Кто-то должен умереть - Малышева Анна Витальевна. Страница 52

Родители Антона очень обрадовались гостям. Настя сразу ощутила их давно знакомыми, на удивление похожими друг на друга людьми. Если бы ее не предупредили, она бы решила, что перед нею брат и сестра.

– Настенька?

Это спросила женщина средних лет, с очень веселыми, легкомысленными глазами, как бы подернутыми голубой дымкой. Руки у нее были в земле и сильно загрубели. Настя подтвердила – это она и есть. И немедленно извинилась, что на время устроилась у них в Новогиреево.

Эти слова вызвали бурю эмоций. И мать, и подбежавший за ней отец Антона – очень на него похожий, тоже в очках, которых, впрочем, никогда не снимал, разом заговорили, что ничего такого в этом нет, у любого человека могут быть неприятности, и вообще – они гостям рады.

– Это ты что нарассказал? – тихонько поинтересовалась Настя, ползая по грядкам вместе с парнем. – Какие у меня неприятности?

– Да не обращай внимания.

– Надеюсь, ты не сказал, что я бездомная?

– Нет. Сказал, что у тебя внутренние искания. Маме понравилось – она, кажется, вдарилась в буддизм. Самостоятельно, слава богу, – просто книжки читает. Она ужасно радуется, когда у кого-то внутренние искания. А вот у меня их нет – она все ждет, когда у меня на лбу вскочит третий глаз.

Антон окунул палец в жидкую грязь, разлившуюся после полива, и наугад обозначил на лбу то место, где он должен был вторично прозреть. Вид у него был суровый, и Настя снова не вынесла – рассмеялась:

– Да, теперь ты выглядишь значительно просветленней.

– И зрю, – загробным голос сказал тот, – что ты, девица, есть хочешь.

Настя бросила тяпку и вытерла у него со лба пятно:

– Не зри. Разгрузил бы лучше машину. Продукты ведь там!

Обед прошел на удивление весело – а она почему-то думала, что ее начнут о чем-то расспрашивать и уж во всяком случае – испытывать на роль будущей невестки. Девушка уже привыкла к этому – и потому то и дело порывалась помочь на кухне. Мать Антона ласково усаживала ее обратно:

– Справлюсь. Не полк кормлю.

Когда-то она была врачом при военчасти и с тех пор тепло относилась к «солдатикам» и оперировала исключительно большими числами. Отец Антона насаживал на вилку макароны и провозглашал:

– Сегодня есть можно.

Настя пыталась не смеяться – но эта странноватая семья производила на нее все более приятное впечатление. После обеда она все-таки вырвала у матери Антона стопку грязной посуды и вымыла ее в ледяной воде. Простились короткими приятелями. Ее снова приглашали в гости – и, конечно, не в качестве рабочей силы.

– Милые у тебя родители, – сказала она парню по пути в Москву.

– А какие они еще должны быть? – ровно отозвался тот.

После обеда в ресторане Настя обзвонила прежних знакомых на тех местах, где работала раньше. Кто давно уволился, кто был в отпуске. Нашлось несколько вариантов, но они ее не устроили. Перед глазами стояли цены в меню – и Настя вдруг с особой отчетливостью осознала, что до сих пор напрасно растрачивала время и свои профессиональные навыки.

«А ведь ее муж, – она имела в виду Марию, – наверняка знает места получше. Почему бы с ним не связаться?»

Она впервые позвонила Марии сама – теперь у нее появился ее номер. Та откликнулась сразу, и Настя задумалась – зачем ей вообще мобильный телефон, когда она все время сидит дома?

– Знаешь, мне кажется, что каникулы кончаются, – сказала Настя. – Пора бы устроиться на работу.

– Твой парень…

Девушка резко возразила:

– Я говорила – он не мой парень. Он мой друг.

«Ну да, – подумала Мария. – А ты уже сколько времени живешь с ним. Кому ты врешь?»

На самом деле она бы отлично могла поставить себя на место девушки, которая живет в одной квартире с мужчиной, не вступая с ним в близкие отношения. Борис уже другой день был хмур и весьма неразговорчив. Мария паниковала – правда, про себя. Она полагала, что причина в том, что она опять пыталась нажать запретную педаль и заговорить о ремонте. Это было в том самом ресторане, где они сидели втроем. Настя была непринужденно-весела, муж тоже. И лишь она выглядела придирчивой занудой, мешавшей их обоюдному легкомысленному веселью.

«Почему одним все, другим – ничего? – задавала она себе извечный вопрос и так же извечно отвечала на него неверно. – Потому что одни все умеют переврать и посмеяться, другие ищут справедливости… Хотят все рассчитать… И их выставляют занудами и дураками. А я ведь добра хочу!»

– Неужели в Москве нет вакансий? – спросила она. – Не может быть.

– Есть, но… У меня никогда не было знакомых, которые помогли бы получить хорошую зарплату. Маша, твой муж, он не мог бы… У него нет…

Мария разом поняла и рассердилась:

– Секретарям везде платят одинаково.

«Я тоже! – кричало что-то в ней, но голос был слышен слабо, как сквозь слой ваты. – Тоже хочу работать, и зарабатывать, и не зависеть ни от кого на свете! И какого черта, почему я должна искать тебе работу!»

– Нет, не везде, – возразила Настя, не уловившая в этом голосе агрессии. – Знаешь, я столько мест переменила, и разница в зарплате была иногда раза в три… Так вот и подумала – он же владелец частной фирмы. Если ему самому не нужны кадры, так, может, кому-то…

Мария отключила вызов и вдруг опомнилась. Она стояла с телефоном в руке, бессмысленно глядя на него остановившимся взглядом, и спрашивала себя – как могла дойти до подобного невежества? И почему? Позвонила девушка, попросила совета… И девушка эта – бескорыстно – некогда проводила ее, невменяемую, до дома. Причем из последующих простодушных ответов Насти она уяснила, что та очень боялась – Мария живет далеко.

«Но ведь она не бросила меня? Нет. За что же я сейчас так…»

«Ненавижу». Слово обжигало и казалось сущей ложью, клеветой на саму себя, на всю жизнь, прожитую по правилам, заученным с детства. «Завидую?» Мария стиснула виски и снова набрала номер Насти:

– Прости. Связь…

– Бывает, – простодушно ответила та. – Нет, если есть какие-то проблемы – не волнуйся, я и сама разберусь. Просто неловко так жить. Я не привыкла, да и профессия есть, а родители у Антоши уже не молоденькие… Я даже килограмма картошки не купила. Если бы еще я одна тут была, но собака…

– Собака? – Мария вдруг вспомнила. – Правильно – та самая, из кафе? Котик?

– Владик. Но, знаешь, он забыл это имя. И вообще почему-то в последнее время стал таким тихим, – голос Насти слегка просел, как снег под мартовским солнцем. – Я боюсь, что он болен или просто стар, но как отвести к ветеринару? Тоже нужны деньги, а у меня…

– Я поговорю с мужем, – твердо ответила Мария. – Вечером перезвоню. Ничего, если поздно?

Та засмеялась:

– Никакой разницы. Вы все еще ходите по ресторанам?

– Он – да.

– А ты?

– Нет.

– Значит, вы все еще не договорились? – расстроилась девушка. – Но это ничего.

– Спасибо на добром слове, – Мария наблюдала, как по косяку пытается взобраться слабая, с переломанными крыльями муха. Нынче утром она заметила ее на кухне и пришибла. Муха выжила. И теперь отравляла ей жизнь, ворочаясь и жужжа на полу, как неотвязная, противная мысль о том, что ей никак не удается переделать человека, которого она выбрала. Это было отвратительно – как будто она купила туфли, дорогие, красивые, но тесные, в надежде, что сумеет их растянуть с помощью распорок и пластырей на стертых ногах, но с каждым днем все больше убеждалась, что туфли даже не собираются сдаваться, просто-напросто не подходят ей по размеру, и все, что она может от них получить, – это кровь, боль, нервный сон, и еще – красивый внешний вид. Да еще гарантийный талон, оформленный в виде свидетельства о браке. Хорошую мину при плохой игре.

– Знаешь, ты напрасно пытаешься заставить его продать дачу, – неожиданно сказала Настя. Она высказала ту самую мысль, которая уже давно мучила ее собеседницу. – Другой выход лучше.

– Который? – вымученно-весело ответила та. – Развод?