Песня сирены - Карр Филиппа. Страница 9

Мне хотелось заорать: «Отстаньте от меня, не следите за мной и не беспокойтесь обо мне!» Однако я сдержалась и сухо произнесла:

— Я сама позабочусь о себе! Минуту я помолчала и продолжила:

— Не думаю, что после всего, что произошло, я захочу продать Эндерби!

Мое решение всех шокировало. Дедушка заявил, что неразумная девочка не может решать такие вопросы: дом стоит без пользы и поэтому должен быть продан. Бабушка, как мне кажется, была с ним полностью согласна. Ли не вмешивался и лишь сказал, что это мои проблемы, а Присцилла, конечно, стала беспокоиться. Она чувствовала, что здесь есть какая-то связь с Бо, и была разочарована, так как уже начала думать, что я покончила с прошлым.

Я послала к миссис Пилкингтон в Кроухилл передать, что я передумала. Она вернула с посыльным ключ, сообщив, что, хотя очень разочарована, но понимает, как трудно мне расстаться с таким домом.

Приближалось Рождество. Царила обычная суматоха приготовлений. Присцилла делала все возможное, чтобы заинтересовать меня, но я-то знала, насколько это трудно. Малейшая причина могла вызвать у меня вспышку раздражения, и Салли Нуленс сказала, что я «похожа на медведя с больной головой». Харриет сообщила, что она, Грегори и Бенджи присоединятся к нам: либо мы проведем Рождество в Эйот Аббас, либо они приедут в Эверсли. На последнем настаивала моя бабушка, она очень любила Харриет. Помимо всего, они были дружны всю свою жизнь, встретившись во Франции еще до Реставрации. Иногда, правда, бабушка выказывала к ней резкость, что, кажется, лишь забавляло Харриет. Каждый, кто знал историю их взаимоотношений, понял бы это: какое-то время Харриет была соперницей Арабеллы, а Эдвин Эверсли являлся отцом Ли — сына Харриет, ныне мужа Присциллы. Да, в нашей семье весьма запутанные связи. Все это произошло очень давно и, как считала Харриет, должно быть забыто, но я могла понять затаенную обиду Арабеллы. Затем Присцилла обратилась к Харриет, когда ожидала моего рождения. Можно представить, что Арабеллу обидело и это. Однако Харриет оставалась в Эверсли, и между нею и бабушкой была такая же тесная связь, как между мною и матерью или, например, между Харриет и мною. Харриет играла немаловажную роль в наших жизнях и была как бы членом семьи. Единственным, кто недолюбливал ее, был дедушка, а так как он не относился к людям, которые скрывают свои чувства, это было очевидно для всех, поэтому было к лучшему, когда Харриет уезжала.

Это было самое обычное Рождество: со святочным поленом, украсившим большой зал, с пением веселых песен, с потоками глинтвейна и пунша, с пирами и танцами под ветками омелы и остролиста.

Разумеется, здесь было и семейство Уилдерби. Крошка Кристабель была отдана на попечение Салли, и они с Эмили качали головами и ворчали о том, что в Грассленде уход за детьми хуже, чем в Эверсли.

Мы сонно сидели над остатками рождественского обеда, бокалы были полны мальвазией и мускатом, которыми особенно гордился мой дед. В этот момент Томас Уиллерби опять поднял вопрос о том, что хочет покинуть Грассленд.

— Видите ли, — сказал он, глядя на мою мать, — здесь слишком многое напоминает о Кристабель!

— Нет, вы не сможете это сделать! — воскликнула Присцилла.

— И было бы очень непривычно, поселись в Грассленде кто-либо другой. добавила бабушка.

— Мы — такое счастливое общество, — вступил в разговор Ли. — Мы, действительно, как одна семья.

Выражение лица Томаса стало очень сентиментальным. Я догадалась: он собирается сказать, что обязан своим счастьем Эверсли.

Кристабель была незаконной дочерью моего деда. Он был неукротимым человеком, именно поэтому меня восхищало то, насколько он привязан к бабушке. Как-то Харриет сказала: «До того, как жениться на Арабелле, он был большой повеса. После он резко изменился». Мне нравилось думать, что с Бо произошло бы то же самое, если бы мы поженились.

— Только нежелание расставаться с вами удерживает меня от немедленного отъезда, — продолжал Томас. — Когда Кристабель покинула меня, я понял, что, оставаясь здесь, не смогу позабыть ее, слишком многое напоминает обо всем. Мой брат в Йорке уговаривает перебраться туда.

— Милый Томас, — сказала Присцилла, — если ты считаешь, что это сделает тебя счастливее, ты должен ехать.

— Попробуй, — поддержала Харриет. — Ты всегда сможешь вернуться. — И переменила тему, она была не любительница сентиментальных бесед.

— Странно, что здесь будут сразу два дома на продажу, — сказала она. О, но ведь Карлотта передумала. Она не собирается продавать Эндерби… пока. Я надеюсь, что ваши новые соседи будут приятными людьми.

— Карлотте не понравилась будущая хозяйка, не так ли? — спросила мать.

— Почему? Она очень элегантна, не то чтобы красавица, но привлекательна, с копной рыжих волос. Меня заинтересовала эта миссис Пилкингтон.

— Пилкингтон? — воскликнула Харриет. — Уж не Бесс ли Пилкингтон?

— Ее зовут миссис Элизабет Пилкингтон.

— Высокая, с глазами очень странного цвета — топазовые, как она сама говорила. В театре про них говорили — имбирные, как и волосы. Представляю себе! Если бы Карлотта допустила это, Бесс Пилкингтон купила бы Эндерби. Она была выдающейся актрисой, я играла с ней сезон в Лондоне.

— Сейчас я поняла, — сказала я, — что она актриса. Она говорила, что у нее есть сын.

— Я никогда не видела, но, вероятно, у нее есть богатый покровитель. Он должен быть весьма состоятельным, чтобы удовлетворять запросы Бесс.

Мать выглядела смущенной и сказала, что зима, видимо, будет суровой. Ей не понравилось, что такой разговор зашел в присутствии Дамарис и меня. Ли тут же пришел ей на помощь, заговорив о своих намерениях относительно земель. Дедушка смотрел весьма язвительно, и, казалось, был не прочь продолжить тему о Бесс Пилкингтон, но Арабелла кинула на него взгляд, которому он подчинился.

Затем разговор перекинулся на политику — конек моего деда. Он яростно отстаивал свои взгляды убежденного протестанта и никогда не боялся выражать свое мнение. Эти его убеждения едва не стоили ему жизни во времена восстания Монмута, в котором он принимал активное участие, и столкнули его с пресловутым судьей Джеффризом. Эти события редко упоминались в нашем доме, но кое-что я слышала. Раньше даже намек на это мог доставить любому много неприятностей, однако сейчас все опасности миновали. С воцарением Вильгельма и Марии протестантизм был утвержден в Англии, хотя все же оставались смутные опасения, что может вернуться Яков II, и я знала, что много людей втайне приветствуют короля за морем, имея в виду Якова, который нашел приют у французского короля.

Сейчас шепотом передавали друг другу, что король Вильгельм сильно болен. У него с Марией не было детей, а после смерти Марии он не женился снова. Он был хороший король, хотя и не слишком привлекательный человек, и, когда он умрет, это даст возможность Якову вернуться.

Я знала, что это постоянный источник беспокойства как для моей матери, так и для бабушки. Они питали чисто женскую неприязнь к войнам, в которые мужчины так любят ввязываться обычно без всякой на то причины, как говорит Харриет.

Кто-то упомянул смерть молодого герцога Глочестера, сына принцессы Анны, сестры последней королевы Марии и невестки короля. Юный герцог прожил только одиннадцать лет.

— Несчастная женщина! — сказала Арабелла. — Пройти через такое! Семнадцать детей, и ни одного в живых. Я слышала, ее сердце разбито: все надежды были в детях.

— Это касается и всей страны, — сказал дедушка. — Если Вильгельм долго не протянет, единственная смена — Анна, а если у нее не будет детей, кто же потом?

— Я подозреваю, что очень много глаз внимательно следят за троном последние несколько лет, — сказал Ли.

— Вы имеете в виду из-за моря? — спросил Томас Уиллерби.

— Безусловно, — согласился Ли.

— Анна еще не стара, — заметила Присцилла, — кажется, ей тридцать пять или около того?

— Но она уже доказала, — сказал дед, — что неспособна иметь здоровых детей.