Правдивая ложь - Робертс Нора. Страница 90
Закон не позволит ей воспользоваться наследством, да оно и не понадобится ей там, куда ее отправят. В конечном счете все обернулось замечательно. Преисполненный самодовольством, Дрейк включил стерео на полную катушку и занялся программой скачек. К концу недели он станет еще богаче. Никакого риска. С надежными сведениями об одной прелестной кобылке он приумножит свой капитал.
Конечно, его спонсор еще не знает, что это только первый платеж. Спокойно можно доить этот источник еще год или два. А потом он получит наследство и уедет на Ривьеру или на Карибские острова. Куда угодно, где есть пляжи и знойные женщины.
Дрейк поднял в свою честь бокал с шампанским. «Дом Периньон» – меньшего он не заслуживает. А через два часа его ждет в клубе одна сексуальная штучка.
Счастье бурлило в нем и рвалось наружу. Дрейк сделал несколько па какого-то латиноамериканского танца, выплеснул шампанское и, ликуя, облизал пальцы.
Когда в дверь позвонили, он сначала решил не открывать, потом усмехнулся. Наверное, счастливая крошка. Кто станет винить ее за нетерпение? Ну что же. Можно начать праздник прямо здесь и сейчас.
Новая трель дверного звонка. Дрейк пригладил волосы, расстегнул рубашку и с бокалом в руке открыл дверь. Хотя на пороге стояла не счастливица, он не огорчился.
– Ну-ну. Не ожидал увидеть тебя до завтра. Ничего страшного. Совершенно случайно я свободен. Заходи. Проведем нашу сделку за шампанским.
Ухмыляясь, Дрейк отвернулся и направился к бутылке.
– Может, выпьем за Джулию? – Он налил второй бокал до краев. – Дорогая кузина Джулия. Без нее мы оба тонули бы в глубоком дерьме.
– Может, сначала проверишь чистоту своих ботинок?
Отличная шутка! Расхохотавшись, Дрейк обернулся. Он все еще смеялся, когда увидел пистолет. Пули, попавшей ему в лоб, он не почувствовал.
Глава 31
Зеваки и репортеры толпились на широких ступенях здания суда. Пройти сквозь этот строй – только первое из сегодняшних испытаний, подумала Джулия, вспоминая инструкции Линкольна. Идти быстро, но не бежать. Не опускать голову – покажешься виноватой. Не задирать голову – покажешься высокомерной. Какие бы вопросы ни выкрикивали, ничего не отвечать, даже обычное «без комментариев».
Дождь удержал бы хоть часть любопытствующих и обвиняющих внутри. Джулия всю ночь молила о дожде, но вышла из лимузина в безоблачный калифорнийский день. С Линкольном по одну руку и с Полом по другую она приближалась к стене людей, жаждавших ее тайн и ее крови. Только страх споткнуться и упасть помогал ей игнорировать подступавшую к горлу тошноту и дрожь в ногах.
Внутри было больше воздуха, больше пространства. Скоро все кончится. Ей поверят, ей обязательно поверят. Она снова будет свободна и снова начнет жить.
Прошли годы с тех пор, как Джулия в последний раз была в здании суда. Во время летних каникул ей иногда разрешали смотреть, как работают ее родители, и они казались ей тогда необыкновенно величественными. Как актеры на сцене. Может, именно тогда в ней вспыхнуло желание стать актрисой… Нет. Это было в крови. Это от Евы.
Пол взял ее за руку.
– Пора идти в зал. Я буду сидеть прямо за тобой.
Джулия кивнула, ее пальцы словно по собственной воле коснулись золотой брошки, приколотой к лацкану жакета. Весы правосудия.
Зал был набит битком. В море лиц Джулия различила знакомые. Сесиль ободряюще улыбнулась ей. Треверс с каменным лицом застыла рядом с племянницей, глаза ее горели гневом. Нина потупилась, не желая встречаться с Джулией взглядом. Дельрико сидел между телохранителями, бесстрастно изучая ее. Глаза Глории, комкавшей в руках платок, сверкали слезами. Маркус Грант обнимал жену за плечи.
Мэгги подняла голову и сразу отвела взгляд. Кеннет что-то шептал на ухо Виктору.
Именно страдальческий взгляд Виктора пробил брешь в самообладании Джулии. Она хотела остановиться, закричать, что невиновна… но пришлось пройти дальше и занять свое место.
– Помни, – наклонился к ней Линкольн, – это только предварительные слушания. На них должны решить, есть ли достаточные основания для суда.
– Да, я знаю. Это только начало.
– Джулия!
Она напряглась, услышав голос Виктора, и заставила себя обернуться. Он состарился. За пару недель годы догнали его, оставив мешки под глазами, глубокие морщины вокруг рта. Джулия положила руку на разделявший их барьер. Кажется, большее не разрешалось ни обвиняемой, ни публике.
– Я не знаю, что сказать тебе… Если бы я знал, если бы она сказала мне… о тебе, все могло бы быть по-другому.
– Виктор, значит, так было суждено. Я очень, очень сожалела бы, если бы Ева использовала меня, чтобы изменить вашу жизнь.
– Я хотел бы… – Вернуться, подумал он. На тридцать лет назад, на тридцать дней. И то и другое одинаково невозможно. – Я не мог поддерживать тебя раньше. – Виктор опустил глаза, накрыл ее пальцы своей широкой ладонью. – Я хочу, чтобы ты знала: теперь я всегда буду рядом с тобой. И с мальчиком, с Брэндоном.
– Он… ему очень недостает дедушки. Когда все закончится, мы поговорим. Все мы. Виктор кивнул, убрал руку.
– Всем встать, – объявил судебный пристав.
Шорохи, шарканье ног. Судья занял свое место на возвышении. Круглолицый, румяный, с очень добрыми глазами. Он наверняка во всем разберется, подумала Джулия.
Окружной прокурор Уильямсон оказался энергичным худым человечком, коротко стриженным, с седыми бачками. Очень загорелый. Наверное, не принимает всерьез предупреждений об опасности солнечного излучения. Глаза, в контрасте с темным лицом, казались слишком светлыми.
Прокурор начал излагать обвинение. Не различая слов, Джулия следила за его интонациями. Как проповедник на церковной кафедре… что за глупые мысли лезут ей в голову?
Она смотрела на происходящее как сторонний наблюдатель. Прокурор представил отчеты экспертов, результаты вскрытия, фотографии. Орудие убийства. Костюм, который был в тот день на ней, с похожими на ржавчину пятнами – засохшая кровь Евы.
Один за другим поднимались на место для свидетельских показаний эксперты. Какая разница, что они говорят? Но Линкольн явно придерживался другого мнения, потому что время от времени вскакивал и заявлял протесты и очень тщательно формулировал свои вопросы.
Какой смысл в словах? Фотографии сказали все. Ева мертва.
Окружной прокурор вызвал Треверс. Со стянутыми на затылке волосами, в простом черном платье, Треверс поднялась на свидетельское место, тяжело волоча ноги, шаркая, будто не хотела тратить силы на то, чтобы поднять одну ногу, потом другую. Затем она обеими руками вцепилась в сумку и уставилась прямо перед собой… и не расслабилась после первых вопросов. Когда она объясняла свои отношения с Евой, ее голос стал более хриплым.
– И как доверенный друг и служащий, вы путешествовали с мисс Бенедикт в Швейцарию в… – обвинитель заглянул в свои записи, прежде чем объявить дату.
– Да.
– С какой целью, мисс Треверс?
– Ева была беременна.
По залу пронесся шепот и не затихал, пока судья не постучал молотком.
– Она родила ребенка, мисс Треверс?
– Ваша честь, – 'Линкольн встал, – защита готова подтвердить, что мисс Бенедикт родила ребенка, которого отдала приемным родителям. И что этот ребенок – Джулия Саммерс. Обвинение может не тратить время суда, доказывая уже установленное.
– Мистер Уильямсон?
– Очень хорошо, ваша честь. Мисс Треверс, дочь Евы Бенедикт – Джулия Саммерс?
– Да. – Треверс на мгновение скосила полные ненависти глаза на Джулию. – Ева мучилась, но она думала, что делает как лучше для ребенка. Она даже следила за ней все эти годы. Она очень сильно расстроилась, когда девочка забеременела. Сказала, что невыносимо думать о ее страданиях, которые она перенесла сама.
Линкольн склонил голову к Джулии.
– Пусть продолжает. Это устанавливает связь.
– И Ева гордилась, – продолжала Треверс. – Гордилась, когда девочка начала писать книги. Она говорила мне, потому что никто больше не знал.