Аврора - Бенцони Жюльетта. Страница 68

— Нет, он еще в Венеции. Приказ отдала Ее королевское высочество Анна София... Кстати, она сопроводила свой приказ письмом для вас. — И он протянул Авроре письмо, на котором она поспешила сломать печать. Тест был краткий и оттого еще более тревожный:

«Мне стало известно, дорогое мое дитя, что граф Флеминг завтра помчится к вам с намерением отнять у вас ребенка, чье существование, по его мнению, приносит вред моему новорожденному внуку. Посему я спешу отправить к вам Бехлинга с точной инструкцией: переправить малыша Морица в безопасное место... Можете смело доверить сына ему, иначе, боюсь, не миновать беды. Поторопитесь! Ведь он мой внук... Анна София».

Передав письмо Амалии, молодая мать, стараясь казаться спокойной, спросила:

— Какая у вас фора перед... неприятелем?

— Я опережаю его на двенадцать часов. Я умчался, когда на этой бумаге еще не высохли чернила, только схватил необходимые вещи и тут же приказал запрягать. Но с этими негодными дорогами, да еще в такое ненастье ничего нельзя знать наверняка: возможно, он еще больше отстал, а возможно, наоборот, опасно сократил разрыв... В общем, главное — не медлить.

— Я сейчас же распоряжусь! А вы пока что приходите в себя. Предоставьте герру канцлеру все необходимое, — обратилась она к Амалии. — А я пока соберу вещи. Естественно, я еду с вами.

Бехлинг подскочил так резво, словно забыл о своем ревматизме, обострившемся в связи с сырой погодой.

— Ни в коем случае! Государыня была неумолима: только младенец и кормилица! Против вас Флеминг ничего не предпримет: за это он может дорого поплатиться. А ребенок... С такой крохой может случиться все, что угодно. Нет уж, поверьте, лучше вам встретить Флеминга самой!

— Куда же вы его отвезете?

— Ее королевское высочество курфюрстина назвала Гамбург.

— Можете быть уверены, новый канцлер тоже так рассудит!

— Так-то оно так, но не забывайте, что Гамбург — вольный город, он вправе предоставлять убежище, и это подкреплено суровыми законами, нарушить которые он не посмеет.

— Как же так?! — Аврора была готова расплакаться. — Нельзя же оставить его с одной кормилицей на чужбине, без всякой защиты!

— Я поеду! — вызвалась Амалия.

— Прошу меня простить, графиня, но вам тоже нельзя. Вам надо остаться здесь и поддержать сестру. К тому же отсутствие вашей кареты в конюшне будет весьма показательным фактом... Ведь всем известно, что вы здесь!

— Тогда кто?

— Я!

Перед бывшим канцлером выросла Ульрика, появления которой никто не заметил.

— Я! — повторила она с неожиданной властностью в голосе. — Я растила детей Кенигсмарков и этого выращу. Это ведь тоже Кенигсмарк, можете не сомневаться. Да и в Гамбурге я чувствую себя как дома, не хуже обеих графинь.

Аврора больше не колебалась. Решение проблемы было, без всякого сомнения, найдено. После отъезда Флеминга никто не помешает ей приехать к своему малышу в дом на берегу озера Бинненальстер...

— Ты права, Ульрика! Не будем терять времени.

Пока старуха собирала в кожаные сумки принадлежности малыша, Аврора давала наставления его кормилице, что оказалось более сложной задачей, чем она могла предположить: Иоганна никогда не бывала за пределами родного Гослара и считала весь остальной мир гибельной пропастью. Она пребывала в убеждении, что стоит ей покинуть владения Винкеля — и ее душу ждет геенна огненная.

— Зачем тогда было предлагать свое молоко для родовитого младенца? Пока он не будет отнят от твоей груди, ты не должна от него отходить: куда он, туда и ты!

— А как же мой муж, ребенок, родня?..

— Никуда они не денутся! А вот если ты откажешься от места, то они это вряд ли одобрят! Хватит стонать, собирайся! Я сама все расскажу твоим родственникам. С тобой будет Ульрика, а скоро к вам присоединюсь и я.

Покончив с этими увещеваниями, Аврора стала собираться с духом, готовясь к душераздирающему моменту прощания. Не вняв мольбам Амалии не будить малыша, она вынула его из колыбели и прижала к себе, осыпая поцелуями его личико и пальчики. Мальчик даже во сне довольно закряхтел.

— Аврора! — затормошила ее Амалия. — Надо торопиться! Вспомни, какая опасность грозит ему при промедлении!

— Знаю, знаю... Просто это оказалось слишком тяжело...

В глазах у нее стояли слезы. Пришлось Ульрике отнять у нее младенца, чтобы потеплее укутать, после чего колыбель отнесли в карету, стоявшую в саду. Мать порывалась нести его сама, чтобы дольше чувствовать исходившее от него упоительное тепло. Расцеловав сына напоследок, она сама его уложила, вызвав этим его возмущенный крик.

— Что я говорила?! — всполошилась Амалия. — Так его услышат в ратуше!

Ульрика, забравшаяся в глубину кареты, прижала крикуна к своей уютной груди и закрыла своим черным платком, заставив умолкнуть. Иоганна уселась рядом с колыбелью. Дело было за Бехлингом.

Тот, ожив после торопливого, но сытного угощения, уже поставил сапог на подножку кареты, когда Аврора схватила его за рукав.

— Даже не знаю, как вас благодарить! — С этими словами она чмокнула старика в щеку, заставив его зардеться от удовольствия. — Я в вечном долгу перед вами и перед Ее королевским высочеством. Обязательно передайте ей мои слова. Буду молить Бога, чтобы Он вас берег и чтобы все обошлось благополучно! Главное, чтобы путешествие было не слишком утомительным.

Она помогла ему забраться в карету, где он упал на подушки рядом с Ульрикой.

— Я и так уже утомлен, милое дитя. Я, знаете ли, вовсе не герой, но как же мне хочется провести молодого нахала Флеминга, этого мальчишку, в отсутствие государя возомнившего о себе невесть что! Это возвращает волю к жизни!

Дверцы захлопнулись, кучер осторожно выехал из сада и погнал лошадей к южным воротам города, чтобы потом описать полукруг и выехать на дорогу, ведущую в Вольфенбюттель и Брауншвейг, в другое княжество, куда саксонцы уже не могли дотянуться со своими кознями. Во всяком случае, карта подсказывала именно такой маневр. Дальнейший путь до Гамбурга не должен был представлять проблем.

Прошло уже четверть часа с тех пор, как карета скрылась из виду, а Аврора по-прежнему стояла на пороге: ей казалось, что она еще различает стук конских копыт и скрип колес... Она продрогла до костей, в душе ее поселился ужас, что теперь она не увидит своего ненаглядного сыночка очень долго, а то и вообще никогда... В горле застрял до отвращения знакомый горький ком — страх нескончаемой тревоги.

Амалия накинула ей на плечи толстый шерстяной платок.

— Не стой так, превратишься в сосульку!

— Мне кажется, что очень многие желают моей смерти.

— Думай, что говоришь! Надеюсь, на самом деле ты рассуждаешь иначе, а то я и многие преданные тебе люди сочтем себя оскорбленными. Теперь ты — мать прелестного малыша...

— ...которого у меня только что отняли!

— Исключительно для того, чтобы вернуть его тебе живым и здоровым! Или ты предпочла бы отдать его Флемингу? Тебе отлично известно, что в наших родовитых семьях мальчиков совсем недолго прячут под женскими юбками. Они должны с ранних лет приобщаться к мужскому ремеслу. К примеру, мои сыновья! Хорошо, если я вижу их хотя бы пару раз в год...

Пришла очередь Авроры обнимать и утешать сестру.

— Прости мне мой эгоизм. Это у меня с непривычки. Идем, пора готовиться к появлению захватчика.

Первой ее мыслью было изобразить все так, словно никакого ребенка в этом доме вообще не бывало, но, подумав, она пришла к другому решению и отдала соответствующие распоряжения слугам. Наступила ночь, сгустился туман, ударил мороз — и тут подкатила вторая карета в сопровождении четырех верховых. Взглянув на часы, Аврора поняла, что Флеминг сократил свое отставание от Бехлинга всего на пару часов и что беглецы к этому времени должны были добраться по крайней мере до Вольфенбюттеля, католического княжества, где уже можно было передохнуть. Она успокоилась и приготовилась уверенно сыграть отрепетированную роль.

Флеминг, властно ударивший в дверь кулаком, вырос на пороге гостевого зала в высоких сапогах и треуголке. По обеим сторонам от камина смирно сидели две женщины — безутешные, комкающие носовые платки. Они даже не повернулись при его появлении. Флеминг кашлянул, но внимания не добился.