Под парусом надежды - Колочкова Вера Александровна. Страница 32

– И… что? – моргнул Кирилл как-то очень уж обиженно и даже губы надул, как незаслуженно наказанный родительский баловень. – При чем тут любовь-нелюбовь? Надо теперь с отцом обязательно ругаться, что ли? Прямо детский сад какой-то… Мы с тобой сюда вообще-то работать пришли, ты не забыла? Потом бы разобрались с любовью… В другое время…

– Пусти, Кирилл. Некогда мне. Пусти, слышишь?

– А куда ты сейчас?

– Да не твое дело куда! – сердито вырвала руку из его цепких пальцев Кира. – И вообще… Ты не понял, что я тебе сейчас сказала? Я не люблю тебя, Кирилл! Дай пройти!

– Ой, да иди! Пожалуйста! Ради бога! Иди, ешь и пей это свое «не люблю», намазывай его на хлеб вместо масла! Подумаешь, не любит она… Чего-то не припомню я, чтоб ты в этой самой любви мне хоть раз отказала!

– Прости меня, Кирилл… Прости. Я ведь и сама думала, что любовь – это… это именно то, что у нас с тобой было…

Он еще что-то проговорил ей вслед сердитым голосом – обидное, наверно. Кира уже не разобрала. Не до того ей было. Из-за угла улицы вынырнула нужная ей маршрутка, и она резво побежала через газон к проезжей части, отчаянно замахала руками, голосуя. Повезло. Через полчаса уже дома будет, если без пробок доедет. А пока… Чтобы времени не терять, надо на мобильный Стасу звонить! И правда – почему она сразу этого не сделала? Стояла, отношения с Кириллом выясняла, идиотка… Тоже нашла время!

Телефон Стаса в мобильной памяти нашелся быстро. Да и то – звонил-то он ей всего два дня назад! Господи, неужели и впрямь всего два дня прошло? А кажется – полжизни…

Гудки в трубке запели длинно и обнадеживающе, и даже не выскочил из нее равнодушный голос, всегда противно-одинаково сообщающий о всяких нехороших казусах при попытке мобильного соединения двух абонентов. И вот даже соединение желанное уже произошло! Только странное какое-то. Голос в трубке был совсем не Стасов. Женский был голос. И до боли знакомый…

– Мама? Мама, это ты? – на всякий случай уточнила Кира. – А… почему ты…

– А потому! Надоел – звонит и звонит!

– Кто звонит?

– Господи, Кира… Да телефон звонит, что тут непонятного-то? Этот человек на кухонном столе свой телефон оставил! А я тут сижу чай пью… Раздражает же… Я и так перенервничала, а тут еще звонки эти…

– Стас забыл взять телефон? – с тихим ужасом переспросила Кира. – А… А как же мы теперь…

– Что значит – мы? Кого ты имеешь в виду под этим местоимением «мы»? Да еще с таким придыханием его произносишь, смотри-ка…

– Ой, да с каким придыханием, мама! – вдруг рассердилась на мать Кира. Видимо, сильно рассердилась, потому что сидящая рядом женщина повернула к ней голову и взглянула с некоторой опаской. – И вообще, хватит уже! – продолжила она в том же сердитом духе, одновременно виновато улыбаясь женщине. – Я понимаю, конечно, ты испугалась и все такое… Зачем ты его выгнала-то? Нельзя было сначала мне перезвонить?

– А кто это, Кира? Кто он, этот Стас? – уже тише, без прежней истерики в голосе переспросила мама. – Ты мне раньше никогда про него не говорила… Да еще и с ребенком… Что я должна была подумать, Кира?

– Ладно… Я сейчас приеду…

По ее слезной просьбе водитель остановил маршрутку прямо напротив дома, в совсем не положенном для выхода пассажиров месте, и снова она бегом припустила через газон, так же бегом – под арку, через залитый утренним еще солнцем двор… Правда, во дворе пришлось затормозить резко и оглядеть цепким взглядом все лавочки: а вдруг Стас с Егоркой сидят где-нибудь поблизости, послушно ждут ее возвращения?… Никто ее не ждал конечно же. Торопливо простучав каблучками босоножек по ступенькам, она поднялась к себе на этаж, ткнула пальцем в кнопку звонка…

– Где? – совсем невежливо, совсем по-дурацки прозвучал ее резкий вопрос, будто камнем брошенный в показавшееся в открытой двери материнское лицо.

– Что – где? – опешила мама, давая ей дорогу.

– Телефон, говорю, где? – еще больше злясь, повторила Кира и протопала прямо в босоножках через коридор и завертелась по кухне, заполошно рыская глазами.

– Ты что? Совсем обалдела, дочь? – тихо, испуганно, почти шепотом проговорила мама, глядя на нее расширенными круглыми глазами. – Что с тобой случилось, Кира? Ты никогда раньше не вела себя со мной так… вызывающе! Что здесь произошло, пока меня не было?

– Да? Ну, прости… Я потом все объясню, ладно? Сейчас не могу. Сейчас мне бежать надо. Где мои старые кроссовки, мам? И джинсы? И телефон? Где, где телефон-то?

– Да вот он, на столе лежит… А все-таки кто он, этот Стас? Ты же и правда ничего мне о нем не говорила! А Кирилл… Он про этого Стаса хоть что-нибудь знает? И вообще… Он с ним знаком? Или… О господи, Кира… Куда ты? Остановись! Давай поговорим!

Испуганные мамины вопросы так и остались висеть в воздухе, там, на лестничной площадке, и все отдавались гулким эхом в голове, пока Кира, перепрыгивая через две ступеньки, вихрем не скатилась на первый этаж и не открыла железную дверь подъезда. А выйдя, остановилась. Куда идти-то?

Если б знать, в какую хоть сторону… Не знает же! Прямо хоть садись на скамейку и плачь…

Однако такой вариант поведения для решительной девушки Киры Воротынцевой совсем был не характерен. Может, кому-то он и подходил, конечно, но Кира Воротынцева им никогда не пользовалась. Говорят, по реакции на стресс все мы разделяемся на бойцов, беглецов и простодушных. Боец – тот, который сразу начинает стратегию с тактикой разрабатывать да плацдармы для решительных действий готовить. А разработав и подготовив, начинает шашкой рубать направо и налево. Беглец – тот, наоборот, ничем таким голову себе не морочит. Он сразу на спринтерскую дистанцию норовит выскочить, чтоб убежать, чтоб вынести себя, драгоценного, из плохой ситуации в целости и сохранности. А простодушный – он присаживается на скамеечку и сидит, и плачет, и ждет, когда кто-то там добрый наверху его слезы увидит да сам по себе все уладит потихоньку…

Кира Воротынцева, если уж следовать этой придуманной кем-то градации, была из отряда бойцов. Потому коварное желание просто заплакать она тут же от себя отбросила. Правда, на скамеечку все-таки присела, но для того только, чтобы с мыслями собраться. И разработать стратегию с тактикой. И подготовить плацдарм для решительных действий. Итак. Первое. Что мы имеем в авангарде? В авангарде мы имеем телефон, забытый Стасом на кухонном столе. Может, кому-то из друзей его позвонить? А вдруг еще хуже сделаешь? Кто знает, кто там ему друг, а кто враг? Вон там, в памяти мобильной, народу сколько… И Андрей какой-то есть, и Саша, и Павел Петрович… На них же не помечено, кем они Стасу приходятся… А может, надо просто посидеть на этой скамеечке и тупо подождать, когда Стас вернется за своим телефоном? А если не вернется? Нет, не вариант… Думай, Кира Воротынцева, думай… Соберись и еще раз думай… Фамилию ты его знаешь? Знаешь. Это уже хорошо. Где живет – понятия не имеешь? Да, не имеешь. Это плохо. Правда, он говорил – у мамы, где-то за городом… Так. А где он работает? Стоп! Где он работает – ты знаешь! В ресторане «Альбатрос» он работает! В центре! А если он там работает, то и анкетные данные его там имеются! И адрес! И телефон домашний…

Подскочив со скамейки, она пошла было на автобусную остановку, но потом передумала. Лучше машину поймать. Так быстрее получится. В том, что надо торопиться, Кира почему-то не сомневалась. Росла и росла в груди противная дрожащая тревога, и она даже подпрыгивать начала нетерпеливо, сидя в стареньком раздолбанном жигуленке, подрулившем к ней сразу же, как только она сошла с кромки тротуара и подняла руку.

– Мы что, торопимся? – полуобернулся к ней молодой совсем парнишка-водитель.

– Да! Очень торопимся! – жалобно проговорила Кира. – Давай как-нибудь дворами, что ль… Смотри, какая тут пробка образовалась…

– Сейчас изладим… – с готовностью отозвался парнишка, ныряя в пыльный переулок. – Я вчера вот тут хорошо проехал, прямо по стройке… Потом как раз в центр и выедем! Тебе прямо к «Альбатросу» подрулить или пешком немножко пробежишь?