности жизни. Смерти не избежать, весна, конечно, настанет, но прежде всему предстоит умереть — деревьям, травам, цветам. Таис скользнула глазами по колючему гранатовому дереву. Листья его облетели, а оставшиеся неубранными плоды потрескались, и их клевали птицы. Рядом застыли кусты с серыми засохшими соцветиями, а одно-два уцелевших голубели и напоминали ей о том, как прекрасны они были в начале лета — свежи, ароматны, ярки. Да, они отцвели и увяли, а Таис цветет. Сейчас, в 21 год, она прекрасна и свежа, как никогда. Самое время жить, любить и быть счастливой. Да, именно так. Жизнь и любовь еще не делают ее полностью, безоговорочно счастливой. Если бы она была любима им, это сделало бы ее самой счастливой в ойкумене. Несомненно.