Мужья и любовники - Харрис Рут. Страница 95

– А я считаю, что надо, – почти что взревел Клиффорд. Кончилось дело тем, что он уволил этого работника. – Вы счетовод и всегда им останетесь, – бушевал он. – А я – гений и всегда буду гением!

Клиффорд поступил по-своему и подписал документы на покупку ста пятидесяти акров земли во Флинте под строительство фабрики. Через шесть месяцев, как и предсказывал «счетовод», платить по накладным было нечем. Ему пришлось продать за бесценок бумажную фабрику, но еще через восемь месяцев, когда во Флинте случился пожар, выяснилось, что Клиффорд не подписал договор на страховку.

– Это моя вина, – сказал он Элиссе. Подобно тому, как все успехи он приписывал только себе самому, за неудачу он тоже готов был нести полную ответственность. – Все это моя вина.

– При чем тут ты? Ведь загорелся подземный склад с горючим. Все началось с короткого замыкания, – Элисса не могла понять, почему муж так настаивает на своей вине, не знала, чем помочь ему. Она еще не понимала, что он вообще нуждается в помощи. – Так сказали в пожарной команде. Ты тут ни при чем.

– При чем, при чем, – нетерпеливо прервал ее Клиффорд. – Если бы я там был, ничего бы не произошло.

– Но ты ведь не Бог, – Элисса отчаянно пыталась пробиться к разуму Клиффорда. – Этот пожар никто не мог предотвратить.

Кирк, который в это время находился за тысячу миль от дома, в Принстоне, так ничего и не узнал об этом случае.

Если бы Клиффорд был игроком, он мог бы перестать ходить в казино, если бы был алкоголиком, мог бы бросить пить. Но он был бизнесменом, и перестать ходить на работу он не мог.

Когда Кирк учился на третьем курсе, Клиффорд по-прежнему каждый день появлялся в своем рабочем кабинете, но это был уже другой Клиффорд. Исчезла его решительность, а с нею и остроумные решения многочисленных проблем, живость, даже болтливость; прошли и неожиданные вспышки ярости. Теперь он был уныл и подавлен. Он не мог забыть о пожаре во Флинте, казнил себя за то, что не оформил страховку, и боялся заключать даже обычные коммерческие сделки. Он начал поговаривать о самоубийстве, но всерьез это никто не воспринимал.

Карбонат лития, который, скорее всего, мог помочь Клиффорду, был изобретен безвестным до того австрийским психиатром в 1949 году. И лишь через двадцать лет фармацевтическое ведомство рекомендовало препарат для лечения пациентов, страдающих душевной депрессией. Но для Клиффорда это было уже слишком поздно: он покончил с собой, не справившись с болезнью.

– Воскресить отца я не могу, – говорил он Бонни, когда был уже готов принять решение, – но могу попытаться вернуть к жизни его дело. Это самое большее, что я могу сделать для папы, а также для матери и брата.

Бонни, чьи родители посвятили себя уходу за другими людьми, была до слез тронута самоотверженностью Кирка.

– Я так горжусь тобой, – говорила она. – Ты напоминаешь мне родителей. Вот уж не думала, что встречу кого-нибудь, похожего на них.

– Ты должен сделать это, – со слезами на глазах умоляла его мать. – Для меня. Для брата. Для отца.

Кирк убедил себя, что, если он вернет к жизни компанию, может быть, семья снова заживет счастливо.

Кирк не последовал совету Билла. Когда ему исполнился двадцать один год, его назначили президентом «Дирборн Пейпер энд Принтинг» и он целиком отдался делу возрождения этой компании. Он лично встречался с клиентами, излагал им свои соображения о развитии компании. Он отказался от сомнительных проектов и вложил дополнительные средства в перспективные программы. Он вновь сосредоточился на полиграфической промышленности, привлекая заказчиков и укрепляя связи с надежными клиентами.

– И как это у тебя получается? – спрашивала Элисса, восхищенная его работой. Она никогда не сомневалась в способностях сына, но такого успеха не ожидала.

– Не забывай, я работал с папой с четырнадцати лет. Так что компания для меня – знакомое дело, – в его словах была уверенность, которую он на самом деле не испытывал. Впрочем, это со временем пройдет. Играя роль, убеждался он, быстро в нее вживаешься.

– Бонни, я люблю тебя. Когда я сделал тебе предложение, ты велела мне еще раз подумать, – говорил ей Кирк в. начале 1955 года. Они гуляли вдоль озера, обдуваемые свежим весенним ветерком.

Получив от Кирка письмо из Принстона, Бонни была весьма удивлена. Потом письма стали приходить регулярно. Кирк приехал к ней на День благодарения, а на Рождество познакомился с ее родителями. Она-то думала, что больше никогда его не увидит, что богатые и утонченные университетские девушки быстро заставят его забыть о ней. Закончив школу медсестер, Бонни вернулась в Чикаго, к родителям, и поступила на работу в больницу. Теперь, когда Кирк жил в Гросс-Пуанте, он приезжал к ней на выходные. Большинство из его университетских однокашников уже переженились, и Кирк Арнольд не хотел быть исключением.

– Больше я ни о чем не хочу думать, – сказал он, обнимая Бонни за талию. – Прошу: выходи за меня замуж.

– Нет, ты говоришь это серьезно? – Бонни не могла поверить его словам – ведь она ему явно не пара.

– Ну, разумеется, серьезно. – Это были не просто слова. Он познакомился с ней в тяжелый момент своей жизни, и она помогла ему пережить беду, сделала для него столько, сколько не сделали ни мать, ни брат. Человека более близкого по духу, чем она, у него не было. Он по-настоящему любил ее. Бонни была совсем не похожа на других его знакомых – в ней не было ничего искусственного. После смерти отца Кирк совершенно переменился – он повзрослел, стал серьезнее, понял, какая это хрупкая штука – жизнь и как непрочно в этой жизни счастье. И все, что он научился теперь ценить, воплощалось в Бонни. Он знал, что любил в ней, и знал, почему хочет на ней жениться. – Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы были вместе.

Она глубоко-глубоко вздохнула:

– И я люблю тебя, Кирк. Давай поженимся.

Он снял с себя оранжево-черный шарф с принстонской эмблемой и, издав вопль радости, который заставил прохожих оглянуться, накинул его на Бонни и притянул ее к себе.

– Ты теперь всегда будешь моей, – сказал он, тесно прижимаясь к ее щеке. – Всегда.

Когда отец Бонни обвенчал их в том же году, все ее страхи о неравенстве в социальном положении быстро исчезли. Бог и любовь соединили юношу из богатой семьи и бедную девушку, и от этого будущее казалось им радужным.

Через четыре месяца после свадьбы Бонни забеременела. Их первый ребенок – сын, которого они назвали Джеффри, – родился в июне, в годовщину смерти Клиффорда Арнольда. Счастье настоящего дня смешалось с тоскливыми воспоминаниями о прошлом. Взяв первенца на руки, Кирк стоял у постели жены и не мог сдержать слез.

– Ты думаешь об отце? – спросила Бонни.

– Да, – ответил Кирк, поражаясь ее чуткости. – Как ты угадала?

– А ты всегда плачешь, когда вспоминаешь его.

– Правда? – И сам этого не подозревал за собой.

– Да, – и, глядя на мужа, она почувствовала, как комок подступает у нее к горлу.

Через год появился второй ребенок. Это была девочка, ее назвали Люси.

– Дни рождения тебе тяжело даются, правда? – сказала как-то Бонни. В последний день рождения Кирка у них произошла самая неприятная ссора за все время их совместной жизни. Кирк тогда швырнул на пол праздничный пирог, вылетел из дома и почти неделю не разговаривал с женой.

Кирк кивнул с тяжелым вздохом:

– Они всегда мне напоминают о дне рождения, который стал днем смерти.