Кто-то должен умереть - Малышева Анна Витальевна. Страница 33
– А кстати, насчет купанья, – Борис будто не заметил ее извинений. – тут в двух шагах чудная речка. Дно песчаное, никаких ям, и вода самая парная. Не хочешь искупаться?
Она сперва радостно согласилась, но потом вспомнила, что у нее нет купальника. И тут же выругала себя за подобные детские мысли. «Ты только что твердо решила лечь с ним в постель, а теперь паникуешь из-за купальника! Ну и ханжа, голубушка! Будешь так ханжить – навеки останешься одна».
Борис плавал великолепно, а Мария с трудом держалась на воде, припоминая купленный когда-то абонемент в бассейн и свои глаза, покрасневшие от хлорированной воды. Единственное, что она умела делать толком, – это лежать на спине, слегка пошевеливая руками и пальцами ног. Так она и парила в тепловатой, медленно текущей воде, слушая отфыркивания Бориса, отплывшего дальше, вниз по течению. У нее было странное чувство, что она спит и все это снится – темный лес, светлеющее небо над ним, узкая, медленная река, прихотливо виляющая между низкими берегами. Они разделись на берегу – Борис первым показал пример, сбросив с себя всю одежду и с криком бросившись в воду. Она же медлила, стягивая через голову платье, расстегивая бюстгальтер, снимая туфли… Все было не так, совсем не так, как она думала, когда они шли к речке. Мария решила, что стоит им оказаться на берегу, как он тут же обнимет ее по-настоящему, усадит, затем уложит на траву, поцелует… От этих мыслей у нее слегка кружилась голова. Но все вышло так, как будто он был женат на ней много лет, и ее обнаженное тело успело ему надоесть. Он даже не взглянул на женщину, уплывая куда-то в серых сумерках. Мария вошла в воду, боязливо нащупывая пальцами ног песчаное дно, затем решилась окунуться и легла на спину. Ей было грустно, и она сама не знала, почему. Грусть наводил притихший лес, где время от времени вскрикивала какая-то ночная птица, теплая вода, светлеющее небо, женщине казалось, что она не нужна этому человеку, который шумно плескался где-то неподалеку и даже не окликнул, даже не взглянул на нее. Она вышла на берег, села на траву, пригладила мокрые волосы.
Борис появился, когда она уже натягивала платье. Ничуть не стесняясь наготы, он вышел на берег и подсел к Марии. Та глядела прямо перед собой.
– А вода чудесная, – объявил он. – Ты как – не замерзла?
– Нет, – сдавленно ответила она, придерживая на груди платье.
Тогда он сделал то, чего женщина ждала с самого начала, – обнял ее, осторожно уложил на спину и начал целовать ее мокрое, похолодевшее от купанья лицо. Она покорялась его ласкам, но сознание оставалось ясным, незамутненным, каким-то очень будничным. Мария закрыла глаза, обняла его, почувствовала тяжесть его тела и прокляла себя за то, что не может расслабиться и забыться. Она ждала, что Борис будет резким, может, даже немного грубым, и это очень вязалось бы с его брутальной внешностью. Но он ласкал ее так осторожно, будто дотрагивался до гранаты с выдернутой чекой – именно такое сравнение пришло ей в голову. И внезапно ей подумалось, что, может быть, и он сейчас думает о чем-то другом. Это ощущение было таким сильным, что внезапно она оттолкнула мужчину и резко села. Тот забеспокоился:
– Что не так?
– Ничего. Пропало настроение.
Он помолчал, потом встал и быстро оделся. Она, отвернувшись, натянула платье, нашла в траве разбросанные туфли. К дому шли молча, и Мария обдумывала, как ей теперь попасть в Москву. Такси тут не достанешь, просить отвезти – неловко после отказа… А ночевать в той развалюхе – об этом ей и думать не хотелось. Этот дом, притаившийся в тени старых деревьев, почему-то сразу внушил ей отвращение. С первого же взгляда.
Зато Борис, казалось, был не слишком обескуражен. В кухне он снова включил свет, заглянул в допотопный холодильник и поморщился:
– Конечно, потек. Все испортилось. Черт!
И захлопнул дверцу.
– Я не голодна, – отозвалась Мария.
– Зато я после купанья всегда хочу есть, – он достал сигарету, закурил и, присев на подоконник, в упор посмотрел на женщину: – Мы опять в ссоре?
– Нет.
– Ну и ну! Видимся в третий раз, и каждый раз дело кончается ничем… С кем что-то не так – со мной или с тобой?
Она только пожала плечами и сказала, что хочет спать. Борис озадачился. Он признался, что давно здесь не ночевал, так что насчет постельного белья… Оставив Марию одну, он отправился обследовать комнаты – в доме их было две, как сообщил он сам. Вернулся еще более озабоченный:
– Я нашел пару подушек и ватное одеяло. Все попахивает плесенью, так что… Уж и не знаю.
И тут она не выдержала. Забыв угрызения совести после ссоры, корзину с цветами, обед в бревенчатом ресторанчике, где она была так счастлива, женщина пожелала узнать, зачем ее сюда, в сущности, привезли? Искупаться в речке? Отлично, она искупалась. Заняться сексом на заплесневелом дедушкином тряпье? Она не поклонница экзотики!
– Ну-ну, – миролюбиво ответил он. – Я просто хотел показать тебе глухое местечко, сама рвалась на природу, в пампасы.
– Но не в такие!
– А какие ты хотела увидеть? Это обычный деревенский дом, нежилой, запущенный. Если бы я знал, что ты говоришь просто так, то вернулись бы в Москву, к тебе или… – он замялся, – ко мне. Нужно было прямо говорить, что тебе нужна ванная и чистое белье.
– Мне ничего не нужно!
– О господи, неужели все женщины на один лад? – задал он философский вопрос и выпустил облако дыма. – Почему ты не можешь это принять как экскурсию?
– Потому что … – у нее начиналась настоящая истерика, – мне завтра на работу!
– Туда попадешь вовремя.
Но Мария не выдержала – она уже плакала. Борис не утешал – он остался на своем месте, меланхолично докуривая сигарету. Наконец потушил ее и сказал, что они немедленно вернутся в город.
– Да! – сквозь рыдания ответила она.
– Ну так поехали. Стоит плакать из-за пустяков.
– Погоди, – она торопливо вытерла слезы и взглянула на него припухшими отчаянными глазами. – Я не понимаю тебя, потому и плачу. Не из-за подушек, не из-за умывальника… Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!
– Кажется, была возможность понять.
– Не сердись, – она с мольбой вглядывалась в его замкнутое лицо. – Ты ведешь себя так странно! Иногда мне кажется, что я тебе нравлюсь, иногда ты меня просто не замечаешь. Как будто я не женщина, а пустое место.
Он нервно взъерошил мокрые волосы:
– Черт возьми, первая сцена! А у нас еще ничего не было! Рановато!
– Это не сцена, это… – она не могла подобрать слов. – Я хочу знать – нравлюсь тебе или нет? Или тебе просто не с кем провести вечер? Там, на берегу, ты даже не взглянул на меня!
– Как это? По-моему, это ты меня отшвырнула, как мальчишку.
– Нет, прежде…
– Ну, прости, – ответил он в сердцах. – Ты придумала себе какой-то сценарий, а когда что-то не клеится, начинаешь устраивать истерики. Я живой человек, а не биоробот. Или принимай меня таким, какой я есть, или давай больше не встречаться.
И, подумав, неожиданно уточнил:
– Чего бы очень не хотелось.
Мария вскочила и вынула у него окурок, тщательно загасила в стакане. А потом положила руки ему на плечи. Его лицо слегка подергивалось – женщина впервые приметила этот маленький нервный тик в углу рта – будто там под кожей копошился крохотный червячок.
– Мне тоже не хочется тебя терять, – тихо сказала она, стараясь встретить его ускользающий обиженный взгляд. – Я не истеричка, не думай. Просто у меня уже давно… Никого не было. И я боюсь, как в первый раз, хочется какой-то романтики… Я дура, да?
– Тут кто-то, кажется, хотел в Москву? – совершенно равнодушно спросил мужчина, по всей видимости, разглядывая умывальник.
– Нет.
– Если нужно – машина готова.
– Нет, я хочу остаться.
– На заплесневелых подушках?
– Хоть на полу.
– Тут водятся крысы, – припугнул ее Борис. В его голосе уже звучала улыбка, и Мария обрадовалась, как будто услышала невесть что приятное.
– Пускай водятся! – воскликнула она. – Ну, посмотри на меня! Не сердись… Только будь немного… Снисходительней. Я отвыкла от мужчин, совсем одичала. Долго жила одна, понимаешь? Не умею общаться… Забыла, как это делается…